***
Дети дружат с каждою звездою
Дети могут даже спрятать солнце
Дети просят злой и долгий дождик
Пожалеть их, выпустить на волю
Поясок у звезд я попросила
А у солнца - красную корону
Говорила я со злой любовью
Признавалась, что хочу на волю
Крупный жемчуг мне снизали звезды
Шапочку мне солнце подарило
А любовь меня и не слыхала
И была, как дождь, неумолима
Жаба (пер. М. Гершеневич)
Синие сумерки влагу струят постепенно.
Тянется вширь окоём золотого суфле.
Трепет берез превращается в бледную пену,
Высится тополь, чернея, в рассеянной мгле.
Яблоко ветры, как череп, сорвав, откатили,
Медленно лист дотлевает, осенний, шурша.
Дальнего города призрачно светит душа.
Белый туман клубится, подобно рептилии...
Я жаба.
И люблю я ночные светила.
Возгораются слабо
Вечерами пруды от пурпурного ила.
У бочки прогнившей
С водой дождевою сижу, и мой взгляд стекленеет;
С головою поникшей
Ожидаю мучительно, скоро ли свет околеет.
Я жаба.
И люблю я все звуки ночные.
Флейта когда бы
Тростники пробуждала речные...
Нивы звучанье -
Скрипка стрекочет, маня.
Я слух и молчанье,
Дерни за лапку меня.
От трухлявой доски
По цепочке суставчатой ввысь,
Как из вязкой тоски,
Из трясины потянется мысль.
По щебню, сквозь кущи
Скачу, словно разум, что тёмен и мал.
Ворох лиственный, плющ ли
Росой изумрудной меня омывал.
Я вплываю, дыша,
В тихий омут блаженства, ничей.
Безголоса душа
Пред цветным опереньем ночей.
Так убей же! Смогла бы
Отвратительно крикнуть в ответ:
Я жаба.
И ношу в себе самоцвет.
Уединенное (пер. М. Гершеневич)
Я облачаюсь в одиночество своё
И ничего, что рукава длинны -
теплее нет одежды, для нее
ни стёжки, ни булавки не нужны.
Мне некто одиночество скроил,
что боль и облик чувствует людей;
я в складках знак увидела, он был
таким, как шеи черных лебедей.
И пробудился взгляд внутри меня
- Павлиний глаз, что крылышки смежил -
он видит волны, что бегут, тесня
границы светлых дней и темных сил;
и увлажняют золото волос
эльфийской девы. Тянут в бездну вод.
И год, что сел на каменный утес,
как птица, в страхе дни свои зовет.
Так тихо здесь. И платье так длинно,
но будет впору мне когда-нибудь.
И рыбы опускаются на дно,
цветными плавниками бьются в грудь.
Одна луна взойдет, другая станет тенью.
Однообразны дни, и жизнь моя проста.
О, драгоценный лик, тебя венчает пенье:
синицы синей трель и черного дрозда.
Дрозд черно-бархатист, напев его разумен,
и флейты голос чист во тьме, и невредим.
Лесная дева, знай, среди замшелых гумен
сбегается зверьё к источникам твоим.
Коричневы их лбы с растущими рогами...
А у ночей твоих
павлинья красота цветет в редчайшей гамме
и шёпот или крик колеблет их.
Рептилий изумруд. И россыпь насекомых
вкруг лезвия ножа уклейки золотой.
Упадок летних сил в зеркальных водоемах,
и тишина приходит на постой.
Владения мои! В путь отправляюсь дальний;
я волхвовать могу, могу колдуньей быть.
Да будет сад цвести и зреть орех миндальный,
янтарное вино, коль захочу я пить.
Прозрачная земля, от жажды умираю!
Ты зреешь... Силы дай, чтоб я смогла понять
как ручку повернуть у врат тяжелых рая,
и снова в том саду под деревом стоять...
Сердце (пер. М. Гершеневич)
Я шла сквозь лес, плоды
сердец на ветках зрели.
И те, что болью налиты, алели.
И были недозрелые тверды.
Они с ветвей свисали,
с коричневых сучков, в лесу;
Я их качнула навесу -
лучи затрепетали.
Одно взяла, сорвав,
что явно переспело;
оно меня одело
в цветы и ленты сочных трав.
Ко мне оно взывало,
и я, робея, поняла,
что пульса жаркая смола
его переполняла.
И превратилась вдруг
в лохмотья оболочка.
И синего комочка
был еле слышен слабый стук.
Огороды (пер. М. Гершеневич)
Вглядишься, под листвою спелою
воскресный день в тени оград;
Зеленый дом с панамкой белою
опутал дикий виноград:
В беседке девочки, солдаты,
подсолнухи вокруг смеются;
под солнцем яблоня, томаты,
малины куст, и розы вьются.
Средь этой роскоши на грядке -
малыш, в коляске развалясь,
вздымает розовые пятки,
и рубашонка задралась.
Трагическая развязка (пер. М. Гершеневич)
Тигр ежедневный путь свой отмеряет
за шагом шаг.
Порой под вечер голод утоляет;
он здесь чужак.
Решетки сталь: за нею мир бесплотный
со всех сторон;
удар и крик, и мрак зимы холодной -
всего лишь сон.
Идет домой: забыв язык свободы,
скользит на свет.
И клетка мстит ему в момент ухода,
кидаясь вслед.
В немой тоске он вспыхивает ярко:
то боль была.
В полосках сажи золото огарка
свечи, сгорающей дотла.
Большой фейерверк
Большой сегодня вспыхнул фейерверк
И сотни ярких звезд, что к небу рвались
В силки кромешной темени попались
А ночь долга
Я, прислонившись к дереву, стою
Искрится пруд. И кажется, что снова
Я вижу капли ливня золотого
А ночь долга
Я в легком платье. И меня знобит
И лепестки цветов по тихой глади
Легко плывут, как розовые пряди
А ночь долга
Я сяду на скамью. Сожмусь в комок
И слышно мне, как тихо прошуршали
Змея в траве, и вытянула жало
А ночь долга
Ме рук окоченевших не согреть
Из черноты проступят на мгновенье
Причудливые, странные растенья
А ночь долга
Сомкнулись веки, а на дне глазниц
Зеленый и багровый цвет таится
И бликов солнечных мелькает колесница
А ночь долга
Уже давно закончен фейерверк
Протяжный бой часов меня разбудит
Напомнит мне, что впредь тея не будет
Ты не придешь
Заброшенная
Не ждала такого запустенья
Смотрят вещи на меня сурово.
Ощетинясь от прикосновенья,
Печь ладони мне спалить готова
Кресло на пол старый плащ швырнуло.
До чего же окна мутноглазы.
Исподлобья на меня взглянула
Мертвая сирень из темной вазы
Стол и стул, и коврик, тот, что вышит
Мною был старательно когда-то,
Шкаф в углу - и он враждою дышит
Словно я пред всеми виновата.
И любой предмет меня дичится
Вещи говорят:"Ты здесь чужая"
Зеркало поблекшее бранится
Отраженье в злости искажая
И клубок лиловой шерсти рвется
Вон из рук назло повиновенью.
...Все, что нами всуе предается
Нас самих потом предаст забвенью
Некролог
И я умру, как многие другие.
Разравнивают грабли пашню лет,
Вписав меня в комки земли сухие,
Бездетная, умру я в дни глухие,
Устало глядя лысым тучам вслед,
Раскинув руки...Никакого эха.
Я кончилась. Была - и нет меня.
Движенью городскому не помеха,
На перекрестке нищий, словно веха.
Худые горсти...Лишь на склоне дня
Упало в шляпу солнце, как монета.
Картошки за него не продадут.
А я сыта и в холоде согрета.
Страсть, ярость, гнев бушуют морем где-то,
Чтобы шумела раковина тут.
Да, прахом стану я, на все согласным,
Вы, соль земли, и после смерти - соль.
Торгаш с глупцом - в довольстве безучастном,
А вы безмолвно ждете в свете красном
Неумолимо тихие, как боль.
На бледных пальцах ржавчина решетки.
У скольких нож под сердцем не погас.
С добычей вор, у идиотов - плетки.
Меня растопчут грязные подметки.
Я прах, и все-таки я знала вас.
Была я вашим зеркалом увечным.
Лелеял вас мой слишком хрупкий лик.
Ах, что я вам, и в смерти безупречным,
Вам, вашим дням неизгладимо вечным,
Тогда как я - песчинка, проблеск, миг?
Я - глина, я - податливое тленье.
У вас в руках я форму обрела.
Что вам я в строгом вашем отдаленье,
Что сердце вам и все мои моленья,
Что губы вам и вся моя хвала!
это всё, что мне удалось найти в книгах и инете. если у кого есть еще переводы - поделитесь, пожалуйста
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
