Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 3

Приведя цитату из "Воспоминания о Пушкине" о "внутренних событиях" жизни поэта, которые выразились в его "стихотворениях", я должен сделать несколько пояснений. Первое касается уже, собственно, самого этого слова: "стихотворения". В их числе анонимным автором называется, прежде всего... поэма "Руслан и Людмила"! Но это словоупотребление - аутентичное пушкинскому: даже роман "Евгений Онегин" (в предисловии к изданию первой главы) Пушкин так и называл - "большим стихотворением".

Далее, нас приводит в оторопь эпитет, которым характеризуется поздняя лирика Пушкина: ни много, ни мало, это... "безличность"!!! Я уделил некоторое внимание этому парадоксально эпатирующему определению в финале статьи "Пушкин и Тютчев". В современной нравственной философии - это тяжелейшее клеймо; в статье "Галатеи", видимо, это - явление ди-а-ло-ги-чес-ко-е: автор статьи 1840 года относится к поэзии Пушкина не непосредственно, а сквозь призму (как сказал бы М.М.Бахтин) безапелляционных, однотонно-серьезных суждений других ее воспринимателей.

Возможно, что мы и в этом случае имеем дело с той же загадочной, дружественно-враждебной полемикой с Белинским, которая указывает на кровное родство статьи "Воспоминание о Пушкина" с эпистолярием Баратынского (о чем говорились во второй главе нашей работы о стихотворении "Воспоминание"). Быть может, это - не что иное, как задорная, пародийная парафраза солиднейшего, гегельянского эстетического понятия "объективность" (поэзии, искусства), - понятия, на "ура" принятого в это время воинствующим "гегельянцем" Белинским, против которого, напомню, ведется шутливая полемика на страницах этого московского журнала.

Наконец, необходимо уточнить ссылку на одно стихотворение: "последняя элегия, пропевшая унылым голосом его земные страдания". Имеется в виду либо стихотворение "…Вновь я посетил" - оно, под заглавием "Опять на родине", было включено в 9-ом томе посмертного собрания сочинений Пушкина в раздел "Последние три стихотворения А.С.Пушкина". Либо, что более вероятно и подходит под описание, - незаконченное стихотворение "Пора, мой друг, пора! покоя сердце просит…", распространявшееся в списках среди московских читателей и долгое время считавшееся предсмертным произведением Пушкина (см.: Бартенев П.И. Из стихотворного сборника старого времени. 3. Одно из последних неизданных стихотворений А.С.Пушкина // Русский архив, 1886, № 9. С.126).

Впрочем, убедительной датировки оно до сих пор не имеет, хотя теперь и относится (столь же произвольно) уже - к началу 1830-х годов. Но обратим внимание, что сказанное в статье "Галатеи" об "унылом голосе, пропевшем его земные страдания", - находится в полном противоречии с тем, что говорится здесь же... о "последней эпохе жизни поэта", о его "безличности". Это показывает, что автор рецензии знал об ошибочности распространенной в то время датировки элегии, о том, что она не вписывается в позднее творчество поэта! А следовательно – автор этот должен был принадлежать (в отличие от издателя журнала – Раича) к ближайшему пушкинскому окружению.

Любопытно теперь будет посмотреть, как эти рассуждения автора "Галатеи" (будем уж, без обиняков, считать его за одного человека) о великих поэтах – Пушкине и Шекспире – включаются в полемику вокруг фигуры Александра Македонского: оказывается, что "мерзости" и "слабости", которые ведут к осуждению героя истории, служат, напротив... к оправданию поэта! Об этой странной противоположности напоминает образ зеркала, присутствующий и в том и в другом фрагменте: в одном случае читатели, как в зеркале, видят себя в персонажах Шекспира (совсем как в эпиграфе к гоголевскому “Ревизору”!), в другом – поэт видит себя в своих произведениях, как в зеркале.

А ведь этот образ в "Воспоминании о Пушкине" – уже отсылает к стихотворению "Воспоминание" (стихотворению, кстати сказать, оказывавшему магически притягательное действие на Льва Толстого): "И с отвращением читая жизнь мою..." - то есть в свитке воспоминания, как в зеркале, как в "Черном человеке" Сергея Есенина!

Разрешение увиденного нами парадокса в оценках поэта и персонажей, быть может, надо искать тоже в поэзии Пушкина. Стихотворение так и называется: "Герой". О его принадлежности Пушкину, как и о тех рукописях, которые Баратынский читал и которым "изумлялся" в Петербурге, стало известно незадолго до публикаций 1840 года, поскольку оно было напечатано в 1831 году анонимно и о тайне его происхождения было известно одному лишь тогдашнему конфиденту Пушкина – М.П.Погодину. Эту тайну он смог раскрыть только после смерти поэта; а если бы не раскрыл?!..

Оставь герою сердце! что же
Он будет без него? Тиран!

– восклицал один из собеседников в этом стихотворении-диалоге, протестуя против депоэтизации образа Наполеона. Депоэтизации, родственной рассмотренным нами в начале последней главы инвективам в адрес бессердечного Александра Македонского, а это родство выразилось уже в антинаполеоновских рассуждениях современника Пушкина и Баратынского, поэта и мемуариста А.Ф.Раевского, в параллель приводимых там же. Наличие/отсутствие "сердца", добавим, - это именно то, что различает положительных и отрицательных героев "Войны и мира": Бориса Друбецкого и Николая Ростова, Андрея Болконского, устремленного взором в "серое, но все-таки неизмеримо высокое небо" над Бородинским полем, и... того же "посматривающегося в зеркало", карикатурного Наполеона.

Развенчание героических персонажей Шекспира в рецензиях "Галатеи" сопровождалось в этих же самых материалах встречной апологетической аргументацией, вновь напоминая о полемике вокруг фигуры греческого завоевателя.

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.01.2010. Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 3
• 21.01.2010. Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 2
• 20.01.2010. Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 1