Рецензии на произведение «Великiй Инквизиторъ»

Здравствуйте, Павел.

Спасибо за отклик и за неравнодушие: мало кто читает сегодня психологические экзистенции Ф.М. Достоевского, оформленные в виде гениальных рукописей, тем более, в такие младые лета, да и вообще, мало кто читает. Тем не менее, уверен, этой гениальной Поэме ещё предстоит своё воскресение.
Успехов и Вам!

Борис Голутвин   15.01.2017 07:54   Заявить о нарушении

Благодарю за отзыв, Алексей. Вы, похоже, единственный, кого заинтересовала Поэма. В том ли причина, что текст несколько архаичен, по стилистике и семантической нагрузке, объёмен и сложен для восприятия... возможно, но, скорее всего, дело в калейдоскопичности и клиповости мышления, преобладании логического, в ущерб интуитивному и безсознательному, у большинства, которое пока не может "вместить" того, ЧТО есть эта Поэма...

Ещё раз благодарю Вас за отзыв, Алексей. И я буду только рад, если Вы ознакомите, с этим поистине монументальным произведением, своих читателей, да и просто тех человеков, кому небезъинтересна русская литература.

Борис Голутвин   23.04.2014 18:09   Заявить о нарушении

Спасибо за отзыв, Евлалия.
Так хотелось, чтобы как можно больше человеков ознакомилось с Текстом "Великаго Инквизитора", изъ Ф.М. Достоевскаго... Но, к великому сожалению, объём Текста [и, вероятно, дореформенные литературный язык и правописание], стали камнем преткновения, для не суетного и вдумчивого прочтения...
Ф.М. Достоевский не "открыл", а ЯВИЛ своего Христа, и своего же Инквизитора - это неотъемлемые Части Его Природы, Его Гения, Его Провидческого Дара, Его Понимания "исторического процесса", вне Времени, отражённого в Поэме...

Борис Голутвин   26.04.2012 18:58   Заявить о нарушении

Нет,Борис,Фёдор Достоевский "НЕ ЯВИЛ" в Поэме Христа своего,ибо Он не вошёл при земной последней жизни в ХРИСТОСОЗНАНИЕ.Потому этот великий мистик показал в своём произведении лишь внутренний диалог Человека земного и Человека космического,высокоразумного,но далёкого от МИЛОСЕРДИЯ и ЛЮБВИ .....
Я как -то спрашивала Вас :Читали ли Вы у Е.Блаватской"Евангельский эзотеризм"?
Удивительно мне то,что Ани Безант,окультистка,эзотерик,знаток религий и духовных течений,так много написавшая о Христе,тоже не достигла при жизни земной состояния Христа,не вошла в своё высшее Я....
Борис,я ощущаю ,как Вы порой.....раздражаетесь:)))при несогласии,молча:)))) Это скоро пройдёт:))))

С ЛЮБОВЬЮ , ЕВЛАЛИЯ

Евлалия Людмила Бодня   27.04.2012 23:28   Заявить о нарушении

Евлалия, для того, чтобы понять Поэму, необходимо, на мой взгляд, прочитать одноимённую главу [в Прозе], в романе "Братья Карамазовы"...
Я, к примеру, никогда не приму Христа, который говорит о "непротивлении злу", который "призывает" к рабству, смирению, терпению, нищете...
А Милосердие и Любовь, должно оказывать только тем, кто этого достоин, ибо я не верю в универсальность этих категорий для человеческого бытия...
Молчание моё не есть признак "раздражения", а ограниченная возможность подключения к Сети:)
Я не читал "Евангельский эзотеризм", но уже скачал его, полагаю, что найду Время и прочитать...

Борис Голутвин   29.04.2012 08:27   Заявить о нарушении

Так вот в чём дело????:)))
Когда Иисус говорит об этом непротивлении,это он имеет ввиду то,что надо прожить(очистить) свою карму.Причинно-следственный закон Бытия ,ведь ,работает.Что посеял,то и жни,хоть в другой жизни именно от этого Человека.Вот почему православные святые благодарили и просили прощения у обижающих их...

Евлалия Людмила Бодня   30.04.2012 03:40   Заявить о нарушении

Как солнце изливает благодать на всех поровну,так и ЛЮБОВЬ ГОСПОДЬ проявляет ко всем в равной степени...Но люди по своей воле натворили себе негативную карму,из-за которой им и приходится терпеть разные испытания.И лишь войдя в христосознание ( в высшее ,доступное какое нам здесь состояние Души и Духа),мы сможем любить и героя, и разбойника, праведника и преступника.Тогда мы любим Божественную сущность Человека, в котором она всегда есть,какой бы личностью Он ни являлся....

Евлалия Людмила Бодня   30.04.2012 03:49   Заявить о нарушении

"Вот почему православные святые благодарили и просили прощения у обижающих их..." Они, возможно и прощали, Евлалия, но я - не святой, и "прощать" не намерен...
["Сложилось представление, что человек может угодить Богу более всего добровольными лишениями, страданиями, удручением плоти, отречением от всяких земных благ, даже самоотчуждением от себе подобных, - что Богу приятна печаль, скорбь, слезы человека; и, напротив, веселое, спокойное житие есть угождение дьяволу и ведет к погибели. Образцом богоугодного человека сделался отшельник, отрешившийся от всякой связи с людьми; в пример высокой христианской добродетели ставили затворников, добровольно сидевших в тесной келье, пещере, на столбе, в дупле и т.п., питавшихся самою скудною, грубою пищею, налагавших на себя обет молчания, истязавших тело тяжелыми железными веригами и предававших его всем неудобствам неопрятности...
Высокий подвиг страдания за правду, за ближних обратился в подвиг страдания ради самого страдания. Средство стало целью. Борьба с дьяволом в образе зла и растления человеческого общества заменялась борьбою с призраками, тревожившими расстроенные нервы истязавшего себя пустынника...
ТО, ЧТО МОГЛО БЫТЬ УДЕЛОМ ТОЛЬКО ОЧЕНЬ НЕМНОГИХ, ОДАРЕННЫХ СПОСОБНОСТЬЮ "ВМЕСТИТЬ", СТАНОВЯСЬ ЕСЛИ НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНОЮ, ТО ВСЕ-ТАКИ ВЫСШЕЙ ДОБРОДЕТЕЛЬЮ, ДОСТОЙНОЮ СТРЕМЛЕНИЯ, ПРЕВРАЩАЛОСЬ В ЧУДОВИЩНОЕ НАСИЛОВАНИЕ ПРИРОДЫ. Наконец, уважение к слезам, скорби, болезни, нищете, вообще к несчастью, завещанное Учителем в видах облегчения от горести, для счастия человеческого, превращалось в умышленное искание слез, скорби, болезни, нищеты. Таким образом, логически выходила бесцельность дел любви Христовой; если страдание являлось само по себе целью, то незачем было стремиться к уменьшению его на земле; напротив, нужно, казалось, заботиться, чтоб люди страдали: к этому приводила односторонность, вытекавшая из господства монашеского направления в христианстве. Так как идеал христианской доблести поставлен был вне гражданского общества и под условием насилования человеческой природы, то он не мог достигаться не только всеми, но и большею частью тех, которые исключительно ему отдавались. Последствием стремления к такому идеалу являлось именно то, что более всего было противно духу Христова учения: лицемерство, самообольщение, ханжество и отупение.

ЗА ИСКЛЮЧЕНИЕМ НЕМНОГИХ ЛИЧНОСТЕЙ, КОТОРЫМ БЫЛО ДАНО СВЫШЕ достигать высшего монашеского идеала, за исключением бедняков, слабых духом и телом, неспособных к труду в обществе, - монастыри наполнялись людьми, возмечтавшими о себе то, чего в них не было, жалкими самоистязаниями, воображавшими, что Богу угодно насилие данной Богом же духовной и телесной природы человека, а более всего эгоистами, тунеядцами и лицемерами, надевавшими на себя личину святости. За пределами же монастырей весь мир пребывал в грубейшей чувственности и в темнейшем невежестве, продолжали в нем господствовать и развиваться пороки, совершались насилия и злодеяния, лилась реками кровь человеческая, люди терзали друг друга. А благочестивое чувство утешало себя тем, что так неизбежно должно быть на свете по воле Божией, и искало примирения с совестью и божеством в соблюдении кое-каких видимых приемов, приближающих жизнь к монашескому идеалу, поставленному вне мира и гражданского общества." Н.И. Костомаров. "Русская история в жизнеописаниях ее главнейших деятелей"]

Для меня "господь" - суть подмена Бога, Его inversus ["перевёртыш"]; отсюда и мiрские категории: "ГОСударь" и "ГОСПОДин", которые ныне находятся у руководства Мiромъ...
"Как солнце изливает благодать на всех поровну,так и ЛЮБОВЬ ГОСПОДЬ проявляет ко всем в равной степени...". Разве так, Евлалия?

["Почему беззакон­ные живут, достигают старости, да и силами крепки?
проводят дни свои в счастьи и мгновен­но нисходят в пре­исподнюю.
А между тем они говорят Богу: отойди от нас, не хотим мы знать путей Тво­их!
Что Вседержитель, чтобы нам служить Ему? и что по­льзы при­бегать к Нему?
Видишь, счастье их не от их рук. – Совет нечестивых будь далек от меня!
Часто ли угасает светильник у беззакон­ных, и находит на них беда, и Он дает им в удел страдания во гневе Своем?
Они должны быть, как соломинка пред ветром и как плева, уносимая вихрем.
Скажешь: Бог бережет для детей его несчастье его. – Пусть воз­даст Он ему самому, чтобы он это знал.
Пусть его глаза увидят несчастье его, и пусть он сам пьет от гнева Вседержителева.
Ибо какая ему забота до дома своего по­сле него, когда число месяцев его кончит­ся?
Один умирает в самой по­лноте сил сво­их, совершен­но спокойный и мирный;
внутрен­ности его по­лны жира, и кости его напоены мозгом.
А другой умирает с душею огорчен­ною, не вкусив добра.
И они вместе будут лежать во прахе, и червь по­кроет их. Иов 21:7-26"]
["В городе люди стонут, и душа убиваемых вопит, и Бог не воспрещает того.
С рас­светом встает убийца, умерщвляет бедного и нищего, а ночью бывает вором. Иов 24:12,14"]

Разве достойные не умирают смертью, которой должен умереть убийца? Разве убийца не живёт пресыщенный днями до самой смерти своей, а добродетельные не проходят "испытания" горем и мучениями?
Какая "карма" может быть у ещё не родившегося, которого убивают?
В чём вина Его?
"Причинно-следственный закон Бытия.." Существует только в нашем сознании, определяемый нашим же пониманием категорий Нравственности и Справедливости.
Эпикур, древнегреческий мыслитель-материалист, писал:
["Или боги желают избавить человечество от страданий, но не могут, или могут, но не желают, или не могут и не желают, или и могут и желают. Первые три случая не соответствуют нашему представлению о богах, последний не согласуется с фактом наличия зла."]

"И лишь войдя в христосознание (в высшее ,доступное какое нам здесь состояние Души и Духа), мы сможем любить и героя, и разбойника, праведника и преступника."
Ответьте, Евлалия, может ли Мать, разтерзанного и убитого насильником, Ребенка, "полюбить" "... Божественную сущность Человека, в котором она всегда есть, какой бы личностью Он ни являлся...", простить?

"Если все должны страдать, чтобы страдать, — чтобы страданиями купить вечную гармонию, то при чем тут дети, скажи мне, пожалуйста? Совсем непонятно, для чего должны были страдать и они и зачем им покупать страданиями гармонию? Для чего они попали тоже в матерьял и унавозили собою для кого-то будущую гармонию? Солидарность в грехе между людьми я понимаю, понимаю солидарность и в возмездии, но не с детками же солидарность в грехе?! И если правда, в самом деле, в том, что и они солидарны с отцами их во всех злодействах отцов, — то уж, конечно, правда эта не от мира сего и мне непонятна. Иной шутник скажет, пожалуй, что все равно дитя вырастет и успеет нагрешить; но вот же он не вырос, его восьмилетнего затравили собаками. О, Алеша, я не богохульствую! Понимаю же я, каково должно быть сотрясение вселенной, когда все на небе и над землею сольется в один хвалебный глас и все живое и жившее воскликнет: Прав Ты, Господи, ибо открылись пути Твои! Уж когда мать обнимется с мучителем, растерзавшим псами сына ее, и все трое возгласят со слезами: Прав Ты, Господи, то уж, конечно, настанет венец познания, и все объяснится. Но вот… этого-то я и не могу принять, И пока я на земле, я спешу взять свои меры. Видишь ли, Алеша, ведь, может быть, и действительно так случится, что, когда я сам доживу до того момента или воскресну, чтобы увидать его, то и сам я воскликну, пожалуй, со всеми, смотря на мать, обнявшуюся с мучителем ее дитяти: „Прав Ты, Господи!“ Но я не хочу тогда восклицать. Пока еще время, спешу себя оградить, а потому от высшей гармонии совсем отказываюсь. Не стоит она слезенок хотя бы одного только того замученного ребенка, который бил себя кулачонком в грудь и молился в зловонной конуре своей неискупленными слезами своими к „Боженьке“! Не стоит, потому что слезки его остались неискупленными. Они должны быть искуплены, иначе не может быть и гармонии. Но чем, чем ты искупишь их? Разве это возможно? Неужто тем, что они будут отомщены? Но зачем мне их отмщение, зачем мне ад для мучителей, что тут ад может поправить, когда те уже замучены? И какая же гармония, если ад: я простить хочу и обняться хочу, я не хочу, чтобы страдали больше. И если страдания детей пошли на пополнение той суммы страданий, которая необходима была для покупки истины, то я утверждаю заранее, что вся истина не стоит такой цены. НЕ ХОЧУ Я, НАКОНЕЦ, ЧТОБЫ МАТЬ ОБНИМАЛАСЬ С МУЧИТЕЛЕМ, РАСТЕРЗАВШИМ ЕЁ СЫНА ПСАМИ! НЕ СМЕЕТ ОНА ПРОЩАТЬ ЕМУ! ЕСЛИ ХОЧЕТ, ПУСТЬ ПРОСТИТ ЗА СЕБЯ, ПУСТЬ ПРОСТИТ МУЧИТЕЛЮ МАТЕРИНСКОЕ БЕЗМЕРНОЕ СТРАДАНИЕ СВОЕ; НО СТРАДАНИЯ СВОЕГО РАСТЕРЗАННОГО РЕБЕНКА ОНА НЕ ИМЕЕТ ПРАВА ПРОСТИТЬ, НЕ СМЕЕТ ПРОСТИТЬ МУЧИТЕЛЯ...! А если так, если они не смеют простить, где же гармония? Есть ли во всем мире существо, которое могло бы и имело право простить? Не хочу гармонии, из-за любви к человечеству не хочу! Я хочу оставаться лучше со страданиями неотмщенными. Лучше уж я останусь при неотомщенном страдании моем и неутоленном негодовании моем, хотя бы я был не прав. Да и слишком дорого оценили гармонию, не по карману нашему вовсе столько платить за вход. А потому свой билет на вход спешу возвратить обратно. И если только я честный человек, то обязан возвратить его как можно заранее. Это и делаю. Не Бога я не принимаю, Алеша, я только билет ему почтительнейше возвращаю." Ф.М. Достоевский. "Братья Карамазовы"]

Борис Голутвин   30.04.2012 14:03   Заявить о нарушении

Вижу и не только в Вас информационное заражение классиками.Такое ужасное наследие нам оставили мыслители ,как Ф.Достоевский,грешник ,психически был больным человеком ,как и многие гении...
Да что Он знал о Сердце Матери???...
Здесь есть у одного грузинского поэта один рассказик на эту тему.Автор воевал против чеченских повстанцев нашего времени.Отряд много положил чеченских боевиков,а потом сам попал в окружение.Им свои сказали :"Сдавайтесь,Вас выкупят."Они сдались,их привели в кишлах,где хоронили чеченских юношей.Их ожидала страшная смерть от разгневанных местных жителей.Но тут МАТЬ убитых сыновей глянула в Небо,потом на пленииков и лежащих в гробах и сказала : НЕ УБИВАЙТЕ ИХ! ОНИ ТОЖЕ МОИ ДЕТИ.
Отпустите.И отпустили даже без выкупа. Всё. Это реальная история....
Вы ,Борис,пока не знаете ХРИСТОВОЙ ЛЮБВИ.Видно в вас голос предков ещё звучит из подсознания...
А моя Судьба ЖЕНЩИНЫ-МАТЕРИ ещё более значительна ....

Евлалия Людмила Бодня   01.05.2012 00:41   Заявить о нарушении

Евлалия, у меня с Вами, диаметрально противоположные точки зрения, на культивирование рабства, названного "евангелиями" и приписываемых Христу. Но, как мне мыслится, писали апостолы, а не Христос, Слово которого они изказили.
Что касается приведённого Вами примера - он не корректен, поскольку я веду речь об убийцах детей, насилие над которыми совершалось из злого умысла, намеренного причинения им боли и страданий, от чего убийцы впадают в "экстатическое" состояние - получая "удовольствие", "наслаждаясь" собственной "властью", над беззащитным дитём...
Иное - боевые действия, что есть необходимость, приказы не обсуждают - их выполняют. Кроме того, я не читал ни одного произведения, написанного русским, а не грузином [не забывайте, что чеченские боевики получали от Грузии всестороннюю поддержку: от медикаментов и продовольствия, до вооружения и боеприпасов], где описывалось бы подобное...
Да, мужчине, возможно, и не понять, Сердце Матери, равно как не понять, тех существ женского пола, которые издеваются над детьми, умерщвляют их...
Что касается психического состояния Ф.М. Достоевского, я не психиатр, поэтому не могу установливать диагноз... Вспомните о юродивых, которых почитали и простой народ и церковники, а ведь их действия, для нормального человека, являются непотребными... Кроме того, я размышлял об этом и до прочтения "Братьев Карамазовых", просто не мог выразить мысли в лексических формах, но, то, что я привёл [Текст из романа], полностью соответствует им...
Благодарение Богу, что в моём подсознании, звучит Глас Предков, а не иудо-христианская доктрина порабощения, призывающая к насилованию, Богомъ же данной, Телесной и Духовной Природы человека...
P.S. Мусульмане не хоронят в гробах, Евлалия. Так что "рассказ", может статься, не вполне правдивый...

Борис Голутвин   01.05.2012 22:14   Заявить о нарушении

Борис,УЧИТЕСЬ ЛЮБИТЬ ЛЮДЕЙ.Желаю Вам от ДУШИ и СЕРДЦА.

Евлалия Людмила Бодня   02.05.2012 21:19   Заявить о нарушении

Конечно, Пётр, для этого я и разместил Поэму.

Борис Голутвин   06.04.2012 00:41   Заявить о нарушении

Спасибо за отзыв, Валентина. Постараюсь, по мере сил, найти Автора.
Благодаря Вашему [и каждому] отзыву, полагаю, большее количество читателей узнает о Поэме, что, в итоге, и должно предопределить цель Её размещения на странице.

Борис Голутвин   04.03.2012 18:09   Заявить о нарушении

Со взаимным уважением.
Успехов и Вам.

Борис Голутвин   05.03.2012 05:26   Заявить о нарушении

Спасибо за отзыв, Андрей. "Наверное, лучше писать по мотивам произведений". На мой взгляд - не должно этого совершать со столь Великим Творением, вообще со всем Великим; не представляю себе "картину", написанную "по мотивам" Тетраптиха Питера Пауля Рубенса "Воздвижение Креста", рассказ, Поэма - возможно...
"По-моему, "Великий инквизитор" (у Достоевского) уж очень "умственное" сочинение (Иван)". Как и положено Великому Творению, но, на мой взгляд, Ф.М. Достоевскому удалось выразить, через Слово, свой Замысел, хотя, полностью понять Его, я смог только по прочтении Поэмы, которую, полагаю, Он и Создал.
"Если старик бредит...
["— Я не совсем понимаю, Иван, что это такое? — улыбнулся всё время молча слушавший Алеша, — прямо ли безбрежная фантазия или какая-нибудь ошибка старика, какое-нибудь невозможное qui pro quo?
— Прими хоть последнее, — рассмеялся Иван, — если уж тебя так разбаловал современный реализм и ты не можешь вынести ничего фантастического — хочешь qui pro quo, то пусть так и будет. Оно правда, — рассмеялся он опять, — старику девяносто лет, и он давно мог сойти с ума на своей идее. Пленник же мог поразить его своею наружностью. Это мог быть, наконец, просто бред, видение девяностолетнего старика пред смертью, да еще разгоряченного вчерашним автодафе во сто сожженных еретиков. Но не всё ли равно нам с тобою, что qui pro quo, что безбрежная фантазия? Тут дело в том только, что старику надо высказаться, что наконец за все девяносто лет он высказывается и говорит вслух то, о чем все девяносто лет молчал".], то в бреду он скорее бы говорил с противником Христа, которому он поклоняется". На мой взгляд - Он и есть воплощение Противника...
"Ну не стал бы Христос молчать в тряпочку и целовать душегубца!" -
["И когда обвиняли Его первосвященники и старейшины, Он ничего не отвечал". Мф 27:12]
["И первосвященники обвиняли Его во многом.
Пилат же опять спросил Его: Ты ничего не отвечаешь? видишь, как много против Тебя обвинений.
Но Иисус и на это ничего не отвечал, так что Пилат дивился". Мк 15:3-5]

"А Я говорю вам: не противься злому..." (Мф. 5:39-40)
"А Я говорю вам: любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас" (Мф. 5:44)
"Ибо если вы будете любить любящих вас, какая вам награда? Не то же ли делают и мытари?" (Мф 5:46)

Приведённое вполне соответствует "образу" Иисуса, но Писания были искажены, и, полагаю, Христос [как Пророк] был, всё же, Иным: не покорствующим Судьбе [по контексту "власть предержащим", "князям мира сего"], и призывающим к тому человеков [равно как и к самоуничижению, смирению, нищете, страданиям], но и не деспотом, который "использует" страх, перед "грядущим наказанием", как "побуждение" к "терпению и любви", в ожидании "царствия небеснаго", "проповедующем":
"Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч,
ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее.
И враги человеку — домашние его.
Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня;
и кто не берет креста своего и следует за Мною, тот не достоин Меня". (Мф. 10:34-38)

"Тогда Иисус, отпустив народ, вошел в дом. И, приступив к Нему, ученики Его сказали: изъясни нам притчу о плевелах на поле.
Он же сказал им в ответ: сеющий доброе семя есть Сын Человеческий;
поле есть мир; доброе семя, это сыны Царствия, а плевелы — сыны лукавого;
враг, посеявший их, есть диавол; жатва есть кончина века, а жнецы суть Ангелы.
Посему как собирают плевелы и огнем сжигают, так будет при кончине века сего:
пошлет Сын Человеческий Ангелов Своих, и соберут из Царства Его все соблазны и делающих беззаконие,
и ввергнут их в печь огненную; там будет плач и скрежет зубов;
тогда праведники воссияют, как солнце, в Царстве Отца их. Кто имеет уши слышать, да слышит!". (Мф 13:36-43)

"Тогда Иисус сказал ученикам Своим: если кто хочет идти за Мною, отвергнись себя, и возьми крест свой, и следуй за Мною,
ибо кто хочет душу свою сберечь, тот потеряет ее, а кто потеряет душу свою ради Меня, тот обретет ее;
какая польза человеку, если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?
ибо приидет Сын Человеческий во славе Отца Своего с Ангелами Своими и тогда воздаст каждому по делам его". (Мф 16:24-27)

"... ибо всякому имеющему дастся и приумножится, а у неимеющего отнимется и то, что имеет;
а негодного раба выбросьте во тьму внешнюю: там будет плач и скрежет зубов. Сказав сие, возгласил: кто имеет уши слышать, да слышит!
Когда же приидет Сын Человеческий во славе Своей и все святые Ангелы с Ним, тогда сядет на престоле славы Своей,
и соберутся пред Ним все народы; и отделит одних от других, как пастырь отделяет овец от козлов;
и поставит овец по правую Свою сторону, а козлов — по левую". (Мф 25:29-33)

Об этом же изрекает и Инквизиторъ:

["Что станется с слабыми, что не поймут
Заветов Твоихъ? С миллионами тех,
Которые хлеб свой земной,
Земных мимолетных утех,
Не могут забыть своей слабой душой,
И хлеб Твой небесный не могутъ принять?..
Ужели не жаль их Тебе?..
За то, что они не могли устоять
И пали в тяжёлой борьбе,
Отвергнул Ты их, и лишь только немногих,
Великих и сильных, избрал Ты Себе?..
Но тех, что боятся путей Твоих строгих,
И все-жь Тебя любят душою, -

Так много, как в море песку!..
Но мы их не бросим. Возьмем их тоску,
Везде поведем за собою,
И станут они удивляться на насъ,
И станут богами считать,
За то, что решились мы взять
Свободу, которой они уж не раз
Страшились, как злого недуга…
Их волю тогда мы чертой оградим
Не пустим из теснаго круга,
И снова обманем и скажем мы им,
Что Ты нам велишь, что во имя Твое
Господство над ними мы взяли…
И скроем от них мы страданье свое,
Страданье о том, что мы снова солгали…
Тебя же не примем не только тогда,
Но впредь, никогда, никогда!..." "Великiй Инквизиторъ".]
P.S. Приведённое - то, как я понимаю Легенду о Великом Инквизиторе, и понимание это, разумеется, субъективное.

Борис Голутвин   19.02.2012 11:27   Заявить о нарушении

"Вначале даже поверил, что она написана в позапрошлом веке" - разве есть сомнения? Неужели Вы полагаете, что Поэму мог создать я, или кто-либо иной, в веке XXI? Если так, то Вы ошибаетесь. Я вскоре помещу, на странице, фотографию титульного листа Поэмы. Полагаю - это разставит все точки над "i", и для Вас, и для тех, кто будет читать. Ко всему прочему - это явится достаточным основанием для того, чтобы убедиться в Её подлинности…

Борис Голутвин   19.02.2012 16:12   Заявить о нарушении

Работа проделана большая. Кто автор? - вопрос пускай будет открытым. В строчке "А патер соборный, нахмурясь, глядит", было бы лучше "падре", коль дело происходит в Севилье. Католическая церковь свои прошлые ошибки признала. Правда, сейчас нас вновь ведут ко всеобщему счастью под флагами глобализации и демократии. Мало кто в это верит. Но в будущем фигура, подобная ВИ, наверняка появится. С уважением!

Андрей Гранстрем   19.02.2012 17:12   Заявить о нарушении

Здесь, "патер", как мне мыслится, приведено в значении "патернализма"... "Католическая церковь свои прошлые ошибки признала". Католическая церковь "признаёт прошлые ошибки" и "кается", но, забывает, что изрек Богъ - ["милости хочу, а не жертвы, и Боговедения более, нежели всесожжений". Ос. 6:6]. Вероятно, Великий Инквизитор, существовал, существует, и будет существовать, Вне Времени, и Вне зависимости от того, знаем мы что-либо о Нём, или нет.
"И лишь немногие, очень немногие, будут догадываться, или даже понимать, что происходит..."
Со взаимным уважением,

Борис Голутвин   19.02.2012 23:28   Заявить о нарушении

Спасибо за отзыв, Евгений. Надеюсь, всё же, смысла гораздо больше...

Борис Голутвин   15.02.2012 01:32   Заявить о нарушении

Вероятно, причина в Ритме нашей жизни - всё нужно успеть и в короткий срок. Мы, быть может, разучаемся останавливаться на очень важном, требующем Времени, которого никогда не хватает. Нет Времени... Ни у кого нет Времени... для неповерхностного, некалейдоскопичного, чтобы "настроиться", не говоря уже о созерцании - этой непозволительной роскоши. Краткое общение, усечённые, сокращённые слова [ведь мы спешим], по тем или иным, важным или не очень, причинам, неизбежно влекущим следствия... И, - в этом безумном Ритме, - мы смотрим, но не видим, слушаем, но не слышим, ощущаем, но не чувствуем... И, также мгновенно, входим в "резонанс", "сливаемся", все как один, в этот Ритм, "растворяемся" в Нем...
Что-то впадаю в патетику. Мда... определённо.
Спасибо за отзыв.
Успехов!
И... Настроения.

Борис Голутвин   15.02.2012 01:15   Заявить о нарушении

Великiй Инквизиторъ

Съ тѢхъ поръ, какъ Спаситель вселенной
Свершилъ искупленье земли
И Крестъ возсiял незабвенный, -
Пятнадцать вѢков протекли.
Пророки давно возвѢстили,
Что снова съ великою славой
В тотъ мiръ, гдѢ о Немъ позабыли,
Господь-Утешитель придетъ
С небесной, незримой державой
И мiръ уповаетъ и ждетъ…
И вѢрные молятъ съ тоской:
„Сойди къ намъ! Явись въ утѢшенье,
Устали мы жить, истомились душой
За долгiе годы сомнѢнья.“

И вотъ возжелалъ Онъ опять снизойти
И видѢть хотя на мгновенье
Уставшихъ въ томительно долгомъ пути,
Измученныхъ, жалкихъ, больныхъ,
Но сильныхъ младенческой вѢрой своей
Но сердцу Его дорогихъ,
Безпомощныхъ, грѢшныхъ, но милыхъ дѢтей.

И въ страшное время гоненiй,
И мукъ инквизицiи, плахъ и костровъ
Въ странѢ, гдѢ царило мученье,
Въ Севильи Испанской явился Онъ вновь…
То не былъ обѢщанный мигъ долгожданный,
Въ словахъ возвѢщенный пророка, -
Со славой небесною мигъ осiянный,
Блистающiй молньей на Западъ съ Востока,
О, нѢт, но исполненъ любви, состраданья,
Въ безмѢрно святомъ милосердьи Своемъ,
Во образѢ прежнем, не въ блескѢ сiянья,
Проходитъ Онъ тамъ, гдѢ страдаютъ о Немъ
ГдѢ въ автодафе, въ назиданье толпамъ
На радость владыки и людямъ сановнымъ
Была сожжена кардиналомъ верховнымъ
Ере´тиковъ сотня въ присутствiи дамъ
За дерзость презрѢнiя папскаго слова
Во имя закона, во имя Христово…

И вотъ незамѢтною тихой мечтой
На жаркiя сто´гны испанскаго града
Нисходитъ Онъ, Гость неземной
И волны волос, и простого наряда
Смиренья исполненный видъ,
И ликъ, озаренный улыбкой небесной,
Съ печатью таинственной, мiру безвѢстной,
Въ Немъ все о любви говоритъ,
Въ Немъ все обличаетъ пришельца святого
Изъ мiра высокаго, мiра иного,
ГдѢ свѢтлая радость царитъ…

Онъ только проходитъ, не молвивъ ни слова,
Съ небесною дивной улыбкой Своей,
Но что-то въ Немъ есть такъ плѢнительно-ново,
И свѢтитъ такъ кротко и вмѢстѢ такъ властно
НездѢшняя сила изъ свѢтлыхъ очей,
Что поняли разомъ, чей взглядъ былъ тотъ ясный,
И, точно прозрѢньем объятый народъ
Небеснаго гостя вездѢ узнаетъ…
Въ восторгѢ всѢ шепчутъ вокругъ: „это Онъ!“
Все громче изъ устъ переходитъ въ уста,
И, радостной вѢстью народъ озаренъ,
ТѢснится и ноги цѢлуетъ Христа,
СлѢды поливая слезами.
„Осанна!“ кругомъ воспѢваютъ Ему,
И дѢти поютъ и цвѢтами
Предъ Нимъ Его путь усыпаютъ,
И силой невѢдомой рвутся къ Нему.
И руки Онъ къ нимъ простираетъ,
Съ любовью крестомъ осѢняя…
Горитъ въ Его сердце, какъ пламень, любовь,
Лучи неземные вокругъ изливая,
ОтвѢтной любовью сердца сотрясая.
И сила исходитъ цѢлящая вновь,
Лишь только одежды Его прикоснутся,
И вновь къ Нему немощныхъ вопли несутся
И вотъ изъ толпы восклицает слѢпой:
„Да у´зрю Тебя, исцѢли!“ И мгновенно
ПрозрѢл, и простерся съ мольбой,
И слезы у ногъ Его льет умиле´нно…

На паперть собора Онъ тихо идетъ,
Толпа съ Нимъ народа, какъ море, течетъ.

И въ эту минуту несутъ на рукахъ,
Единственной дочери гражданъ богатыхъ
Роскошно разубранный гробикъ въ цвѢтах.
И видя отчаяньемъ страшнымъ объятыхъ,
Въ толпѢ говорятъ: „Онъ дитя воскреситъ!“
(А патеръ соборный, нахмурясь, глядитъ).
Но матери сердце то слово пронзило,
И съ воплемъ упавъ, она жарко молила:
„О, если Ты, Господи, снова пришелъ,
То сжалься, верни мнѢ дитя!“ и предъ Нимъ
Неслышно на паперти гробъ опускаютъ,
И снова Онъ очи на небо возвелъ,
И снова глядитъ, состраданьем томимъ,
И тихо уста Его вновь повторяютъ:
„ДѢвица, возстань!“ и усопшая вдругъ,
Какъ будто проснувшись отъ сна,
И глазки раскрывъ, удивленья полна,
Садится и смотритъ с улыбкой вокругъ,
И бѢлыя розы къ лицу прижимаетъ…
Въ толпѢ умиленной кричат и рыдаютъ…

Все дальше бѢгут восхищенiя крики,
Пылаютъ сердца, вдохновляются взоры…
Но въ эту минуту на площадь собора
Идетъ кардиналъ, инквизиторъ великiй.
Годами то древнiй был старец высокiй,
Со строгимъ лицомъ, сухощавый,
Осанкой прямой, величавой.
Глаза провалились глубоко,
Но силой могучею свѢтится взглядъ,
И волей горитъ непреклонной…

На немъ не красуется пышный нарядъ,
Въ которомъ вчера предъ собраньем
Онъ зрѢлъ на костеръ, имъ зажженный,
НѢт, въ самомъ простомъ одѢяньи,
Суровомъ и строгомъ какъ онъ,
В монашеской рясѢ старикъ облаченъ
Какъ страшный невѢдомый генiй…
За нимъ в разстояньи идутъ словно тѢни,
Рабы и помощники, мрачной чредой,
И стражи священной отрядъ.

Онъ издали смотритъ, слѢдит за толпой,
Онъ видитъ, какъ новымъ восторгомъ объятъ,
Народъ окружаетъ, толпится къ Нему,
Какъ гробъ передъ Нимъ опускаютъ,
Какъ въ гробѢ дѢвица послушна Ему,
По слову Его воскресаетъ..,
Онъ видитъ, какъ радость сiяетъ о Немъ,
Пылаютъ серца молодыя,
И хмуритъ онъ брови сѢдыя,
И очи пылаютъ огнемъ…
Перстомъ указует онъ властно
И стражамъ велитъ Его взять.
И старцу покорный всечасно,
Какъ въ битвѢ послушная рать,
Народъ, раздвигаясь мгновенно,
Трепещетъ, какъ агнецъ смиренный,
И стражамъ дорогу даетъ.
Среди гробового молчанья
Торжественно стража проходитъ
И ПлѢнника молча беретъ,

И молча въ темницу уводитъ…
И рабского страха созданье –
И власти полна обаянья, -
Толпа передъ старцемъ къ землѢ припадаетъ,
А онъ величаво и тихо идетъ,
И молча крестом осѢняет.

Чудеснаго ПлѢнника стража ведетъ
И въ тѢсные своды тюрьмы запираетъ…
А вечеръ темнѢетъ… Какъ греза желанная,
Горячая, темная ночь настаетъ,
Севильская ночь, бездыханная…
Ни звука… Безмолвствует садъ,
И мирты, и лавры лiютъ ароматъ,
И гдѢ то запѢли, далёко - далёко…
И вдругъ, среди ночи глубокой,
Со звономъ замокъ отпираютъ,
И самъ инквизиторъ въ дверяхъ,
Высо´ко свѢтильникъ въ рукѢ поднимая,
Печальные своды тюрьмы озаряетъ.
И скрипнувъ на ржавыхъ петляхъ,
ЗловѢщую тишь нарушая,
За нимъ затворяется дверь. Онъ стоитъ,
Минуту иль двѢ ожидая,
Въ лицо Его молча глядитъ,
И тихо подходитъ. Очами сверкая,
СвѢтильник поставивъ на столъ, вопрошаетъ:
„ВѢдь Ты это?.. Ты?..“ Но ни слова въ отвѢтъ.
И быстро онъ самъ продолжаетъ:
„Ты правъ, не отвѢтствуй, о нѢтъ!
Я знаю, что могъ бы еще Ты сказать…

Борис Голутвин   13.02.2012 05:50   Заявить о нарушении

ЗавѢтъ намъ повѢдал бы новый?..
Но нѢт, Ты не можешь, не смѢешь придать
Къ тому, что сказалъ ни полслова!..
ЗачѢмъ же пришелъ намъ мешать?..
И Ты-ль это, образъ ли только Его,
Я знать не хочу. Я хочу одного –
И все это, слышишь ли, завтра же будетъ: -
Народъ, ослѢпленный, Тебя позабудетъ,
Тотъ самый народъ, что сегодня ТебѢ
Въ восторгѢ лобзалъ Твои ноги,
Покорный, трусливый и чуждый борьбѢ,
Заслыша лишь голосъ мой строгiй,
Горячiе уголья станетъ бросать
Къ костру Твоему; это знаешь ли Ты?..“

„О, да, Ты все зналъ, развѢ могъ Ты не знать?“
Прибавилъ онъ вдумчиво, какъ бы въ прозрѢньи,
И ликъ созерцалъ неземной красоты,
Какъ будто въ душѢ онъ хотѢлъ начертать,
Задумчивыхъ глаз не сводя на мгновенье,
Небеснаго гостя святые черты.
И вновь повторяетъ: „ИмѢешь ли право,
Хотя бы одну возвѢстить
Изъ тайнъ того мiра? Какъ злою отравой
Ты хочешь людей отравить,
И новыя муки оставить народу?“…
Съ усмѢшкой в раздумьѢ старикъ вопрошаетъ,
И строго взглянувъ на Него,
Не слыша отвѢта, онъ вновь продолжаетъ:
„Какъ дорого стоило кончить его,
Но кончили мы это страшное дѢло

Во имя Твое, навсегда и всѢцело…
И мучились мы съ этой жалкой свободой
Пятнадцать ужасныхъ и долгихъ вѢков…
Мы поняли лучше Тебя ихъ природу,
Окованныхъ тяжестью ржавыхъ цѢпей,
Рабовъ своей плоти и жалкихъ страстей!

Но Ты удостоить не хочешь и словъ,
И кротко глядишь на меня безъ упрека…
Быть можетъ не вѢришь безсилью рабовъ?
О, вѢрятъ они, что свободы широкой
ВездѢ передъ ними открыты пути…
Но жалкимъ рабамъ от цѢпей не уйти,
И сами они, чтобъ не вѢдать печали,
Въ невѢдѢньи рабскомъ свободу связали,
И къ нашимъ покорно сложили ногамъ,
В замѢну за счастье - толпы идеалъ…
А Ты о такой ли свободѢ мечталъ,
Въ ту пору, когда умиленно толпамъ
Уста Твои правду вѢщали?..
И только лишь стало возможным теперь
Помыслить о счастьѢ народа,
Какъ въ тайны суда отворили мы дверь…
Иль думаешь Ты, что иная свобода,
Подходитъ тому, кто былъ создан для тьмы
Бунтовъ, грабежей и насилiй?
Пятнадцать вѢков изучали ихъ мы.
Подумай, въ ихъ жалкомъ безсильи
Возможна ли правда у нихъ?

Ты все это зналъ, и слыхалъ отъ другихъ,
И тѢ, что ТебѢ говорили,
ВладѢли сокровищемъ истинъ самихъ
И счастiе мiру сулили.
Единственный путь Ты отвергнулъ тогда,
Въ которомъ - Ты Самъ это зналъ –
Народъ былъ бы счастливъ вездѢ и всегда…
Ты правъ былъ, что намъ передалъ
Начатое дѢло, и словомъ Своимъ
Ты Самъ утвердилъ и оставилъ намъ право
И связывать все на землѢ, что хотимъ
И все разрѢшать. И теперь, когда слава
Ужъ многихъ вѢков намъ всю власть отдала,
Теперь ужъ ее Ты не можешь отнять,
На нашихъ страданьяхъ та власть возрасла…
ЗачѢм же теперь Ты пришелъ намъ мешать?“…

Онъ смолкъ на мгновенье. Въ таинственной да´ли
Иныя видѢнья предъ нимъ возставали…
И тихо, въ глубокую даль погруженный,
Онъ вновь говоритъ, какъ бы думая вслухъ:
„Но страшный и умный властительный духъ,
Могучiй, и волей иной одаренный,
Въ пустынѢ с Тобой говорилъ.
И было ли истиннѢй что и мудрѢй
Того, что ТебѢ онъ открылъ?..
Сказалъ ли кто правду яснѢй?
И то, что отвергъ Ты, какъ зла искушенье,
Онъ в трехъ лишь вопросахъ, вопросах
прозрѢнья,
Великихъ и истинныхъ, намъ возвѢстилъ!..

И если когда нибудь чудо свершилось,
Громо´вое чудо, такъ это въ тотъ день…
И если представить, что мiръ позабылъ
Про эти вопросы, что въ книгахъ сокрылись
Слова громовыя, пропали какъ тѢнь,
Что надо придумать ихъ вновь,
И всѢхъ для того мудрецовъ,
Поэтовъ, правителей мiра созвать, -
Возможно-ль, чтобъ вся та премудрость земли
Собравшися вкупѢ, могла бы сказать
СильнѢе того, что въ забытой дали´
Тотъ генiй сказалъ?.. Какъ Ты могъ не принять,
То счастiе мiра, что онъ указалъ
То счастье, что Ты искушеньемъ назвалъ?..
И только по чуду вопросовъ такихъ
Понятно, что не былъ то умъ человѢка,
Текущiй и слабый, как жизненный мигъ,
Но сильный, могучiй, но властный отъ вѢка,
Исторiя вся заключается въ нихъ,
Лишь въ трехъ техъ вопросахъ чудесныхъ
Предсказана будущность вся мiровая,
Далёко невѢдомый свѢтъ проливая,
Въ судьбахъ человечѢства, мiру безвѢстных.
Прибавить къ тому, иль убавить,
Что сказано было, нельзя ни полслова,
Какъ солнца нельзя переставить,
Какъ прошлое время не двинется снова.

РѢши-жь теперь Самъ, кто былъ правъ?
ВѢдь тотъ, кто Тебя вопрошалъ,
Все тайны Тебе указавъ, -

Лишь истину мiру вѢщал!
Но вспомни вопросы, ихъ смыслъ былъ такой:
„Ты к людямъ с пустыми руками пришелъ?
Съ какимъ то обѢтом свободы иной,
НевѢдомой имъ, неземной?..
Народъ, что так долго въ невѢдѢньи шелъ,
Въ безчинстве своемъ прирожденномъ
Лишь только страшится свободы Твоей.
ЗачѢм Ты смущаещь безсильных дѢтей?
Отъ вѢка безвольемъ тупымъ угнетеннымъ
Ты новую волю сулилъ?..
Но имъ эта воля и эта свобода
СтрашнѢе недуга, страшнѢе могил!
О, нѢтъ. Ты не знаешь, въ чемъ горе народа.
А видишь ли камни въ пустынѢ нагой?
Ты въ хлѢбы ихъ всѢ обрати и тогда,
Какъ стадо послушное, вслѢдъ за Тобой
Они побѢгутъ, благодарны всегда,
Хоть въ страхѢ о томъ, что Ты руку отымешь
И вдруг прекратятся тѢ хлѢбы Твои…

Но Ты только грезы лелѢялъ Свои…
Мечтая, что ихъ до Себя Ты поднимешь,
Ты все то отвергъ. Ты сказалъ:
„Не хлѢбомъ единымъ живетъ человѢкъ“.
А знаешь, что въ страшный невѢрiя вѢкъ,
Когда воцарится земной идеалъ,
И въ мiрѢ изгонятъ, что было святого, -
Во имя лишь этого хлѢба земного
Сразится с Тобой властительный генiй,
И всѢ, какъ одинъ, безъ борьбы, безъ сомнѢнiй

Пойдутъ вслѢдъ за нимъ, восклицая:
„Кто звѢрю подобен сему?
Онъ далъ намъ огонь съ небеси!“ И къ нему,
На хлѢбъ лишь земной уповая,
Весь мiръ перейдетъ… И вѢка протекутъ,
И скажет премудрость земная,
Что нѢтъ на землѢ преступленiй,
Что голодъ причина всѢхъ смутъ…
И снова Тебя осуждая,
Возстанут былыя гоненья,
На мѢстѢ, гдѢ храмъ Твой стоялъ,
ГдѢ Ты о любви имъ вѢщалъ,
Опять Вавилонскую башню воздвигнутъ.
Хоть также они не достроятъ ее,
И снова не сбудутся ихъ ожиданья,
Хоть цѢли опять не достигнутъ,
Но все же, - одно лишь согласье Твое –
И могъ бы Ты имъ сократить ихъ страданья
На тысячу страшныхъ, мучительных лѢтъ!...
ВѢдь снова придутъ къ намъ, тоскою томимы,
И мы имъ дадимъ въ ихъ страданьи отвѢтъ.
Мы будем и мучимы вновь, и гонимы,
И насъ въ катакомбахъ опять,
Сокрывшихся будутъ искать…
И мы ихъ накормимъ и башню за нихъ
Достроимъ. Хоть снова придется намъ лгать,
Мы сдѢлаемъ все, чтобы голодъ унять,
Чтобъ снова народ, покоренный, затихъ.
И станутъ молить, настрадавшись душой,
Понявъ, что безъ насъ им не сладить съ собой:
„О, лучше рабами вы сдѢлайте насъ,
И бейте, но хлѢбом кормите!

Борис Голутвин   13.02.2012 05:53   Заявить о нарушении

Какъ дѢти, во всемъ мы послушаемъ васъ,
Лишь хлѢба всегда, а свободу - возьмите“!..
Поймутъ, наконецъ, какъ устанутъ страдать,
Что этой свободы не нужно имъ знать,
Что здѢсь и свободы, и хлѢба земного
Немыслимо вмѢстѢ искать.
Поймутъ, что въ пути затерялися ложномъ,
Устали и сбились: что имъ никогда
Безсильнымъ, порочнымъ, ничтожнымъ,
Бунтующим всюду, всегда,
Свободы такой не познать…
Ты хлѢбъ обѢщал имъ небесный?
Но что же онъ можетъ имъ дать,
Порочной натурѢ безвѢстный?
Не могутъ они этотъ хлѢбъ оцѢнить,
Не могутъ въ безсильи безъ хлѢба земного,
Какъ Ты, высоко´, и Тобой только жить!..
И если съ Тобою во имя святого
Десятки лишь тысячъ пойдутъ,
Что станется съ слабыми, что не поймутъ
ЗавѢтов Твоихъ? Съ миллiонами тѢхъ,
Которые хлѢбъ свой земной,
Земныхъ мимолетныхъ утѢхъ,
Не могутъ забыть своей слабой душой,
И хлѢбъ Твой небесный не могутъ принять?..
Ужели не жаль ихъ ТебѢ?..
За то, что они не могли устоять
И пали въ тяжёлой борьбѢ,
Отвергнулъ Ты ихъ, и лишь только немногихъ,
Великихъ и сильныхъ, избралъ Ты СебѢ?..
Но тѢхъ, что боятся путей Твоихъ строгихъ,
И все-жь Тебя любятъ душою, -

Такъ много, какъ въ морѢ песку!..
Но мы ихъ не бросимъ. Возьмемъ ихъ тоску,
ВездѢ поведемъ за собою,
И станут они удивляться на насъ,
И станут богами считать,
За то, что рѢшились мы взять
Свободу, которой они ужъ не разъ
Страшились, какъ злого неду´га…
Ихъ волю тогда мы чертой оградимъ
Не пустимъ изъ тѢснаго круга,
И снова обманемъ и скажемъ мы имъ,
Что Ты намъ велишь, что во имя Твое
Господство надъ ними мы взяли…
И скроемъ отъ нихъ мы страданье свое,
Страданье о томъ, что мы снова солгали…
Тебя же не примемъ не только тогда,
Но впредь, никогда, никогда!...

Вотъ первый вопросъ и что онъ означалъ,
Какую онъ истину мiру вѢщалъ!..
И это отвергъ Ты во имя свободы,
Далекой, невѢдомой, чуждой народу!..
Но сколько глубокаго въ немъ заключалось!..
Но тайна великая мiра сего
В томъ мудромъ вопросѢ скрывалась:
Принявъ эти хлѢбы ответил бы Ты
На муку всеобщую мiра всего, -
Тоску вѢковѢчной, и страстной мечты,
Тоску какъ неду´г, человѢчества, злую, -
Но близкую сердцу, земную, -
Предъ кѢм преклониться ему?...

И этой заботы мучительнѢй нѢтъ,
Чтобъ разомъ и всѢмъ поклониться тому,
Что вѢчно, безспорно, какъ солнце, какъ свѢтъ,
И разомъ могло бы и всѢхъ покорить…
И этихъ безвольныхъ и жалкихъ созданiй
ХотѢлъ Ты цѢною ужасныхъ страданiй
СвободѢ святой научить?..
Какъ могъ Ты не вѢдать, какъ могъ Ты не знать,
Что имъ этой правды Твоей не понять,
Что имъ не свобода нужна, а кумиръ,
Такой, чтобъ ему поклонился весь мiръ…
И могъ бы Ты знамя такое поднять,
Чтобъ всѢ преклонились тогда предъ Тобой.
Но все Ты отвергнул за хлѢбъ неземной…

Взгляни же, что сталось потомъ,
Все ради свободы, которой весь вѢкъ,
Страшится больной человѢкъ,
И только все ищетъ кругом,
Кому бы скорѢй ее сбыть,
Чтобъ думы свои заглушить…
Ты хлѢбъ отклонилъ. Но Ты знаешь ли что
БезспорнѢй, всесильнѢе этого хлѢба?
Лишь съ нимъ Ты нашелъ бы все то,
Что тщетно искалъ Ты для неба…
Ты могъ овладѢть ихъ свободой земной,
Ихъ совѢсть Ты могъ успокоить,
И думы развѢять, и дать имъ покой,
И тихую пристань устроить…
Ты все отклонилъ. Ты не взялъ ихъ свободу…
Ужель Ты не зналъ, состраданьем томимъ,

Ихъ, чуждую воли, природу?
Не зналъ, что спокойствiе имъ
И самая смерть - все дороже познанья
Свободы сковавшей ихъ счастье?..
И такъ, среди бурь и ненастья,
Оставилъ Ты слабыхъ, безвольныхъ, людей…
Отъ древнихъ законовъ желѢзных цѢпей
Они не могли такъ страдать,
Какъ съ этой свободой, съ которой рѢшать
Должны они были впередъ,
Не зная, что зло, что добро принесетъ!..
Да развѢ не зналъ Ты, не думалъ тогда,
Что даже Твой образъ отвергнутъ они,
Какъ страшныхъ мученiй потянутся дни,
Въ которыхъ они не поймутъ никогда,
ЗачѢмъ испытанья Ты далъ имъ одни?
ЗачѢмъ эти муки, зачѢмъ это зло,
Что бездну страданiй съ собой принесло,
ЗачѢмъ въ этомъ морѢ заботъ и сомнѢнiй
Оставилъ Ты ихъ въ безконечномъ смятеньи
Съ тѢмъ бременемъ страшнымъ свободы,
Ненужной ихъ жалкой, безсильной природѢ?!.

И рушится царство Твое. И лишь Ты
Виновенъ въ паденьи его…
Съ Твоей неземной высоты
Не могъ Ты понять одного,
Что есть на землѢ лишь три силы,
Которыя совѢсть могли бы плѢнить
Бунтующихъ, слабыхъ людей до могилы,

И счастьемъ могли-бъ одарить, -
То чудо, и тайна, и власть. Ты отвергъ
И то, и другое, и третье… - для мiра
Три властныхъ могучихъ кумира. –
Когда Тебя генiй премудрый на верхъ
Высокаго храма поставилъ,
Сказалъ онъ ТебѢ: „Если хочешь узнать
Кто Ты и Тебя кто прославилъ,
То свергнися внизъ, чтобы всѢмъ доказать,
Что Божiй Ты Сынъ. И Тебя на рукахъ,
На крыльяхъ своихъ понесутъ,
О камни чтобъ Ты не разбился!“
И вновь Ты отвергъ. О, конечно, не страхъ
Тобой управлялъ. Ты и тутъ,
Какъ Богъ былъ прекрасенъ. Ты рабства стра-
шился,
Хотелъ, чтобъ свободны, не ради чудесъ,
А ради Тебя Самого и небесъ
Пошли за Тобою. Ты только не зналъ,
Что чуда народъ больше Бога искалъ,
Что еслибъ не стало чудесъ, то своихъ,
Народъ насозда´л бы ихъ самъ,
Знаха´рскихъ чудесъ, колдовскихъ,
Воздавъ поклоненье, какъ новымъ богамъ.
И ты не сошелъ со креста, когда вкругъ,
Дразня, надъ Тобой издѢвались:
„Сойди, и увѢруемъ разомъ и вдругъ“…
Ты вновь не хотѢлъ, чтобъ они убоялись
Могущества чуда, хотѢлъ Ты, какъ другъ,
Свободной, безстрашной любви, не такой,
Не рабскихъ восторговъ и вѢры слѢпой…

Борис Голутвин   13.02.2012 05:55   Заявить о нарушении

О людяхъ Ты слишком судилъ высоко´.
Хоть дѢти бунтовъ и насилiй –
Невольники всё же они.
Ты думалъ, что волю понять имъ легко?..
Ты думалъ ихъ, в рабскомъ безсильи,
Вознесть до Себя и лишь муки одни
Оставилъ Ты имъ на ихъ долю, -
УжаснѢй, страшнѢе неволи!..
Но вотъ уже много вѢковъ протекло,
Озрись, посмотри же на нихъ,
Что лучшаго время с собой принесло?...
О, какъ далеко до Твоей высоты!..
Клянусь, никогда имъ в ничтожествѢ ихъ
Того не исполнить, что требовалъ Ты!..
О, еслибъ Ты ихъ высоко не вознесъ,
Ты больше бы имъ милосердья принесъ
И ноша была бы имъ легче тогда!
ВѢдь так малосильны они и ничтожны!
Что въ томъ, что бунтуютъ они противъ насъ?
То дѢтскiя игры. Устанутъ когда –
Поймутъ, что забавы ихъ ложны,
Бунтуя, слезами зальются не разъ,
И только тогда все безумство поймутъ,
Какъ храмы разрушатъ и кровью зальютъ.
О, дорого будет имъ стоить конецъ!
Тогда догадаются глупыя дѢти,
Что сами себѢ подставляют лишь сѢти,
Что силъ у нихъ мало, поймутъ наконецъ.

Итакъ, неспокойство, смятенье, несчастье –
УдѢлъ человѢковъ! И послѢ того,

Какъ Ты претерпѢлъ за ихъ счастье,
Какъ Ты за свободу ихъ такъ пострадалъ!..
Но есть у пророка въ видѢньи его
О тѢхъ, что печатiю Бога
ОтмѢчены будут. Пророкъ намъ вѢщалъ,
Что было ихъ всѢхъ такъ немного, -
Что знали имъ счетъ. Но вѢдь въ жизненномъ пирѢ,
Они озаряли, какъ звѢзды в эфирѢ,
И были, какъ боги они, и страдали,
И крестъ претерпѢли, гонимые въ мiрѢ,
Въ пещерахъ, въ пустынѢ живя, голодали…
Ты съ гордостью можешь на нихъ указать,
Во имя Твое и свободы небесной…
Но сильныхъ такихъ можно всѢхъ сосчитать,
А тѢхъ, что какъ в морѢ песокъ,
Которымъ Твой крестъ недоступно высокъ,
Возможно-ль ихъ слабыя души винить,
За то, что имъ страшныхъ даровъ не вмѢстить!
Да Ты неужель приходилъ только къ нимъ,
Могучимъ, избра´ннымъ Своимъ?
Возможно-ль?.. Но стало быть тутъ
Скрывается тайна и будемъ мы вправѢ
О тайне учить. И хотя не поймутъ
Ее никогда, но, покорны, державѢ,
ЗавѢщанной намъ, они слѢпо, какъ дѢти,
ПовѢрятъ. Мы такъ и рѢшили,
Что тайна важнѢе, мы ихъ убедили,
Что съ этой свободой, не нужной на свѢтѢ,
Такъ много загублено силъ невозвратно…
И подвигъ Твой, имъ не понятный,
Исправили властью своей,

Исправили тѢмъ, что тотъ генiй сказалъ,
И тайной, и чудомъ, что Ты отвергалъ…
И счастливы люди, что ихъ какъ дѢтей,
Какъ стадо послушное, вновь мы ведемъ,
Что страшного дара мы имъ не даемъ…

Скажи мнѢ, что правы мы были иль нѢтъ?
Ужель человѢчества мы не любили,
Заставивъ его полюбить этотъ свѢтъ?
Мы тяжкую ношу его облегчили, -
Сознавши безсилье его, даже грѢхъ,
Но съ нашего вѢдома, - мы разрешили.
Мы слабыхъ людей не лишили утѢхъ,
Мы дали имъ все, чтобъ Тебя прославлять…
ЗачѢмъ же теперь Ты пришелъ намъ мѢшать?..
И что на меня Ты такъ кротко глядишь,
Глазами в глубокую даль проникая?
О, лучше сердись! Что Ты молча стоишь,
Любовью Своей озаряя?..
Любви я Твоей не хочу! Никогда!
Она мнѢ, какъ бремя, какъ кара, чужда.
И что мнѢ скрывать от Тебя?
Я развѢ не знаю, кто Ты?
Ты видишь съ Своей высоты,
Что стану ТебѢ говорить, не любя?
И можешь ли что Ты не знать?
Могу-ль отъ Тебя нашу тайну сокрыть,
Съ которой слѢпцовъ научили мы жить?
Быть может я самъ ее долженъ сказать?
Такъ знай же, вотъ тайна, что такъ мы хранимъ:
Уж мы не с Тобою… а съ нимъ…

Давно ужъ мы съ нимъ, не съ Тобой,
Тому уже восемь вѢковъ…
Одинъ изъ великихъ даровъ,
Что Ты, негодуя, отвергъ какъ земной,
Мы взяли тогда отъ него, -
ВажнѢйшiй въ таинственной мiра борьбѢ,
ПослѢднiй тотъ даръ, что сулилъ онъ ТебѢ
Въ величiи властномъ ума своего,
ВсѢ царства земныя ТебѢ показавъ,
И Кесаря мечъ отъ него мы, принявъ,
И Римъ, лишь себя объявили царями,
Земными, едиными, всѢми страна´ми
НавѢкъ безгранично владѢвшими властно,
Хотя это дѢло еще и въ началѢ,
Но кто виноватъ? Мы такъ много встрѢчали
Препятствiй, нашъ путь былъ тернистый, опасный,
И много страданiй еще предстоитъ,
Земля еще много увидитъ ненастья,
Но Кесаря мечъ, наконецъ, завершитъ,
Блаженство земли и всемiрное счастье
Охватитъ ее навсегда…
ЗачѢмъ этотъ даръ Ты отвергнулъ тогда?
Принявъ этотъ третiй совѢтъ,
Ты могъ бы покой навседа принести,
И дать человѢку все то на пути,
На что онъ мучительно ищетъ отвѢтъ:
Пред кѢмъ преклониться ему?
Кому свою совѢсть вручить?
И какъ воедино собраться къ тому,
Въ чем можно бы всѢхъ согласить.
Народы стремились побѢдным путемъ
Собраться въ такомъ единенiи мирномъ,

ГдѢ всѢ бы нашли нерушимый покой…
То было отъ вѢка любимой мечтой,
И мiръ воцарился бы въ этой мечтѢ.
Когда Чингисъ-Ханы, Тимуры, всѢ тѢ,
Что вихремъ, грозой проносились,
Стремясь овладѢть всей вселенной, -
Они безсонательно шли, неизмѢнно,
Потребность одну выражая. Сходились,
Не вѢдая сами той силы земной,
Народы въ борьбѢ роковой…
Но взявши порфиру и Кесаря мечъ
Ты могъ бы весь мiръ отъ борьбы уберечь,
И дать неизмѢнный покой!..
Такъ взяли же мы, что Ты взять не хотѢлъ,
И, взявши, конечно, отвергли Тебя,
И миръ и покой возлюбя…
И Кесаря мечъ над землей пролетѢлъ,
ТѢмъ генiемъ мощнымъ хранимъ…
И мы, не колеблясь, пошли вслѢдъ за нимъ…

И снова вѢка протекутъ
Безчинства ума и свободы,
И новыхъ кумировъ себѢ создадутъ,
И вновь Вавилонскимъ разсѢяньем грознымъ
И антропофагiей кончатъ народы…
И звѢрь приползетъ къ намъ въ моленiи слёзномъ,
Лизать наши ноги начнетъ…
Мы сядемъ на звѢря и насъ онъ подыметъ,
И быстро побѢднымъ путемъ повлечетъ.
И счастье народа никто не отниметъ,
Мы „Тайну“ навѢкъ вознесемъ на алтарь,
И миръ создадимъ, что не вѢдали встарь…

Ты тѢми гордишься, что въ мiрѢ избралъ,
Которыхъ такъ мало. Но нашъ идеалъ –
Всеобщiй, всемiрный, безсмѢнный покой…
Но даже избранники всѢ ли ТебѢ
Остануться вѢрны могучей душой?
Не выдержатъ долго въ тяжелой борьбѢ,
Тебя ожидая устанутъ,
И силы всѢ духа, и сердца весь жаръ,
На ниву иную возложатъ какъ даръ,
И словомъ Твоимъ на Тебя же возстанутъ.
У насъ же не такъ, какъ въ свободѢ Твоей,
Мы ихъ убедимъ, что какъ только они
Забудутъ для насъ о свободѢ своей, -
Тогда лишь настанутъ свободные дни.
Не будетъ у насъ ни вражды ни бунтовъ,
Лишь вѢчное счастье чарующихъ сновъ…
Что-жъ правы мы будемъ опять, иль солжемъ?
ВѢдь сами они сквозь туманъ ослѢпленья
Увидятъ, что мы ихъ къ блаженству ведемъ,
И вспомнятъ объ ужасахъ рабства, смятенья,
Къ которымъ свобода Твоя приводила.
Но эта свобода ума и науки,
Какъ злая, безвѢстная сила,
Ихъ въ дебри такiя не разъ заведетъ,
Что снова опустятъ безсильныя руки
Предъ новой загадкой, что вновь принесетъ
Блуждающей думы страданье.
Тогда, покоренные, къ нашимъ ногамъ
Падутъ, проклиная блужданья…
И вновь соберется то стадо
За нашей желѢзной оградой…

Тогда слабосильнымъ созданиямъ
Смиренное, тихое счастье дадимъ,
То самое жалкое счастье,
Что бѢднымъ земнымъ упованьямъ
Дороже святыни - мы ихъ создадимъ.
Тогда убѢдимъ мы ихъ нашей властью,
Что жалки они, малосильны, как дѢти,
И дѢтское счастье для нихъ въ этомъ свѢтѢ
СпокойнѢй и слаще иного…
И имъ по безволью и слабости ихъ
Мы даже и грѢхъ разрѢшимъ.
И чарой, и нѢгой мы ихъ усыпимъ,
И даже отвѢта не спросимъ у нихъ,
И скажем, что все искупленье,
И все наказанье беремъ на себя,
Что мы имъ даемъ разрѢшенье,
Какъ милыхъ дѢтей возлюбя…
И насъ обожать они станутъ за то,
Что мы имъ позволимъ грѢшить,
Что мы на сѢбе ихъ грѢхи понесемъ…
И тайны отъ насъ не укроетъ никто,
И станутъ грѢхи намъ свои приносить,
И каяться въ каждомъ поступкѢ своемъ,
Съ великою вѢрой пойдутъ къ намъ на судъ,
РѢшенiе наше съ восторгомъ возьмутъ,
Лишь только бъ не вѢдать мученiй
Свободныхъ и личныхъ рѢшенiй…

И счастливы будутъ милльоны созданiй…
Но только не тѢ, что всю тяжесть страданiй
На совѢсть свою возложили,

Но только не тѢ, что глубоко хранили
Ужасную тайну и бремя проклятья,
И счастье милльоновъ дѢтей
ЦѢною ужасной купили!..
И тихо умрутъ они, тихо покинутъ
Для будущей тайны загробныхъ путей
Безпечныя радости жизни своей.
И въ жизни предъ ними завѢсы не сдвинуть –
Мы строго секретъ сохранимъ, -
Что тамъ только смерть уготована имъ,
И станемъ манить ихъ для ихъ же забвенья
Наградой небесной и вѢчной,
Хотя бы и были сомнѢнья
О жизни иной, безконечной…
Давно говорятъ, что Ты снова придешь
И снова побѢду съ Собой принесешь,
И прежнихъ избранниковъ, гордыхъ душой,
На жалкую землю сведешь за Собой.
Но скажемъ мы имъ: „вы спасли ли кого?
Вы только себя вознесли…
А мы ради всѢхъ, ради мiра всего
Мы тяжкiя муки несли“…
Я встану тогда и Тебе укажу
На многихъ счастливыхъ, безгрѢшныхъ дѢтей:
„Мы взяли ихъ грѢхъ на себя“, я скажу,
„Суди-же насъ за свѢтлое счастье ихъ дней,
Суди, если можешь, любовью Своей“…

Но знай, не боюсь я Тебя.
И я былъ въ пустынѢ, какъ Ты,
Акридами также питался,

Свободу святую любя,
ЛелѢялъ я тѢ же мечты,
Во имя Твое подвизался,
Избранниковъ рать я восполнить хотѢлъ…
Но вдругъ я очнулся и вдругъ я прозрѢлъ,
Я понялъ свое и примкнулъ
Къ разумнымъ, что „подвигъ исправили Твой“.
Отъ гордыхъ къ смиреннымъ я круто свернулъ
И съ ними пошелъ по дорогѢ другой…
Да сбудется все, что ТебѢ говорю,
И царство созиждется наше,
И будетъ рости и сильнѢе, и краше…
И снова ТебѢ повторяю:
Ты завтра же узришь послушное стадо,
Которое только за слово „награда“
Горячiе уголья станетъ сгребать
Къ костру Твоему, ибо завтра-жь Тебя,
За то, что пришелъ намъ мѢшать, -
Сожгу на кострѢ. И, боясь за себя,
И въ страхѢ, что хлѢбъ его могутъ отнять,
Народъ навсегда о ТебѢ позабудетъ…
Итакъ я сожгу Тебя завтра. Да будетъ“…

Борис Голутвин   13.02.2012 06:00   Заявить о нарушении

Умолкъ инквизиторъ. И ждетъ хоть бы слова…
Но Узникъ все такъ же молчитъ,
Какъ прежде, къ страданью готовый,
И тихо, задумчиво, проникновенно
Въ глаза ему кротко глядитъ…
ХотѢлъ бы старикъ лучше гнѢвныя рѢчи
Услышать. И жжетъ его взглядъ сокровенный,
И тайна божественной встрѢчи

Невольно и властно въ душѢ возстаетъ
Забытой, далекой, горячей волною…
Но бровью не двинетъ сѢдою…
И мускулъ в лицѢ не дрогнё´тъ…

А Онъ, озаренный улыбкой святою
И тихо, какъ лучъ, неземными стопами
Подходитъ, и, ясными вскинувъ очами,
Безкровныя старца цѢлуетъ уста…

Какъ будто поруганной тайны креста
Возмездiе кроткое съ неба сошло,
И старца уснувшую совѢсть прожгло…
И дрогнуло что-то въ концахъ его губъ.
Но вѢки сомкнулись, склоняется взоръ,
То мигъ ли страданья, души ли укоръ –
Онъ скроетъ на сердце. Могучiй, какъ дубъ,
Онъ чувства не выдастъ ничѢмъ, никогда…
И дверь отворивъ Ему, онъ говоритъ:
„Ступай… навсегда, навсегда“…
И въ темныя стогны Его выпускаетъ…
А городъ, какъ грезой объятый, молчитъ,
Не видитъ… и сномъ убаюканный спитъ.
. . . . . . . . . . . . . . . . ..
Онъ тихо главу наклоняетъ,
И тихо, какъ волны невѢдомыхъ силъ,
Какъ взмахъ невиди´маго ангела крылъ, -
Надолго… въ тиши… исчезаетъ…
М.
Пушкино
Июль 1902 г.

Борис Голутвин   13.02.2012 06:00   Заявить о нарушении