Чтобы выжить, я сходил с умаГоворят, человек привыкает ко всему. Но к тому, что вытворяли с заключенными в китайских тюрьмах прошлого века, привыкнуть невозможно. Увы, мы не можем ни подтвердить, ни опровергнуть чудовищных слухов о пытках в китайских застенках сегодня, но судьба дала нам уникальный шанс встретиться с человеком, который в 1962 году был арестован полицией Китая и брошен в одну из самых страшных по тем временам тюрем – Гуньянтынь. Родился Ибрагим Тохтиев в 1934году, в уйгурской семье, проживающей в небольшом китайском городе Шаушек. Его мать была домохозяйкой, а отец занимался посевом зерна, что впоследствии и определило жизненный выбор сына, окончившего сельскохозяйственный техникум, но... – 1960 год для Китая стал настолько тяжелым, что образовался большой поток беженцев, — вспоминает Ибрагим Тохтиев, — и я начал помогать этим людям переправляться через границу на территорию Казахстана. Доставал для них талоны на продукты питания, помогал найти ночлег, в общем, делал всё, что было в моих силах. Но вот что интересно: общаясь с беженцами, я узнал, что среди них немало и тех, кто в голодные времена 30-х годов наоборот бежали в Китай из Казахстана. Я прекрасно знал, что за то, что я делал для этих несчастных людей, могу сильно пострадать, но поступить по другому не мог. И в итоге случилось то, что и должно было случиться: в 1962 году «за оказание содействия беженцам» меня арестовали и обвинили в измене Родине. Для китайских дознавателей Ибрагим Тохтиев был предателем и советским ривенистом, но он наотрез отказался что либо подписывать и подвергся жестоким избиениям. Били его профессионально: по несколько раз в сутки (и днем, и ночью) его ноги перетягивали цепью и, подвязав за руки к потолку, отбивали все внутренние органы. Но когда ни избиение, ни продолжительная пытка голодом не дали желаемого результата, истязатели перешли к крайним мерам. – Когда мне стали прокалывать иголкой уши и губы, а потом проводить её сквозь пальцы, я буквально задыхался от боли и кричал что есть силы. Это было жуткое испытание, но я всё равно ничего не стал подписывать. Но, несмотря на это, меня осудили к 6 годам лишения свободы и бросили в тюрьму Гуньянтынь, где издевательства надо мной усилились во много раз. Мои муки перешли в сплошное страдание. Я был в полном отчаянии. Ясно было одно: чем так страдать, лучше уж умереть. Но кардинального способа покончить с собой я не нашел и тогда отказался от приёма пищи. Это был единственный выход из положения. Я не ел, не пил шесть суток и только на седьмые охранник, удостоверившись в том, что я могу умереть, поднял тревогу На тот момент я уже не чувствовал своих ног и рук, мой разум был словно затуманен, мне было холодно, а потом начались судороги, и я потерял сознание. Очнулся уже в тюремной больнице под капельницей (меня подключили к искусственному кормлению), и я был так плох, что не мог даже разговаривать. Но постепенно я начал приходить в себя и однажды ночью попытался бежать… Меня задержали и за попытку к бегству осудили на 20 лет... Мне казалось, что моя жизнь окончится в этой тюрьме, это были самые мучительные страдания. Я, как и другие заключённые, проклинал каждый прожитый день в этой тюрьме. Мы не жили, мы всего лишь жили на грани существования. Никто не считал нас за людей, словно мы какие-то животные. Баланду варили нам из стеблей свеклы, а в суточный паёк входили всего лишь 100 граммов хлеба и кружка воды. Со своим новым сроком Ибрагим Тохтиев никак не мог смириться, его ни на минуту не покидала мысль о побеге. И вдруг он узнает, что в отношении психически нездоровых людей приговоры в Китае отменяются. Тогда мученик решил сыграть с судьбой злую шутку и начал симулировать под психа. Изо дня в день он начал избивать своего сокамерника Суйекжина, кидать посуду, кричать, прыгать на лампочку и стены, но проходи¬ли месяцы, а ему не верили. Тогда Ибрагим Тохтиев пошел на отчаянные меры. — Рано утром охранников в коридоре почти не бывало, и вот однажды, когда в вовремя завтрака открылась дверь, я взял и опрокинул чашку горячего супа на заключенного, который занимался раздачей баланды, толкнул его в сторону и «в чём мать родила» побежал по коридору. Позади себя я услышал душераздирающий крик ошпарен¬ного, мне было его искренне жаль, но меня на это вынудили обстоятельства. Выбежав на улицу, я стал носиться по двору с громким криком, и солдат, стоявший на вышке, мог запросто выстрелить в меня, но в Ки¬тае существовал закон, запрещающий применять огнестрельное оружие в отношении психически больных заключенных. Хорошо, что он принял меня за психа, иначе... Меня схватили и, жестоко избив, бросили в камеру. Однако через три дня специальная комиссия после тщательного обследования в своем заключении написала «Шин шин бинь», что в переводе означает «психически нездоров и невменяем». После чего меня направили в больницу для «умалишенных больных». Эта была старая больница с обваливающимися стенами, па окнах были металлические сетки, и в коридорах было всего по одному охраннику. Мне пришлось провести очень много дней в этой больнице, терпеть какие-то неизвестные, изнуряющие и очень болезненные уколы, прежде чем удалось подобрать удобный случай для побега. Один из охранников, уйгур по имени Исмаил, как-то раз уснул на дежурстве, и я понял, что медлить больше нельзя, ведь это может быть единственный шанс, который дает мне судьба. Совсем недавно мне было всё равно: умереть или выжить, но стоило ощутить, что свобода совсем рядом, мне всем сердцем захотелось жить. Риск был очень огромен, ведь если бы проснулся охранник, то я был бы пойман, а затем после вторичного освидетельствования на невменяемость - возможный расстрел. Было очень страшно, но я набрался терпения и медленно стал продвигаться к выходу и там, не создавая шума, отворил затвор и вышел на улицу. Я бежал и бежал, а из моих глаз текли слёзы, я был счастлив, что мне удалось вырваться... Дойдя до границы, я двинулся по направлению к Бактийской пограничной заставе, где меня задержали казахстанс¬кие пограничники. После трехдневного допроса меня отправили в Уржарский район Семипалатинской области. Затем, когда всё утряслось, мне с великим трудом удалось найти свою сестру Токгыган, которая проживала в Алматы и которой до своего ареста я, как и многим другим, помог перебраться через границу... Во время нашего разговора свою жизнь в тюрьме Ибрагим Тохтиев постоянно сравнивал с адом: местом, где люди, пусть и преступники, желали только одного — своей смерти. С того дня, как ему удалось вырваться на свободу, прошли годы, минули десятилетия, но до сих пор этому скромному человеку снится былая реальность. Реальность, граничащая с каким-то чудовищным и кем-то навязанным вымыслом. Реальность, которую не забыть и не выбросить, словно мусор на свалку. В настоящее время Ибрагим Тохтиев содержится в доме-интернате для престарелых и инвалидов. И очень часто, перелистывая дневниковые записи о тех жестоких днях, задается вопросом: неужели это было со мной? И лишь иногда его покой и одиночество потревожит кто-нибудь из родственников или случайный гость... © Copyright: Дмитрий Вайсбеккер, 2008.
Другие статьи в литературном дневнике:
|
