Абсцесс

Ужин к серой мессе. Воет чернолесье,
Искренность в абсцессе дарит молодым.
В сумасшедшей пьесе, пополам со взвесью,
Бродит в поднебесье шоколадный дым.
Специи и травы, зелень и приправы,
Отзывы и главы. Бездна широка.
В тишине костлявой, огненной оправой
Рубит пальцы правой левая рука.

Боги и модели в петлях канители,
Нож, в бескровном теле, режет мертвеца.
Монстры на пределе, где-то, еле-еле,
Семерых доели ночью до конца.
Шепот пересуда, битая посуда,
Волны магнитуды, высохший пейот.
Вышла ниоткуда вселюбовь Иуды:
Никакого чуда не произойдёт.

Канделябры, рострум, сталь сверкает остро,
Смерть и радость - сёстры. Страж и судия.
В полумраке пёстром укрываясь ростром
Королева с монстром. Это ты и я.
В каменной капелле с бусами капели,
У святой купели в золотых гробах,
Вина. Изабелла. Мясо в а-капелла
Поутру скрипело солью на зубах.

Догорели печи искрами наречий,
В тонких венах глетчер. Божий свет зачах.
Мраморные плечи мрак увековечил,
Черно-белый вечер трупа при свечах.
Мысли и поступки, пестики и ступки
Королевы хрупкий образ. Соловьи.
Высохшие кубки, лезвия и трубки,
Сердце в мясорубке. Фарш моей любви.

Масками паяца, дробью пунктуаций,
Точками шиацу, взмахами кистей,
Разницы в эрзацах лишь на два абзаца,
Если обнажаться сразу до костей.
Ты узнаешь позже, как внутри похожи
Близкий и прохожий в статике частиц.
Как земное гложет, как угрюмо ложе,
Как слезает кожа с рёбер и ключиц.

Умерли и жили, на игле и шиле
В стропах сухожилий, стянутых к виску.
Срубленные шпили, ангелы и штили,
Пятна серой гнили в собственном соку.
В серой панораме смятыми горбами
Плавится в вольфраме, и вскипает ртуть.
Алыми клубами догорает пламя,
Чёрными серпами открывая грудь.

Терпкий привкус страха, строки альманаха,
Восстают из праха вечностью звеня.
Нужно снять рубаху, а потом, на плаху -
Разрубать с размаху лишнего меня.
Тьма осиротела, робко и несмело
На рисунке мелом ссыпала золу.
Праздничное дело грацией предела
Собственное тело фасовать к столу.

В срезе сердолика с лоскутами флика
Запекать до крика прямо на угле.
А потом безлико, веткой базилика,
И осколком блика украшать филе.
В рваной амплитуде голову и груди,
Без пустых прелюдий, в соусе парном,
Залпами орудий в розовом этюде,
Подавать на блюде с розовым вином.

Как в порыве страсти, в мании ненастий,
Умершее счастье взять и размолоть.
Как разрезать пясти лезвием причастий,
И делить на части собственную плоть.
Танго, марсельеза, на глазах у креза
Огоньки от пьеза, мечутся, устав.
Острым ля-диезом, кованным железом,
Мастерским разрезом вычленять сустав.

Ночь красна от крови, тишина в алькове,
Двери на засове. Прошлое в объезд.
В огненном покрове стол на полуслове,
Монстр подготовит. Королева съест
Из колоды терца, в крошеве систерций
Из ошмётков скерцо с каплей о-де-ви
С солью или перцем вырванное сердце
На подложке терций с соусом любви.

Небо одеялом, над сырым каналом,
Зазвенелв, упало, плача и дрожа.
Стойким идеалом в облике металла
Страсть пятнает алым лезвие ножа.
Вычурная глефа в строках изонефа
Бьется ниже бьефа затвердевший ком.
Камень барельефа, пики, бубны трефа,
Комплимент от шефа с траурным венком.

Ночи всё студёней на сыром бетоне,
С жалом скорпионьим не попасть впросак
Ноты в камертоне тонут в полутоне
И скользит в ладони поварской тесак
Эндшпиль. Королева. Рай. Аам и Ева.
Кружево напева. Смертная тоска.
Разрывая плево, по приказу чрева,
Рубит пальцы левой правая рука