Впервые имя "Слава Китик" я встретила на страницах книги Оли Ильницкой. Она вспоминала о том, как звонила кому-то в Москве, какому-то литературному или поэццкому важному "дядьке", и назвалась Славой Китиком.
Давиду Самойлову звонила...
"Дело было, в 1986 году, осенью. Нет, летом…
У Давида Самойлова в большом зале ЦДЛ – творческий вечер. Ведет его Зиновий Герд. Сижу, слушаю, думаю. И вдруг Самойлов читает то самое стихотворение, где «лучше б мальчиков рожали» несчастные поэтессы.
Написала я записку и передала. И вот Зиновий Гердт мою записку озвучил:
«Уважаемый Давид Самойлович! Разрешите позвонить Вам и познакомиться. Слава Китик из Одессы».
О чем-то пошептались Самойлов с Гердтом и я получила разрешение позвонить «Завтра, в 13.00».
Денег у меня было мало, но я решила купить цветы. Пять гвоздик получилось. Звоню. Давид Самойлов отвечает – а я ему про Славу Китика напоминаю. После паузы поэт спрашивает – Вы не мужчина? Я скромно говорю, что мужчина. А почему у вас голос такой тоненький? – Потому что я молод, хрупок и нервничаю – говорю нахально и смеюсь. Самойлов свирепо так – ну-ну, являйтесь, посмотрим!
Дверь мне открыла дама в бордовом халате. Спросила – Вы звонили?
- Я, - отвечаю. А из-за ее плеча голос раздается сердитый – звонил Китик ! И он – не вы .
- Ну да, – отвечаю, почему это он – не я? Как раз он и есть я. И разнервничалась, говорю бордовому халату – вы тоже не Давид Самойлов, - а он выходит из-за спины дамы и говорит: воя я – как раз я. А вы кто такая? Ну, я эти гвоздики даме протягиваю и говорю – это не Вам цветы. Это даме. А он мне вредным голосом – я жду Славу." (Ольга Ильницкая "Одесса - Москва")
Тогда я отнесла это к вымыслу, и вымыслом считала до той поры, пока не познакомилась с ним – с тем самым Славой – Владиславом Китиком, одесситом, моряком и поэтом.
Не так давно вышел его сборник "Мечты и очевидность", и я с радостью делюсь с вами своей радостью( с любезного разрешения автора, конечно).
Радостью от того, что на моих книжных полках, где тесно не только от классиков, но и от современников, появилась книга, которая точно будет перечитываться.
Не стану рассуждать о том, что есть поэзия, а что нет.
Оставлю эту нишу тем, кто любит сам предмет беседы о поэзии больше, нежели её саму.
Просто скажу, что читая такие стихи – радуюсь.
Тому, что где-то совсем рядом, в одном городе со мной живёт поэт, который пишет о том, о чём писала бы сама, о том, о чём хотела бы читать. Который видит так, как хотела бы видеть и вижу.
Вам знакомо ощущение тихой радости узнавания?
Делюсь этой радостью с вами.
Знакомьтесь: Владислав Китик. Был моряком, мастером, слесарем, кочегаром. Последние годы работает в одесских газетах. Стихи публиковались в местной прессе, коллективном сборнике «Горизонт», журналах «Радуга», «Работница», «Смена», Первый сборник «Встреча», объединяющий еще двух авторов, вышел в 1991 году. После этого выпустил еще несколько сборников.
* * *
Провинциального неба лазурь,
Мятных дворов петушиная дурь.
Все говорит о пришедшей весне
В мире, в котором есть место и мне.
Дремлет церквушка на пресном плацу,
Жмется старушка спиною к крыльцу
Смотрит, сощурясь, и просит пятак.
Не от щедрот подаю, - просто так.
Что ж она крестит и крестит меня
Дряблой рукою сквозь золото дня?
* * *
Частокол, бурьян, околенка,
Да застенчивые дни.
Тополь, тополь – колоколенка,
Светлый праздник прозвени.
Тем, кто просит не по случаю.
И не просит…
Потому
Всем звени - и я послушаю.
И пойму.
1 ДЕКАБРЯ
То наши души тронув, то умы,
Уходит осень, забывая вещи,
То волю усмиряя, годы плещут.
И порт приписки выщерблен с кормы.
Курортный пляж превозмогает стыд
Внимать событьям взвешенно и трезво.
Черкнув крылом, как прошлое отрезав,
Взлетела чайка в небо. И парит.
За то и ценим расставанья мы,
Что нас освобождают от иллюзий.
Висит сосулька ржавая на клюзе,
Обозначает первый день зимы.
* * *
Все глубже осени пора,
Все глуше цвет приморской флоры.
И жалко тратить вечера
На праздный чай и разговоры.
Все чаще выбираешь дни
Для слов. А для раздумья - ночи.
Туманней и длинней они,
А сны все ярче и короче.
И все реальней, чем тогда,
Когда кончается влюбленность.
И привлекает простота.
И радует уединенность.
И словно в лиственный обвал,
Я в зрелость жизни погружаюсь,
На то, что в ней не понимал,
Не жалуясь, не обижаясь.
* * *
С неслышной грустью монологов
Безадресных мы будем квиты.
И дворники сметут с порогов
Крупинки лет.
Сто раз подшитый,
Видавший времена и виды
Пиджак обнимет спинку стула.
С былой горчинкой звякнут тосты.
Я буду старым и сутулым,
А ты ворчливою и толстой.
Но мы пройдем, как прежде, мимо
Ларьков мешочного базара,
Церквушки бережно хранимой
Святой Марией, мимо старой
Казармы, - по тому же кругу,
Чтоб я, над будущим шаманя,
Опять твою сжимал бы руку
И согревал в своем кармане.
* * *
Всхлипом водостока в шуме дня
Улица окликнула меня,
Бочку арестантов наврала.
Выплакалась…
В небыль уплыла.
Мы когда-то здесь влюблялись вместе
В маттиолы дымчатых предместий,
Шли и собирали по пути,
И несли шелковицу в горсти.
Ничего, что время смыло сок
С липких пальцев и со сладких щек.
Было, что делить и что терять.
Вот судьбы двукрылая тетрадь,
Высохший сиреневый цветок
Между двух страниц.
А между строк
Перспектива улицы закатной.
Мне надежд застиранные пятна
Не свести.
Да я и не берусь.
Я и сам без просьбы оглянусь:
Где была, шелковица стоит.
То, что отболело, не болит?
* * *
Вечер, сотканный сиренью,
В городе, всегда родном,
В детстве навсегда весеннем,
В переулке продувном,
Где еще лирично пенье
Ржавых водосточных труб,
Я хотел бы, вне сомненья,
В старомодном вдохновенье
Жизнь прожить как однолюб.
Помнишь будущего блик?
Море плещется без цели.
Мы еще не повзрослели,
Мы оттягиваем миг.
Близкой тайны.
Берег….
Шлюп.
Лунное мерцанье гальки.
И под дымчатой вуалькой
Поцелуй прозревших губ.
* * *
В Одессе дождь. Струится серебро.
Промокший город хохлится зонтами.
И как до сотворенья мира – сами
Конец с началом сводятся к зеро,
Дождь…
Ночь и день сливаются в тени,
И в сумерках зеркальных – равноправны.
Все, что казалось тайным, стало явным,
Что очевидно - тайному сродни.
Размытые огни в палитре плит,
И обещаний сладкие коврижки,
И местный импресьон - почти парижский
Лишь дополняют улиц колорит
Но как бы ни увлек он, лучше все ж
Беречь свой дом от будущих морозов,
А больше - от зароков и прогнозов
Себя огородить.
Под этот дождь
Я, наконец, тебя забуду и
Привыкну обходиться без проблемы,
Без надобности возводить в систему
Твои капризы, прихоти твои.
* * *
Каждый влюбленный дождь
Мечтает стать золотым,
Чтобы к своей Данае
Проникнуть в опочивальню.
Каждый весенний дождь,
Не достигнув прекрасной цели,
Капли в горсть собирает
И возвращает морю.
…и поднимается снова
К грозовым облакам,
Чтоб в безуспешных попытках
Сознавать себя Богом.
БУКВАРЬ
Растаяла в памяти льдинка.
Опять по слонам в букваре
Читаю вопрос под картинкой:
«Кто сушит белье во дворе?»
Я помню, как выпалил: «Мама».
Как все это было давно.
Я видел потом панорамы,
Эскизы, картины, панно.
Но в них совершенство и краски
Признав, не забуду моей
Книжонки, хранящейся в связке
Среди сокровенных вещей.
Случайно я, как первоклашка,
Наткнусь на пример в букваре.
И детства белеют рубашки,
И мама всегда во дворе.
Поводя вокруг да около,
Чудотворный образ прячется
В гуттаперчевое облако,
В поволоку мать-и-мачехи,
В боль, как паутина тонкую…
За озерными разлуками
Пахнет яблоком-антоновкой,
Бабьим летом, горем луковым.
В ПОРТУ
Сочится вечер синим блюзом,
В порту вздыхают теплоходы,
И переваливают грузы
В его гостеприимных водах,
И пусть не самый мелодичный,
Но показался самым нужным,
Аккорд гудков меланхоличных
В напевах набережной южной
Цепями прогремели клюзы,
И уменьшается в пространстве
Лиловый контур сухогруза,
Привычного к непостоянству.
Лишь многоярусная почта
Осталась на плацу причальном.
Теперь понять я должен то, что
Люблю и знаю изначально.
С рожденья, с колыбели сонной.
А море смешивает краски,
Стучат товарные вагоны,
Рябят шлагбаума контрасты,
И лишь для умозаключений
Нет повода. А что попишешь?
Сочится синий блюз вечерний, -
Послушай, если можешь слышать.
ДВОРОВЫЙ СКВОРЕЧНИК
Мой дворик — четыре стены,
Скворечник напротив луны,
Есть вещи почти как событья,
Которые нам суждены,
Не просто вещей ералаш,
Хранящих безбытности блажь,
А тех, что берет себе память
Как необходимый багаж.
Скамья, желобок дождевой,
Парад парусов бельевой,
На стенах плюща позументы -
Заслуженный ранг вековой.
Летком замыкается вдруг
Крылатых теней полукруг...
Здесь будто вся жизнь уместилась
В ладонях внимательных рук.
... Мой дворик — четыре угла.
Фонарь. Голубая ветла.
От времени ветхий скворечник
Баюкает сонная мгла.
***
Ночь, как колодец, глубока,
Сырые запахи растений.
На стыках стен и потолка
Изломаны углами тени.
Известна каждая доска,
Белеет печь привычной глыбой.
Но вдруг от фар грузовика
Качнутся тени, точно рыбы.
И плавно стены поплывут.
Полутона. Полуприметы.
Я попадаю в неуют
Среди блуждающих предметов.
По изменившимся чертам
Характер строгости знакомый
Опознан явственнее там,
Где шло движенье по излому
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
