Моменты жизни – это маленькие бусины. Разбуженная память достает их из шкатулки и перебирает, как перебирает верующий мусульманин свои четки.
Лавина, сорвавшись с вершины, несется вниз, увлекая за собой другие воспоминания. И уже невозможно остановиться.
МОЯ ПЕРВАЯ РАБОТА.
Жаркое южное лето, среди холмов затерялось наше управление. Оно стояло на подошве одного холма и смотрелось на другой. С вязаны они были висячим мостом. Управление было молодое и не имело своего административного здания, поэтому приходилось ютиться в деревянном бараке. Так, как кабинетов на всех не хватало, мы делили его с экономистами. Находился он в конце коридора и окном выглядывал на ошеломляюще красивую панораму вдали и, непосредственно, на маленький дворик с беседкой. Всего нас было четверо. В углу кабинета было еще малюсенькое помещение без окон, гордо носившее звание кабинета начальника.
ВЯЧИК-МЯЧИК.
Моего начальника звали Вячеслав Михайлович. На вид, он был постаревшей копией Шурика из Кавказской пленницы, один к одному.Я звала его Вячиком - Мячиком, за то, что он бестолково и порывисто скакал из кабинета в кабинет. Вдоволь напрыгавшись, он уединялся в своем загончике и затихал на какое-то время, и когда я заглядывала к нему, он торопливо прятал что-то под стол, а я делала вид, что ничего не замечаю. Впрочем, он был славный малый, и не особенно загружал меня работой, наверное, в благодарность за мою снисходительность к его пагубному пристрастию, поэтому у меня было много свободного времени. Одного я не могла скрыть от коллектива: его нового имени. С моей легкой руки, уже через месяц он перестал существовать, как Вячеслав Михайлович, и иначе, как Вячиком его уже никто не называл.
ЕВА
Одну из экономисток, ту, что постарше, звали Екатерина Васильевна А (фамилия потерялась, забылась, осталась одна заглавная буква), но это было очень скучно, и я сократила ее до Евы. В молодости Ева была, несомненно, женщиной красивой, но с возрастом приобрела неуловимое сходство с лягушкой. У нее были тонкие и породистые руки и ноги, которые совершенно не гармонировали с равномерно округлым, без всяких рельефов телом. Эффект усиливался зелеными, немного на выкате глазами и длинными, растянутыми в постоянной улыбке губами. Когда она вставала из-за стола, я все время ждала чуда, что вот сейчас она прыгнет на все свои великолепные лапки и превратится, наконец- то, в настоящую лягушку. Но чуда не происходило, и Ева оставалась Евой.
НАТАША,
Третью и последнюю обитательницу нашего маленького коллектива звали Наташей.
Это была молоденькая, симпатичная, немного жеманная девица на выданье. Именно так.
Потому, что они с Евой все время обсуждали Наташкиных женихов. Они так и говорили про всех молодых людей: жених. У Наташи были длинные, светлые волосы, которые она закалывала заколками с большими бантами, или завязывала лентой большим бантом. Носила Наташка красивые кукольные платья: голубые, фиолетовые, в цветочек, в горошек, шелковые, шифоновые и простые, пояса которых тоже завязывались сзади большими бантами. Вообще, надо сказать, Наташа обладала маниакальной страстью к бантам. Недостаток у платьев был один - они были одинаковые, как трусы-неделька, и менялись они, с той же периодичностью: раз в день. Наташа была дочкой Евиной подруги и этим вызывала у меня искреннюю жалость. Что может быть страшней, чем постоянный контроль? Подружиться мы с ней так и не смогли, но и неприязни друг к другу не испытывали.
Несмотря на то, что мы все были такими разными, мы прекрасно уживались вместе.
Самое замечательное было то, что мы не мешали друг другу заниматься тем, чем нам заблагорассудится. Мне повезло больше других. Стол стоял рядом с открытым настежь окном, и я любовалась на холмы на горизонте, на уютную беседку, сплошь увитую виноградом, и строила от безделья глазки «женихам». Рядом с нашим бараком был гараж, и водители часто сидели в беседке: курили, чесали языками и напропалую заигрывали со мной и Наташкой. Ева, как и положено заботливой мамаше при дочках на выданье, и поощряла этот безобидный флирт, и следила за порядком, сгоняя зарвавшегося ухажера с подоконника. Сама же Ева питала слабость к Вячику. Она вставала, брала в лапку какие-то документы и, проходя мимо зеркала, прихорашивалась. Постучавшись, просачивалась в его будочку и мы с Наташкой, зажимая рот ладошками, бежали в беседку смеяться. Стучалась она, в отличие от меня, всегда. Или была очень вежливой, или, как и я, знала о его мелких шалостях и давала ему возможность убрать улики под стол. Мне же доставляло удовольствие видеть испуганные Вячикины глаза, увеличенные страхом и очками, и я себе в нем никогда не отказывала.
Лето пролетело очень быстро, и осенью было, наконец, отстроено административное здание, куда мы вскоре и переехали. Я думаю, что архитектор был тот-же самый, что планировал и старое здание, только новое было кирпичное и благоустроенное. Чтобы не нарушать никому не известную гармонию, нам выделили кабинет в конце коридора, и в нем так же был построен маленький загончик для Вячика. Окно мое выглядывало на унылую пустынную дорогу, и из него уже не было видно ни холмов, ни беседки .Еву с Наташкой поселили в другой конец коридора, и мы практически не виделись. Кончилась одна эпоха и начиналась другая.
Я обрастала друзьями, увлечениями, своей, наполненной событиями, жизнью и работа превратилась именно в работу, и отошла на задний план. Эти люди не были мне особенно близки и нас почти ничего не связывало, но они были первыми, с кем начинала я свой жизненный старт.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.
