Музей восковых фигур

Элоиза-Герда - вдова учителя истории, вдова монтера телефонной сети, вдова разносчика газет... Хотя - нет, с разносчиком они развелись еще в те незапамятные времена, когда девятнадцатилетняя Элоиза-Герла ощутила себя если не красавицей, то, во всяком случае, обворожительной пыпшиотелой' блондинкой. Не толстой, а пышнотелой, обещающей  сладостные минуты блаженного угопания. Разносчик её явно не стоил, да и внутренне не удовлетворял ни доходами, ни, скажем, интеллектом: И они расстались тихо, как культурные люди, как достойные граждане нашего замечательного города.

Элоиза-Герда встала раньше обычного, в тот утренний час, когда разносчики газет заняты исполнением своих, увы, не супружеских: обязанностей. И, прихватив с собой предусмотрительно собранный чемодан, выпорхнула из постели разносчика в объятья
полицейского ефрейтора, столь же предусмотрительно отобранного из шеренги ему подобных ефрейторов, оцепивших площадь для поддержания порядка во время мероприятия  Дело это чисто формальное потому, что порядок в нашем городе не нарушается никогда, а во время мероприятия - тем более.

День был осенний, но солнечный. Стражи порядка были. расслаблены и доступны. Вот
один из них и был вырван из стройных. рядов блюстителей. ослепительной улыбкой Элоизы-Герды.ней пи за что не женился, она ему тоже во всем отказывала. Его мать ома просто ненавидела, как только может ненавидеть жешцииа, презираощая мужчину, женщину, души в нем ие чаютщцую.

Так, Элоиза-Герда: сиреневое, глубоко декольтированное платье; замысловато уложенный пепельный шиньон; обилие бижутерии, столь раздражавшее покойного учителя; красные туфли, перчатки и.сумочка в тон ослепительно красным губам.
Вчера в магазинчике начали продавать кулоны из хрусталя, изумительно искрящегося На солнце. Значит, сверкающий кулон обязательно украсит бархатистое содержимое декольте Элоизы-Герды.

Вот и все. Кстати, очень похожа. Где-то я ее встречал несколько дней назад... Конечно же  на площади. У нас все встречаются на площади. Улочки узкие, по ним пробегают, уворачиваясь от редких прохожих, никогда не глядя друг-другу в глаза. Другое дело - площадь. Площадь очень просторная. Стремительно появляющиеся из улочек пешеходы оказываются бессильными перед ее широтой, медленно растекаются по брусчатке и гуляют, гуляют, гуляют...

До чего же мил наи город.

Элоиза-Герда сегодня на площади сильно потеснит господина советника почтовой службы. Интересно, бедром или бюстом? Эти женщины такие взбалмошные, все труднее удается предугадывать их поступки. А. ведь это может нарушить достоверность экспозиции или, как учит нас господин директор Муниципального музея, - инсталляции.

Да, точно - вот так!

Советник худощав и немного сутулится. Поэтому бедром и плечом - сзади, а грудью - как бы сбоку. Завидую я советнику. Сегодня он переживет томительные минуты. Может, и: не только сегодня.

Герхард-Юрген, господин советник почтовой службы, достойный. гражданин и весьма ,
влиятельное лицо в нашем городе, имеет множество причин, чтобы гордиться собой. Например, великолепное сочетание согласных в своем имени. Повторяя «тр-рд-рг», он
ощущает, как завораживающая мелодия надежных, твердых звуков вселяет в него чувство собственного достоинства, мужественную силу и уверенность, столь необходимые для руководства почтовым ведомством.

Правда, письма у нас пишут редко. Городок небольшой, все почти каждый день
натыкаются друг на друга. Заграницы для нас не существует. Мы знаем, что она есть. Ну, и все! И хватит об этом! Почтовое ведомство занято разноской газет и приглашений, в первую очередь - пригиаиений на плошадь. И важно не то, что “.. в воскресенье в семнадцать часов”, а то, какой номер стоит на пригласительном билете. Всю неделю горожане томятся в ожидании трепетного момента узнавания своих номеров. Номер - наше место в обществе, оценка наших успехов, реализованных надежд и потенциальных способностей. Быть в первой тысяче мест - мечта всех горожан, за исключением ‘самых достойных, по праву занимающих эту первую тысячу мест. Но и они, и господа тайные советники, и даже почетные граждане мечтают о
первой сотне, о манящей и недосягаемой первой сотне.

Герхард-Юрген уже восемь лет узнает свой номер на два дня раньше остальных горожан. Эта завидная возможность вытекает из самой должности Герхарда-Юргена. Должности, к которой стремятся три десятка мальчишек, разносчиков газет, и некоторое количество сожительствующих с ними девчонок. Должности, не дающей права повелевать всеми, но предоставляющей возможность распоряжаться некоторыми.

Но не только должность позволит советнику всем телом ощутить соблазнительность плоти Элоизы-Герды. Сам Герхард-Юрген еще довольно хорош собой. Седой, его бледное, тонкое лицо можно было бы назвать благородным... Хотя, не стоит. Не такие нравы в нашем городе.

Советник, как и положено советнику, будет в черном сюртуке, в мягкой, велюровой шляпе с небольшими полями и с тростью. Трость не обязательна, но так солидней. И. миогие горожане носят трости в ясную погоду вместо зонтов, которые горожане берут с собой в погоду дождливую.

Перед советником на площади встанет немного неопрятный толстяк Алоиз-Игнаций - курьез нашего города. В жизни Алойза-Игнация все неправильно. Сначала он родился не вовремя, когда его мать собралась поступать на стоматологические курсы. Потом его отдали в гимназию с углубленным изучением математики и права, которое юный: Алоиз-Игнаций ненавидел еще более математики и своего отца. Причем, математику ненавидел за строгость, а отца - за полное ее отсутствие.

Выучившись, молодой. адвокат неудачно женился на дочери самого господина судьи - девице скорее недоброй, чем умной. После еще более неудачно развелся, из-за чего его отношения с судьей, и до того довольно натянутые, разладились вконец. Выступления Алоиза-Итнация в суде были любопытны и оригинальны, отчего считались неприличными, и стоили клиентам от нескольких лишних месяцев за решеткой до чуть более высоких размеров штрафов, что для наших граждан, воспитанных в духе аккуратности и бережливости, было еще более нетерпимо. И только благодаря снисходительности. господина судьи Алоизу-Игнацию удалось сохранить хоть какую-то практику. Правда, дела ему поручают самые безнадежные - незаконные парковки автомобилей и попытки создания угрозы нанесения ущерба общественной нравственности. `

Чтобы оказаться не на своем месте на площади, Алоиз-Игнаций. наступит на ногу Гансу-Гельмуту и извинится, толкнет Нору-Гертруду и извинится, уронит пепел на плечо глухого ветерана Ганса-Маргина и извинится, вызвав этой бестактностью справедливое возмущение супруги ветерана и ее подруг, совершенно одинаковых в буклеевых пальто с каракулевыми воротниками. Преслелдуемый буклесвым шепотком, Алоиз-Игнаций остановится рядом с Герхардом-Юреном, но, не удержав равновесия, сделает шаг вперед, чем создаст положение совершенно невозможное нигде, кроме нашего либерального города, способного выдержать бежевый цилиндр и атласные отвороты смокинга адвоката. Кстати, именно эти отвороты, выглядывающие из-под адвокатской мантии, и привлекли внимание подсудимой Лу-Лу, сонно ожидающей признания ее виновной в попытке создания угрозы...

Если вам доведется воспринимать это повествование на слух, вас наверняка удивит это странное имя Лу-Лу. Не стесняйтесь, спросите рассказчика, и пусть он успокоит вас, что все правильно. Лу-Лу - это двойное имя, и пишется «Лу-Лу». Его обладательница, самая беззаботная дама в нашем городе, занимается... И говорят - неплохо. Только не спрашивайте - чем. Потому что делает Лу-Лу это только с Алоизом-Игнацием, и то в ожидании, пока ей не подвернется что-нибудь другое.

С плохо. скрываемой улыбкой, переставляя непристойно стройные ноги, влекомая за руку своим приятелем, Лу-Лу займет еще более не свое место, чем адвокат. И заслонит весь вид Эмилю-Юргену, вынужденному в течение всего мероприятия наблюдать плавный переход поясницы в бедра.

В отличие от Герхарда-Юргена, Эмиль-Юрген - человек противоречивый, ниже среднего роста, и работает обозревателем городской газеты. Столь ответственная должность предоставляет ему замечательные возможности сообщать горожанам о казавшемся невероятным еле позавчера дожде, уже вчера ставшем одним из важнейших факторов городской жизни; о взглядах, сопровождавших.Лу-Лу в ее полном приключений проходе по площади; о взглядах самой Лу-Лу на роль сопровождавших ее сопровождающих в замечательном завершении вчерашнего дождя. Помимо этого, обозреватель может посетить Муниципальный музей за два часа до официального открытия инсталляции, и, следовательно, не очень внимательно наблюдать за ходом самого мероприятия, позволяя себе негороплизос созерцание некоторых
особенностей строения тел наиболее приятных горожанок.

В музее Эмиль-Юрген обычно дольше всего задерживается у фигуры господина
обозревателя городской газеты Эмиля-Юргена в натуральную величину по состоянию на воскресенье, 17 часов. Затем медленно обходит всю экспозицию, что-то помечая в блокноте, и опять возвращается к себе, чтобы устранить мельчайшие различия в наклоне мягкой фетровой шляцы, в широких складках великолепного синего макинтоша. Потом подходит ко мие.

- Здравствуйте, господин бутафор!
- Чудесный день, господин обозреватель! Есть какие-нибудь новости?
- Я немного поправил галстук. Не возражаете, господин бутафор?
- На ком?
- На себе.
- Тогда - нет, господин обозреватель! У вас точный глаз. Не хотите поработать в музее?
- После вас, бутафор, после зас.

К половине третьего официальные посетители - господа обозреватель, инспектор
полиции, старший фельдшер скорой помощи и другис господа, непосредственно отвечающие за мероприятие, заканчивают свои служебные дела. Фельдшер помечает на плане места горожан, страдающих сердечными заболеваниями, смотритель детских учреждений выделяет кружочками шалунов и непосед.

В гри музей откроет свои двери для широких масс населения. Горожанам нужно уточнить места, которые они займут на площади, подробности гардероба, особенности выражения лица, нюансы макияжа дам и осанки уважаемых господ.

В качестве посетителя я вхожу в музей в три. Хайнц-Юлий, бутафор - кукла номер 37423.

Мы это не афишируем, но у манекенов тоже есть номера. Музейное дело требует порядка. Горожан много - умирают, рождаются, некоторые даже уезжают из нашего замечательного города. Не подумайте плохого, номера эти не имеют ничего общего с номерами пригласительных билетов. Если бы вы узнали номер господина судьи... Но тайна - это главное, что хранит наш музей.

Не буду рассказывать вам о своем гардеробе, элегантно выдержанном в теплых коричневых тонах, великолепно гармонирующих с опавшей листвой на площади и чуть затуманенным закатом в низком осеннем небе. Ограничусь лишь тем, что именно я добровольно принял на себя обязанность служить в нашем городе образцом хорошего вкуса и изящных манер. `

Сегодня на площади я окажусь рядом с Натальей, в ожидании ужина буду любоваться
развевающейся гривкой шелковистых волос и подтрунивать над гой бессмысленной
серьезностью, с которой Наталья будет наблюдать за. развитием церемонии. Фанфары и литавры гвардейцев возвестят о ес начале, на балконе рагуши появятся члены магистрата в ослепительных пурпурных мантиях, куранты пробьют пять, горожане и гости города замрут на мгновение, фиксируя полное соответствие мероприятия музейной: инсталляции. Полное, включая отсутствие Натальи, которая, как обычно, опоздает к началу церемонии и перепутает свое нынешнее место с прошлым.её место возле меня. Нужно будет обязательно предупредить Томаса-Генриха. Можно  предупредить и саму Наталью, но кому, как не мне, знать, насколько это бесполезно.

Просто попыталось занять собой побольше места. Вдохну поглубже, разверну плечи и
немного поскучаю в ожидании появления ес озабоченного личика. “Что клеймим? Падение нравственности или утрату веры? - и только потом - Извините, бутафор. Я чуть вам все испортила”.

Вам. - это мне. :

Вы, конечно, знаете, что в нашем городе постоянно совершаются два чудовищных
преступления - падение нравственности. и утрата. веры. Совершаются всеми. горожанами, коллективно и по одному. Совершаются ежеминутно, постоянно, с мрачным цинизмом повседневной жизни. И вы, конечно, знаете, что уголовный кодекс нашего города предусматривает за это только одно наказание - смертную казнь.

Мы казним одного в неделю. Это - немного, но это поддерживает уважение к закону, сплачивает горожан и пробуждает в них чувство братской любви, столь желаемое и недостижимое в других городах. Один за всех, так сказать.

По мере плавного течения перемопии к её кульминации - жеребьевке, возбуждение
нарастает. Элоиза-Герда еще плотней заключит Герхарда-Юргена между своим бедром и бюстом, отчего лицо господина советника выразительно побагровеет, и сам он приобретет тот задумчивый и безучастный вид, © которым школьники поглаживают под партами коленки своих кудрявых соседок.

Алоиз-Игнаций попытается вытянуть толстую шею, попытается отмахнуться от болтовни Лу-Лу, попытается не пропустить тот момент, когда из лотерейных барабанов появятся шары с цифрами, попытается не прослушать имя и звание виновного, которое звонко произнесет самая голосистая из первоклассниц муниципальной школы, свежее личико которой лишь на мтновение отвлечет Лу-Лу ог непрерывного монолога с Алоизом-Игнацием. Отвлечет лишь для того, чтобы дать ей возможность осведомиться у спутника, может ли он представить себе, сколь прелестна была сама Лу-Лу в том нежном возрасте.

Невинный вопрос Лу-Лу, обращенный к Алоизу-Игнацию, будет невольно подслушан
Эмилем-Юргеном, с детства наделенным богатым воображением. В результате чего: Эмиль-Юрген: ответит Лу-Лу одобрительным покашливанием, Лу-Лу ответит Эмилю-Юргену улыбкой, которую в нашем городе принято называть обольстительной, Алоиз-Игнаций ответит безразличным молчанием.

Пора-Гертруда, Ганс-Гельмут и супруга ветерана с подругами изобразят на лицах .
осуждение: «Как же, в такой момент». Томас-Генрих задумается: «Да, действительно, именно он и должен ответить за вопиющее состояние нашей праветвенности и веры».

Ветер бросит мне в лицо прядь Натальиных волос: «Не расслышал, кто?» Смешная, как все иностранцы, которым в диковинку наши обычаи, она все время упускает самое основное.

А вель она будет обслуживать электронную малину, которую магистрат собирается приобрести, чтобы заменить лотерейные барабаны, признанные пережитком средневековья, недостойным нашего просвещенного города. Вот уже скоро два месяца, как Наталья копается в программах для будущей машины. Целыми днями она торчит то в городской библиотеке, то у нас в музее, безуспешно пытаясь разобраться в правилах нашей лотереи.

А главное в них ‘го, что каждое воскресенье, после двух, закончив возиться с инсталляцией “...бутафор собственноручно изготавливает лотерейные шары”.