О природе чудесногоКогда мне было пять лет, мир вокруг меня был чудесен по определению. В нём с легкостью уживались недопустимые вещи: на одном лугу мирно паслись брюхастые деревенские коровы и белоснежные единороги, в тёмном холодном склепе попискивали разжиревшие к августу мыши и деловито постукивали кайлом крошечные, размером с мизинчик, гномы. Спускаться в склеп было непросто — сама мысль о переходе из тепла в холод, из света — во мрак, из яркого лета — в потустороннее внесезонье вселяла трепет. Но бабушка пекла оладьи, которые были положительно невозможны без клубничного варенья — поэтому я плелась, обмирая, к насупившемуся погребу, который бабушка и дед называли чарованным словом "варыння", и скрипучая, обитая войлоком дверь открывала мне вход в преддверие тёмного царства. В тесном "предбаннике" в старых скособоченных корзинах едва слышно вздыхали в ожидании скорой казни прошлогодние съёжившиеся корнеплоды — по вечерам дед засыпал их в большие закопченные чугуны и ставил в печь, чтобы наутро бабушка, ловко орудуя то ухватом, то неким, безусловно, сакральным предметом под названием "чапела", извлекала тяжеленные посудины, полные распаренного до состояния лавы варева. Эту ужасную еду с жадностью пожирали свиньи, жившие в старом сарае. В общем, мир был наполнен бессчётным множеством вариантов. Я по сю пору допускаю, что возможно всё — но с определенными оговорками. Тогда же, в эпоху обязательной вечерней кружки парного молока и карамели "подушечки" в газетном кульке, каждую субботу приносимой дедом из сельпо, ещё не было аргументов, способных объяснить мне мир с рациональной точки зрения. Он был чудом, правда, не всегда хорошим. Но ведь никто и не обещал, что чудеса будут только светлые, верно? В тот год под моей кроватью нежданно-негаданно поселился... Да-да, именно тот, который не к ночи будь помянут. Не помню, кто первым сообщил мне об этом — кажется, старший брат. Лёжа в темноте без сна и слушая, как едва слышно чёрт копошится где-то между стенкой и плинтусом, я лихорадочно пыталась понять, с чего вдруг он решил завестись именно под моей тахтой — отчего не под кроватью Серёжи, например? Путем длительных размышлений я пришла к выводу, что брат уже большой, подкроватного чёрта не боится, поэтому с лёгкостью может его отловить и одним щелбаном отправить куда подальше. Разумеется, чёрту это не интересно. Подтверждая мои мысли, мелкая нечисть возилась активнее и даже, кажется, попискивала — возможно, то были приглушённые чихи. Будучи девочкой вежливой, я на всякий случай желала ему доброго здоровья. Собственно, больших проблем нежданный квартирант не причинял, поскольку по негласному договору между детьми и междумирными особями не имел права вылезать из-под кровати, заводиться под кроватями взрослых, портить вещи, таскать за волосы и пугать каким-либо иным способом, кроме хватания за лодыжку беспечного или зазевавшегося дитяти, имевшего неосторожность стать возле кровати. Зная об этом, я, что называется, работала на опережение. После вечерней гигиены, облачённая в медвежачью пижамку и обязательные тапочки, выходила из ванной, сосредоточенная, как Наполеон перед битвой при Ватерлоо. Тапочки снимались перед входом в детскую — позже могло бы быть слишком поздно. Два летящих шага освобождёнными ступнями, толчок, краткий миг полёта — вуаля, я в безопасности и готова слушать вечернюю сказку. Через две недели ритуал был отработан до автоматизма, сбои были исключены. Чёрт нервно скрежетал зубами и давился комочками пыли, но ничего не мог поделать — нарушать договор было себе дороже. Судя по всё более робким шорохам, зверь мельчал и сох от тоски. Я готовилась праздновать скорую победу. Однако, "не говори "гоп", пока не перескочишь". Вот-вот. Народ зря не скажет. В тот вечер, вследствие сложных внутрисемейных рокировок, я была перемещена в родительскую спальню и назначена спать под боком у тёплой и тогда ещё ласковой мамы. Такое счастье в последнее время выпадало нечасто, нужно ли говорить, что я была всецело поглощена предстоящим блаженством? Впрочем, это не помешало мне провести обычный ритуал. Сложно сказать, на чём я прокололась — возможно, не учла размеров родительской спальни. Как и в любом провале, причины уже не столь важны, поскольку плачевный результат, как водится, заслонил собою небо. Ну да, я буквально света белого не взвидела, когда после традиционного разбега и толчка (увы, пришедшегося непозволительно близко к кровати), ощутила, как вокруг моей лядащей лодыжки смыкается горячая ладонь подкроватного чёрта. Кажется, я кричала. Похоже, поначалу это был ультразвук, поскольку в квартире сверху истерически завыла собака. Потом я точно кричала — точнее, орала сорванным голосом — потому что на мои невразумительные вопли прибежала даже соседка из квартиры напротив. Потом меня долго отпаивали водой, я пыталась пить, зубы выбивали дробь по краю кружки, и это было даже забавно. После, когда буря немного улеглась, и я передумала немедленно помирать от пережитого ужаса, из-под кровати был извлечён для проведения пристрастного дознания мой брат. Вид он имел крайне неловкий и насупленный, поскольку знал, что все грядущие кары уже написаны на его челе аршинными огненными буквами. Не знаю, что меня поразило в этой истории больше: сам факт вероломного нападения или же не менее вероломное превращение чёрта в брата. Одно доподлинно известно — с той поры я стала крайне критична в оценке достоверности чудесного. Впрочем, это не помешало эльфам и дальше зажигать светлячков, а гномам — продолжать вылазки в склеп. Думаю, они и сейчас рядом, только я, к сожалению, с годами вижу всё хуже и хуже. © Copyright: Ирина Валерина, 2016 © Copyright: Олег Краснощёков, 2016.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
