Показалось вдруг, что я в незнакомом городе.
Не в чужом, нет, что-то роднило меня с этой улицей, с домами, с балконами.
Особенно с их ажурными витыми решётками, выглядывающими из виноградных виньеток.
Встречные лица сделались загадочными: каждое несло на себе таинственную печать знания чего-то большего, недоступного мне по каким-то неведомым причинам и законам сегодняшнего вечера. Казалось, все они знают меня, я же не знаю никого.
Их лица были красивы в мягком сумеречном свете и сами излучали свет.
Волшебный миг перехода от сумерек к темноте скоротечен и почти неуловим. Вот- вот зажгутся фонари, флёр очарования исчезнет, прольётся мерцающий желтоватый свет на многолюдные улицы, изменит дома, деревья, лица и взгляды, и возможно, я вспомню, где я и в каком городе, и в каком времени.
В душный августовский вечер просочился аромат цветущего разнотравья. Тонкий шалфейный шлейф перемешался с теплом спелого пшеничного колоса, маковая молочная сладость едва угадывалась в пряной горечи чабреца, кружившей голову и зовущей на солнечные луга моего детства.
Низкий протяжный гул колокола вернул меня на улицу незнакомого города. Голос колокола был знаком – я слышу его каждое утро и каждый вечер, когда звонят к заутрене и к вечерне.
Поднимаю голову и вижу в темнеющем небе летящие купола Успенского собора. Сворачиваю с незнакомой улицы направо и выхожу на Успенскую и тону в ароматах солнечных лугов и полян: перед храмом продают букетики из трав. Там чабрец и шалфей, душица и пшеничные колоски, и маковые головки, и ещё много всякого, разного и душистого. Рядом продают мёд, и он тоже благоухает на всю округу.
– Берите букетики, – обращается ко мне ладная молодая жiночка в низко повязанном белом платке. – Тут все цветочки и травки, которые нужны... Я Вам сейчас соберу.
Она собирает букет-маковейчик для меня, а я угадываю: рута, мята, пшеница, овёс, душица, шалфей, чабрец…
– Да Вы все травы знаете, можете сами собрать, – улыбается она и вяжет букет соломкой, добавляя несколько маковых головок. – И маковки, Маковея же.
– Мёд покупайте, – басит бородатый мужчина, расположившийся с другой стороны. – Пробуйте: это акация, это липа, это – разнотравье. А это, – он подносит ближе ко мне баночку с тёмным янтарным золотом, – гречаный, самый полезный. Послезавтра Медовый Спас.
Мёд дома есть всегда, и свежий уже купили у добрых давних знакомых, живущих в пригороде. У них своя маленькая пасека, всего несколько ульев, но меда всегда в избытке, и они щедро этим избытком делятся. Перед ароматным живым золотом устоять не в силах. Пробую…Всё правильно в этом мёде: и вязкость и вкус богатый на оттенки, и горчинка послевкусия проступает в положенное время. Покупаю.
Иду по Успенской. Остаётся сделать несколько шагов, перейти через Преображенскую, и я на родной булыжной мостовой тихой моей Кузнечной улицы.
Иду и думаю о святых мучениках из давнего времени, из дальней земли, семи братьях Маккавеях, которые отказались принять языческую веру, так как верили только в Истинного Бога, и о том, как сплелось всё в нашем сознании, в нашей вере, в наших душах.
И о том, что есть истинная Вера и истинный бог.
И о том, как просто, оказывается, заблудиться в августовских сумерках в родном городе, всего в нескольких шагах от родной улицы.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
