Двое в плащах разом обернулись и несколько мгновений смотрели на
Виктора из под надвинутых капюшонов. Виктор заметил только, что они молодые
и что рты у них разинуты от напряжения, а затем они с невероятной быстротой
нырнули в автомобиль, стукнули дверцы, машина взревела и умчалась в темноту.
Человек в черном медленно поднялся, и, разглядев его, Виктор отступил на
шаг. Это был больной из лепрозория - 'мокрец' или 'очкарик', Как их здесь
называли за желтые круги вокруг глаз, - в плотной черной повязке, скрывающей
нижнюю половину лица. Он мучительно тяжело дышал, страдальчески задрав
остатки бровей. По лысой голове стекала вода.
- Что случилось? - Спросил Виктор.
Очкарик смотрел не на него, а мимо, глаза его выкатились. Виктор хотел
обернуться, но тут его с хрустом ударило в затылок, и когда он очнулся, то
обнаружил, что лежит лицом вверх под водосточной трубой. Вода хлестала ему в
рот, она была желтоватая и ржавая на вкус. Отплевываясь и кашляя, он
отодвинулся и сел, прислонившись спиной к кирпичной стене. Вода, набравшаяся
в воротник, поползла по телу. В голове гудели и звенели колокола, трубили
трубы и били барабаны. Сквозь этот шум Виктор разглядел перед собой худое
темное лицо. Мальчишечье лицо. Знакомое. Где-то я его видел. Еще до того,
как у меня лязгнули челюсти. Он подвигал языком, пошевелил челюстью. Зубы
были в порядке. Мальчик набрал под трубой пригоршню воды и плеснул ему в
глаза.
- Милый, - сказал Виктор. - Хватит.
- Мне показалось, - сказал мальчик серьезно, - что вы еще не очнулись.
Виктор осторожно засунул руку под капюшон и ощупал затылок. Там была
шишка - никаких раздробленных костей, даже крови не было.--
- Кто же это меня? Задумчиво спросил он. - Надеюсь не ты?
- Вы сможете идти, господин Банев? - Сказал мальчик. - Или позвать
кого-нибудь? Видите ли, для меня вы слишком тяжелый.
Виктор вспомнил, кто это.
- Я тебя знаю, - сказал он. - Ты - Бол-Кунац, приятель моей дочери.
- Да, - сказал мальчик.
- Вот и хорошо. Не надо никого звать и не надо никому говорить а
давай-ка немножко посидим и опомнимся.
Теперь он разглядел, что с Бол-Кунацем тоже не все в порядке, на щеке у
него темнела свежая царапина, а верхняя губа припухла и кровоточила.
- Я все-таки позову кого-нибудь, - сказал Бол-Кунац.
- Стоит ли?
- Видите ли, господин Банев, мне не нравится, как у вас дергается лицо.
- В самом деле? - Виктор ощупал лицо. Лицо не дергалось... - Это тебе
только кажется... А теперь мы встанем. Что для этого необходимо? Для этого
необходимо подтянуть под себя ноги... - Он подтянул под себя ноги, а ноги
показались ему не своими.
- Затем, слегка оттолкнувшись от стены, перенести центр тяжести таким
образом... - Ему никак не удавалось перенести центр тяжести, что-то мешало.
'Чем же это меня? - Подумал он. - Да ведь как ловко...'
- Вы наступили себе на плащ, - сообщил мальчик, но Виктор уже сам
разобрался со своими руками и ногами, со своим плащом и оркестром под
черепом. Он встал. Сначала пришлось придерживаться за стенку, но потом дело
пошло лучше.
- Ага, - сказал он. - Значит, ты меня оттащил до этой трубы. Спасибо.
Фонарь стоял на месте, но не было ни машины, ни очкарика. Ничего не
было. Только Бол-Кунац осторожно гладил свою ссадину мокрой ладонью.
- Куда же они все делись? - Спросил Виктор. Мальчик не ответил.
- Я тут один лежал? - Спросил Виктор. - Вокруг никого больше не было?
- Давайте я вас провожу, - сказал Бол-Кунац. - Куда вам лучше идти?
Домой?
- Погоди, - сказал Виктор. - Ты видел, как они хотели схватить
очкарика?
- Я видел, как вас ударили, - сказал Бол-Кунац.
- Кто?
- Я не разглядел. Он стоял спиной.
- А ты где был?
- Видите ли, я лежал здесь за углом...
- Ничего не понимаю, - сказал Виктор. - Или у меня с головой что-то
почему, собственно, ты лежал за углом? Ты там живешь?
- Видите ли, я лежал, потому что меня ударили еще раньше. Не тот,
который вас ударил, а другой.
- Очкарик?
Они медленно шли, стараясь держаться мостовой, чтобы на них не лило с
крыш.
- Н-нет, - ответил Бол-Кунац, подумав. - По-моему, они все были без
очков.
- О, господи, - сказал Виктор. Он полез рукой под капюшон и потрогал
шишку. - Я говорю о прокаженном, их называют очкариками. Ну, знаешь, из
лепрозория? Мокрецы...
- Не знаю, по-моему они все были вполне здоровы, - сдержанно произнес
Бол-Кунац.
- Ну-ну! - Сказал Виктор. Он ощутил некоторое беспокойство и даже
остановился. - Ты что же, хочешь меня уверить, что там не было прокаженного?
С черной повязкой, весь в черном...
- Это никакой не прокаженный! - С неожиданной запальчивостью сказал
Бол-Кунац. - Он поздоровее вас...
Впервые в этом мальчике обнаружилось что-то мальчишечье и сразу
исчезло.
- Я не совсем понимаю, куда мы идем, - помолчав, сказал он прежним
серьезным до бесстрастия тоном. - Сначала мне показалось, что вы
направляетесь домой, но теперь я вижу, что мы идем в противоположную
сторону.
Виктор все еще стоял, глядя на него сверху вниз. Два сапога - пара,
подумал он. Все просчитал, проанализировал и деловито решил не сообщать
результата. Так он мне и не расскажет, что здесь было а может быть
уголовники? Новые знаете ли, времена... Чепуха, знаю я нынешних
уголовников...
- Все правильно, - сказал он и двинулся дальше. - Мы идем в гостиницу,
я там живу.
Мальчик, прямой, строгий и мокрый шагал рядом. Преодолев некоторую
нерешительность, Виктор положил руку ему на плечо. Ничего особенного не
произошло - мальчик стерпел. Впрочем, он вероятно решил, что его плечо
понадобилось в утилитарных целях, как подпорка для травмированного.
- Должен тебе сказать, - самым доверительным тоном сообщил Виктор, -
что у вас с Ирмой очень странная манера разговаривать. Мы в детстве говорили
не так.
- Правда? - Вежливо сказал Бол-Кунац. - И как же вы говорили?
- Ну, например, этот твой вопрос у нас бы звучал так: Чиво?
Бол-Кунац пожал плечами.
- Вы хотите сказать, что это было лучше?
- Упаси бог. Я хочу только сказать, что это было бы естественнее.
- Именно то, что наиболее естественно, - заметил Бол-Кунац, - менее
всего подобает человеку.
Виктор ощутил какой-то холод внутри. Какое-то беспокойство. Или даже
страх. Словно в лицо ему расхохоталась кошка.
- Естественное всегда примитивно, - продолжал между прочим Бол-Кунац. -
А человек - существо сложное, естественность ему не идет. Вы понимаете меня,
господин Банев?
- Да, - сказал Виктор, - конечно...
Было нечто удивительно фальшивое в том, что он отечески держал руку на
плече этого мальчишки, который не мальчишка. У него даже заныло в локте. Он
осторожно убрал руку и сунул ее в карман.
- Сколько тебе лет? Спросил он.
- Четырнадцать, - рассеяно ответил Бол-Кунац.
- А-а...
Любой другой мальчик на месте Бол-Кунаца непременно заинтересовался бы
этим раздражающе - неопределенным 'а-а', но Бол-Кунац был не из любых
мальчиков. Он ничего не сказал. Его не занимали интригующие междометия. Он
размышлял над соотношением естественного и примитивного. Он сожалел, что ему
попался такой неинтеллигентный собеседник, да еще ударенный по голове...
Они вышли на проспект президента. Здесь было много фонарей, и
попадались прохожие, торопливые, согнутые многодневным дождем мужчины и
женщины. Здесь были освещенные витрины, и озаренный неоновым светом вход в
кинотеатр, где под навесом толпились очень одинаковые молодые люди
неопределенного пола, в блестящих плащах до пяток. И над всем этим сквозь
дождь сияли золотые и синие заклинания: "Президент - отец народа", "Легион
свободы - верный сын президента", "Армия наша грозная слава"... Они по
инерции шли по мостовой, и проехавший автомобиль, рявкнул сигналом, загнал
их на тротуар и окатил грязной водой...
- А я думал тебе лет восемьдесят, - сказал Виктор.
- Чиво-чиво? - Противным голосом спросил Бол-Кунац, и Виктор с
облегчением засмеялся. Все-таки это был мальчик, обыкновенный нормальный
вундеркинд, начитавшийся Гейбора, Зурзмансора, Фремма и может даже осиливший
Шпенглера.
- У меня в детстве был приятель, - сказал Виктор, - который затеял
прочитать Гегеля в подлиннике и прочитал-таки, но сделался шизофреником. Ты
в свои годы, безусловно, знаешь, что такое шизофрения?
- Да, знаю, - сказал Бол-Кунац.
- И ты не боишься?
- Нет.
Они подошли к отелю, и Виктор предложил:
- Может быть, зайдешь ко мне, обсохнешь?
- Благодарю вас. Я как раз собирался попросить разрешения зайти.
Во-первых, я должен вам кое-что сказать, а, во-вторых, мне надо поговорить
по телефону. Вы разрешите?
Виктор разрешил. Они прошли сквозь вращающуюся дверь мимо швейцара,
снявшего перед Виктором фуражку, мимо богатых статуй с электрическим
свечами, в совершенно пустой вестибюль, пропитанный ресторанным запахом, и
Виктор ощутил привычный подъем в предвкушении наступающего вечера, когда
можно будет пить и безответственно болтать и отодвинуть локтем на завтра то,
что раздражающе наседало сегодня; в предвкушении Юма Голема и доктора
Квадриги, и может быть еще с кем-нибудь познакомлюсь, и может быть
что-нибудь случится - драка или сюжет. Вдруг заиграет - и закажу-ка я
сегодня миноги и пусть все будет хорошо, а последним автобусом поеду к
Диане.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
