История одной колыбельной

Аннабет Ройсс: литературный дневник

“Колыбельная” (“Schlaflied”), о которой шла речь в предыдущей записи, и где Рильке забывает свою “идеальную оболочку” дома:


Станешь ли спокойно спать,
если ты — моя утрата,
липового аромата
не смогу тебе собрать?


Если я проснусь не здесь
со словами, как ресницы,
чтоб смахнуть с твоей ключицы
эту солнечную взвесь.


Если так, наедине
с полусном, что дышит пряно,
с тонкой горечью бадьяна
оставайся в тишине.



“Возмутительно! — негодующе воскликнули переводчики. — В вашем переводе великий, божественный Рильке выглядит законченным эгоистом!”. И как вывод — так нельзя, ведь это нетолерантно, недемократично и нарушает права женщин…. Но так написано в подлиннике. Там есть один нюанс перевода с немецкого на русский, который можно уловить, лишь в целом воспринимая образ и мелодию этого стихотворения. “Так это не переводится”, — продолжают настаивать коллеги. А что у Рильке сплошь и рядом подобные языковые прибамбасы, всем как бы до лампочки. Но главное не это. Здесь Райнер пишет от лица себя-человека, не “божественного Рильке”. И пишет даже не Райнер, а Рене, которому нужна женщина, способная раствориться в любви к нему. “А если ты не такая — иди в сад”. Чёткая и ясная мужская позиция Рене, превосходно выраженная поэзией Райнера.
Нет ни одного перевода “Колыбельной”, кроме этого, где не наблюдалось бы смысловое и образное расхождение с оригиналом. Переводчики (а в переводческой практике копирование друг друга распространено не меньше, чем среди стихотворцев) упорно продолжают трактовать эти стихи Рильке с уклоном в “божественность” автора, т. е. никакого мужского эгоизма. И образ “Колыбельной” рассыпается в этих неправильных переводах. Они выходят неуклюжими, угловатыми, шероховатыми, нелогичными, тогда как у Р. поэзия поёт и переливается, как фонтан на солнце. Такая вот история одной колыбельной.
Когда работала редактором, пыталась объяснить им, что поэзия Рильке — это поэзия парадоксов, как и Поэзия вообще. И поняла, что напрасно трачу силы и время — они всё равно будут и дальше делать “своим”, приглаживать и “причёсывать” на доступный им манер удивительного поэта, понять которого просто не в состоянии.
Грустно.


Эти записи, по-моему, через трое суток исчезают со страницы, если не добавлять новые. Но исчезают не бесследно, а плюхаются в какое-то подземное озеро стихиры и ждут там до времени. Если сохранить ссылки на них, можно перечитывать при желании.



Вчера, перед грозой, так вились ласточки… Низко, звонко, стремительно. Я подумала, что они радуются, хотя на самом деле они, наверное, прозаично гонялись за мухами.)
Несмотря на постоянную тревогу за тебя, в той области сердца, где, если что не так, обычно трезвонят ледяные колокольчики — светло и тихо. Надеюсь, что оно как всегда знает что-то такое, чего не знаю я, и что ты с ним заодно.



Другие статьи в литературном дневнике: