В ровно закатанных снегом полях и улицах,
И в одинаковых зеркалах-окнах
Хрупко и подвенечно зима крутится,
Чтобы растаять в каменных водостоках.
Чтобы сожгли соломенную красавицу,
С бубном, метлой и сажей ее топтали -
И на молочном платье зола останется,
Как оборот достоинства у медали.
Кроме нее - никто весной не поранится,
Глядя в упор, преодолев робость -
Как с ледяного профиля слезы катятся,
Сглаживая его в круглую незнакомость.
И по углам домов, по глазастым стенам,
Затканным в белый хлопок - фатой спрятав,
Полетят, как клочья горелого сена,
Оттаявшие вороны и воронята.
В ямках под каблуками, в тепле курток,
В жарких щеках и вырезе рукавицы,
В злой худобе грачей и развалке уток
Смилуется стерильность ее больницы -
Примет невеста жало и яд солнца,
Освободится, выплакав все наружу,
И непременно всхлипнет и улыбнется,
И рассмеется, что превратилась в лужу,
Станет смотреть, как тают ее ладони,
Как опускается куполом в воду юбка,
Как размывает Таврический сад корни,
Чтобы набить льдом пустоту желудка.
Когда разноцветная пляшет повсюду ярмарка,
Даже в норвежском кружеве гор Грига -
В самых разгрызенных недрах сердечного яблока -
Нежно хранится только одна книга.
