Нос По Ветру
в сиротском остове мы станем играть в дочки-матери -
корявое днище, сгоревший песок, утроба в сосновых пелёнках -
или в матери-и-отцы, в безнадёжно рваные скатерти
завернув наши планы на мировое господство, залив зелёнкой,
чтобы реанимировать или просто обеззаразить,
здесь и день, и ночь одинаково крепко просолены, пахнут рыбой,
пахнут ветром в височных прострелах, в распятых пастях,
а на палубе вьются петли и корчится гнилью дыба.
карта к карте рубашкой, за бортом - лунное кладбище,
сталкивают нас кольца юпитерианские лбами, невидимки,
их с земных побережий не отыскать, не отважиться
прыгнуть молча в тёмный колодец с лиловыми водами, зимний
ледовитый настил пробивая простёртыми пальцами.
на ночных рубежах наши нервы - сплетенья медузьих щупов,
и растянутый бриз входит в горло гвоздём из распятий,
из нутра вышибая привязанность к мраку и страх просыпаться утром.
по утрам всё изломано и покалечено светом.
ни драмы в контурах тел, ни азарта в углах корабельных трюмов;
и осколки, и рваные карты, чешуя на табакерке,
крысиные шкурки, винные лужи - выцветают в солнечном шуме.
но так важно дождаться рассвета, всклокоченных пятен,
наползающих на деревянный настил вместе с кружевом тонкой пены.
дождаться, взглянуть: было ли впрямь - иль спятил,
наглотался цветущей воды, добился от ближнего измены,
стилета между лопаток, убит, растерзан,
и кровь за бортом, и днище горелое - это твоих рук дело,
ты столько раз был оправдан и снова резан -
до чего доводит округлость земли и стабильность пределов.
мы будем кострами на суп кипятить прибой.
мы будем плыть к горизонту, теряя мачты и маяки.
ветра и моря хватит на жизнь с лихвой,
а дальше - неважно, быть на вершине - значит быть на мели;
здесь столько присыпанных пылью имён и дат,
столько выжженных пятен-пророчеств о том, как всё стояще, но безнадёжно,
и это настолько не страшно, что никак назад,
настолько не больно, что мы, пожалуй, будем жить, пока можно.
http://stihi.ru/2010/08/28/3182
_
проходи мимо, распластывай сдачу по плоским столам, по круглым сводам: рука могла протянуться иначе, на голову - не упасть подкова,
а ты говорил, что это счастье, что честность лечит дурные души. ох, небо, все с одного причастья черпают силы брести по суше,
и - небо, знаешь, лихие камни - не только повод наесться грязи.. на них сбивают полозья сани, по ним же лезут к истокам мрази,
но грязь съедобней твоих починов, огромных, светлых (чужих и лишних) - рывками мы, остриями клинов вгрызались в тело полотен вышних,
и бога не было за туманом, как ночи не было за восходом. мы всё тебя принимали главным, а ты кормило нас непогодой,
и, если честно, мы так устали, - дороги в тёрне, в ухабах воздух, дышать тобой невозможно в гари, в ожогах тлеет твоё господство,
ты видишь путь наш мазком коротким, твои сюжеты - прямые доски, но от зари и до крышки гроба к зигзагам тяга нам сверлит кости.
мы не умеем обороняться и драть когтями ветров теченья, с тобою быть - значит оставаться в одной хибаре с одним знаменьем,
и сдохнуть перед пустым порогом. бывает грязь побелее хлеба. ты не даёшь ни руки, ни бога - и мы уходим к другому небу.
http://stihi.ru/2010/08/14/7201
_
По-слоновьи, по-черепашьи забредает душа в подъезды. Заблудилась во дне вчерашнем, - слишком лёгок, неровен, резок; на станке не подпилишь толком: нож соскальзывает с гортани, а гортань кричит старым волком, хриплым, сонным, что все пропали.
Что не хватит руки и сердца с ходу в сектор вписаться рынка, а за стойкой там - как за рельсой: шпалы давят тугую спину, всякий свет означает гибель, нет сил вдаль глядеть с болью в шее.. Поезда проносятся мимо, душно сталкивают в траншею, а в траншее как будто - битва, крокодилы бока щекочут.
Если право - числитель бритвы, в знаменателе - слово "хочет".
Режет хуже алмазных рёбер распорошенная возможность быть немножко стройнее в робе и наглее в дверях немножко.
Быть немного честнее там, где нереальности нет пространства: залезать в доверие к банде и кропать под прикрытьем стансы.
Всяк уходит, надувшись гордо, мелочь благ приняв в искупленье, мол - прощаю, держать зла толку нет на мир, столь погрязший в тлене..
Завернуться бы в плащ дорожный, плечи жадные свить сумою;
звенья лет поизбили ножны, слёзы поистекли водою, даже, вроде бы, кровь преснее, голос тише да взгляды реже.
Высь небесная ветром веет, под стопой океан безбрежный,
и хомут в руках - недоделка, и слова - излишни и лживы, когда истина - в старой ветке, обрамляет травой могилы, и в несущихся в пропасть флагах, и в спокойно лежащих нивах, когда всюду - одна лишь правда, прямо ли или косо-криво;
в коридорах, в затрубах, в драках, в подзаборье лениво-скользком, даже в мусорных грязных баках, даже в мелких чужих посольствах..
Просто - что-то на ней надето - бестолковое и лихое, что с такою правдой кареты впору грабить, не мучась боем: тише, легче, а ночь туманна, нет врагов, и героев - тоже.
Есть бредущие караваны - и кинжалы в им тесных ножнах.
(Хочешь - значит, обороняйся; мы терзаем, потом пригреем, и тогда - валяй, оставайся, походи вдоль обочин зверем, порычи на ночные степи, нахлебайся дождей холодных; мы всегда или просто дети, или психи с душой голодной.)
http://stihi.ru/2010/07/09/3960
_
оставь мне сотни тысяч отрезков в копоти гнутых зеркал,
обрывков янтарной кожи на срезах потеющего стекла,
в них отраженьем войди, многолико тёмные губы открой
недостижимой насмешкой: разлито по всем бокалам вино,
свечи чадят, полыхают глумливо под сквозняк из тощих рам.
сделаю я из призраков стылых - из тебя - талисман.
нарисуй карту прежних затмений (город без света как лес),
вмятин ковровых от наших коленей, взглядов застенных повес,
проб акварели на стыках обоев, эха дыханий в висок,
карту-маршрут неприлежного боя.. картам неведом их срок.
переживёт от конца до начала нас вуаль тонкой игры.
ты тёрла пальцы, карты сдавая.. не покидай мои сны.
не откажись быть искрой, откровеньем, лучшей из многих идей,
пагубной страстью черпать вдохновенья в жалящей дёсны воде,
жаждой впитать в себя холод и страхи, переварить и изъять..
знаешь, за мной всюду следует плаха. вот чего не потерять.
будь ею тоже, заточенной, гибкой и нерушимой как твердь,
чтоб, очарован резною улыбкой, я забывал, что есть смерть.
оставь мне иглы в мотках цветных ниток, сломанный грязный каблук, -
наша бутылка ещё не распита, - от днища чайника круг,
зубную щётку в шатком насесте.. дай мне тебя обнять.
как легко было под кайфом от "вместе" всё это не замечать.
ни телеграмму не выбить в эфире, ни.. а - подать рукой.
дай прикоснуться..
глухая квартира.
кто-то из нас неживой.
http://stihi.ru/2010/04/22/179
_
порывы к фарсу усмиряются первыми вскрытыми реками.
снег снизошёл, мир раскатался пластом, вытянул крылья -
маслом по корке холстов хлебных, глаза скрыты веками -
дельфиньи глаза ледяных полюсов скрыты стынущей пылью.
мир тонкостенен, он жмётся к груди и кормится молоком,
он расшатан, как мост над прибоем из старой легенды;
кобылица растит себе перья, чтоб обернуться орлом:
мир слишком прилипчив, смыкается финишной лентой,
бантом на ключицах - повязана и оскудела, вот и вся недолга,
а хотела - летать, высоко-далеко, грызть плоть новорожденных вихрей,
да поторопилась оторваться от земли - взметнулась дорога
океаном, свёрнутым на оси, захлестнула на вдохе, крепко вцепилась в гриву, -
лети, если можешь, но где тебя ждут с протянутой чашей, гнедая,
где ты лелеешь приют в тайне от выкормышей своих?..
моря вырождаются в бури, шпалы в холмы прорастают,
рельсы затянуты яблочным соком, ржавым туманом тоски;
крюком-гарпуном за позвоночник, пристёгивая карабин,
мы будем падать вместе, считай, я клещ,
считай, огнекрылая, я как доспехи, как гарпия на груди, -
непроходимая дорога, путь, лабиринт, вещь,
ты можешь меня подарить - но как дарят клеймо, как отрезать кусок от себя?
улетай; тебе будет лишь чуть тяжелее со мной, надо выдернуть корни шпал,
и я разойдусь дурманом, как растворённая нить путеводная, как сама земля,
я буду всегда вокруг - самым верным из твоих детей.
http://stihi.ru/2010/04/22/154
_
это не боль, не обрывочность проводов,
нависавшая с крюков настенных призывной петлёй.
это не страх и не мираж, и не подвох, -
мы когда-то были на "вы" - три минуты - с тобой -
это отдельность историй, ветвление взглядов,
свет до которых сгибает планету ударом под дых,
это - вчерашняя - сбыточность перегаров,
ссадины от всего, к чему ещё не привык,
и способность переварить это всё: новый цвет стекла,
новую огранку горных гряд, уложенных в мостовые;
то, что сказка обычно кончается как беда.
то, что мы - слишком ломаные кривые,
то, что бьют нас орудиями труда и жизни,
усыпляя нагнувшиеся с поцелуями небеса
и валя их на головы цельной стеной плача-тризны,
протирающей звёзды через сухие глаза.
это всё - огнедымность пожаров под сонным ливнем,
вязкость смутных идей, чавкающих под сапогами;
это всё, что мы неочищенным, истинным - примем, -
жёсткость взглядов твоих на моё слишком лёгкое знамя.
это не боль. просто горечь проклюнулась в гари.
просто там, где пожар, - то земля расцветает углём,
и мне чудится в светлой закатной стекающей дали:
если выживу рядом с тобой, - пережить смогу всё.
http://stihi.ru/2010/04/21/2703
_
Начинается сказка с трона. Вот флаконы с зельями в ряд.
Темнота и узлы короны кислотой на висках шкварчат,
пригвождают к унылым рамам прорезь ширящихся зрачков.
За холстом и стеною дамы ищут принцев и дураков.
И обитые шёлком стены в полусрезе её лица..
Слишком тощие гобелены. Слишком муторно ждать конца.
За оправы алмазы сбиты дымной серостью дней и зим.
Всё излишнее давно слито: опустели и сны, и нимб,
и не видно в ночных задворках резких бликов на остриях.
Очертаньями стоп и горла полумрак коридора смят
в объём недогоревших писем, в неприкаянность злых оков -
это призраки прошлых жизней наполняют моё гнездо.
У меня и полог, и ставни, и замки на дверях комодов.
Я рублю топорами камни - топоры уходят как в воду,
пропадают в раю застенном, где рояль украшает голос;
приникаю к шелкам и вены дрожат в такт, как созревший колос
на ветру её тёмно-синем, под ладонью её неспешной.
Говорили в лугах полынных, что любовь не бывает грешной.
Плещут ласточки свои трели в опрокинутый бокал неба,
и по стенам хрустальным в щели истекает к нам его нега,
предрассветных полей усталость, уют горных гряд прикорнувших.
После жизни я здесь останусь. Ведь роса остаётся с сушей.
После жизни и я приемлю, что гнездо моё свито ветром..
Вот вам трон. Вот флаконы с верой. Вот холсты, а за ними - мера
моих спичечных поражений, моей каждой голодной ночи, -
этот голос - воображений -
и рояль ещё, между прочим.
После ночи как после жизни: солнце мажет зрачки зелёным,
её цвет отдавая тризне.
Мне не страшно.
Я тебя помню.
http://stihi.ru/2010/03/07/4160
Другие статьи в литературном дневнике:
