Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 2

Теперь перейду к воспроизведению выдержек из публикаций "Галатеи" - тех, которые были исключены из текста статьи.

Приведя цитату из рецензии на шекспировскую биографию, я обратил внимание читателя на то, что одно место в ней представляет собой... по сути дела сокращенный наполовину пассаж из пушкинского письма 1825 года по поводу уничтоженных дневниковых записок Байрона. Или, можно сказать, что Пушкин в том письме... самым прямым образом оппонировал (толстовскому!) мнению о шекспировских "титанах", которое будет высказано в рецензии, напечатанной в журнале "Галатея" в 1840 году! Судите сами. Автор рецензии пишет о героях трагедий Шекспира:

"...Шекспировы герои точно наводят вас на то, чем может быть человек; но сами они так же слабы, так же ничтожны, такие же люди, как и мы..."

Полный текст пассажа из пушкинского письма Вяземскому:

“Толпа жадно читает исповеди, записки (etc.), потому что в подлости своей радуется унижению высокого, слабостям могущего. При открытии всякой мерзости она в восхищении. «Он мал, как мы, он мерзок, как мы!» Врете, подлецы: он мал и мерзок – не так, как вы – иначе”.

"Подлецом", натурально, в этой ситуации оказывается... "оклеветавший" героев Шекспира автор рецензии в "Галатее"...

В письме Пушкина "могущая" личность, Байрон, оказывается как бы - раздвоенной: с одной стороны, он (она) "мала", "мерзка", как и любой другой человек. Чрезвычайно любопытно отметить, как "проговорился" - случайно или намеренно - уже не безымянный автор "Галатеи", а Баратынский в своем предисловии к "Наложнице": "Рассматривая литературные произведения по правилам наших журналистов, всякую книгу найдем мы безнравственною". Правила эти состоят в том, чтобы осуждать книгу, в которой выведены безнравственные персонажи. А Баратынский утверждает... что невозможно изобразить иного персонажа, кроме как "безнравственного"! Что всякий человек - безнравственен, сама природа человеческая - безнравственна! Ведь это абсолютно то же самое обвинение, с которым обращается, и также ко всему человечеству, автор рецензии 1840 года: "Не ищите же у Шекспира возвышения человечества, лести вашей низкой природе, похвал вашему жалкому духу..."

С другой стороны (в письме Пушкина), вся эта "мерзость" в "высоком" и "могущем" - является "иначе", чем у всех остальных людей, без какого-либо исключения заклейменных Баратынским (и его двойником-рецензентом). Как тут не вспомнить, кстати, антитезу, с которой начинается стихотворение "Воспоминание", на которой мы подробно останавливаемся в нашей статье: "я" - говорящий, лирический герой стихотворения - и... "смертный", то есть всякий человек вообще (из числа которых этот герой себя, стало быть, безоговорочно исключает...).

Есть, правда, одно существенное различие. В рецензии "Галатеи" речь идет о персонажах, литературных героях, в письме Пушкина – о живом человеке, об авторе. Но вычлененное нами противопоставление двух "планов" рассмотрения "автора", поэта в письме - переносится и в рецензию, в которой мы только что нашли чуть ли не прямую цитату из этого письма. В этой рецензии - это противопоставление развивается, превращается в теоретическое рассуждение. Вот одна из обширных цитат, которую мне пришлось сократить:

“Жизнь Вильяма Шекспира может быть написана двояким образом: его можно рассматривать, как поэта и как человека. Поэтическая жизнь его вся в его творениях; жизнь его мыслей и чувствований, жизнь его задушевная, внутренняя, написана им самим, и вы найдете ее в каждой строке книги, называемой: «Works of Shakspeare». Там-то он живет перед вами: в мире своих созданий, мыслит и чувствует и действует Потом медаль оборачивается, и вы видите поэта с другой стороны; видите поэта человеком, увлекаемым самыми обыкновенными страстями, влюбленным, женатым, действующим на поприще жизни по-человечески, наконец умирающим и погребенным там-то. Вот очерк жизни поэта-человека. Но как бы то ни было, как бы материальность ежедневной жизни не оковывала человека, в нем всегда проглянет поэт, точно также, как в поэте необходимо отражается душа человека. Они должны идти об руку, и, как два зеркала, одно другое отражать”.

Хочу, между прочим, обратить внимание в этой цитате на одно местоимение, функционирующее здесь весьма любопытно: "там-то". В первом случае - оно относится к "произведениям Шакспира": "там-то он живет перед вами: в мире своих созданий". Во втором... речь идет, казалось бы, совершенно о другом предмете: прослеживая путь Шекспира в обыденной жизни (обратим внимание на английское написание фамилии великого драматурга: "Shakspeare" - оно образует как бы... двойника человеку, известному под обычным, принятым написанием этого имени: "Shakеspeare"!) - в конце концов "видите поэта человеком... погребенным там-то". Получается, что "мир созданий" поэта и место его погребения - одно и то же: "там-то"!..

Но ведь это же... "Душа в заветной лире / Мой прах переживет..." – цитата из пушкинского "Exegi monumentum", тогда, в 1840 году, к слову сказать, еще не опубликованного, но читанного уже (не знаю, как насчет автора рецензии?) Баратынским в Петербурге!

Это противопоставление, этот принцип рассмотрения жизни поэта "в двух планах" будет потом использован В.В.Вересаевым применительно к самому А.С.Пушкину в книге 1929 года, отзыв из которой о стихотворении "Воспоминание" я использую в своей статье (см. главку 4-ю), - книге, названной этими же самыми словами: "В двух планах". Но именно это противопоставление образует связующее звено между рецензией на шекспировскую биографию и совершенно другой, казалось бы, публикацией московского журнала, уже собственно пушкинской, речь о которой шла у меня во второй главе моей работы, - "Воспоминание о Пушкине". Вот эта параллель и содержится в другой исключенной цитате:

“Перед нами раскрыты страницы его необыкновенной жизни, на которых высказывается душа его в своих изменениях. Пробегите все стихотворения Пушкина от детской игрушки – Руслана и Людмилы до последней элегии, пропевшей унылым голосом его земные страдания: и вы увидите тогда ряд внутренних событий, из которых слагалась жизнь поэта, беспрерывно шедшего к совершенству по стезе ровной и неуклонной. Последнюю ступень на него означала та безличность, с какою действовал поэт в последнюю эпоху жизни и в эпоху зрелости своего таланта”.

Обращу внимание на то, что разобранный мной во второй главе фрагмент "Воспоминания о Пушкине", указывающий на возможную принадлежность этого текста Е.А.Баратынскому, также имеет параллель среди других, и также казалось бы посторонних, публикаций того же журнала. И публикация эта... тоже шекспировская, русский вариант статьи французского критика Ф.Шаля о пьесах Шекспира (и, замечу, именно тех, которые пару лет спустя образуют первоначальный вариант заглавия последнего поэтического сборника Баратынского, "Сумерки": "Сон зимней ночи" - "Сон в летнюю ночь" и "Зимняя сказка").

Другие статьи в литературном дневнике:

• 22.01.2010. Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 3
• 21.01.2010. Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 2
• 20.01.2010. Работа над ошибками. Воспоминание Пушкина. 1