Сёхай Оока - роман Огни на равнине
Осторожно, данный текст один сплошной спойлер.
Не так давно я прочёл знаменитый роман американца Кормака Маккарти «Дорога». Вот если из Дороги выкинуть абсолютно сказочные и притчевые элементы и оставить лишь одну чудовищную реальность самого пекла войны - то получим как раз суть антивоенного и автобиографического романа японского классика Оока «Огни на равнине».
Сёхэй Оока (яп. ;; ;; О:ока Сё:хэй , 6 марта 1909 года — 25 декабря 1988 года) — японский писатель, литературный критик и переводчик французской литературы; принадлежал к т. н. второму послевоенному поколению писателей. Лауреат премий «Ёмиури» (1952) и Номы (1974). Самое знаменитое произведение - роман Огни на равнине (1952).
«Командир взвода подскочил ко мне и полоснул рукой по лицу.
– Болван, идиот несчастный! – заорал он, брызгая слюной. – Они что, отправили тебя обратно, да?! И ты, баран, послушался, да?! Ты обязан был объяснить им, что тебе просто некуда возвращаться! Тогда они вынуждены были бы позаботиться о тебе. Ты же сам прекрасно понимаешь: у нас не место таким доходягам, как ты!
Сержант выплевывал мне в лицо злобные слова. Я смотрел на его лоснящиеся губы и никак не мог взять в толк, что это он так разбушевался? Можно подумать, не мне, а ему вынесли смертный приговор…
Хотя удивляться тут было нечему. В армейской среде всегда так: малейшее повышение голоса автоматически влечет за собой бурный взрыв эмоций. Я уже давно подметил: с тех пор как наши фронтовые сводки сделались совсем уж неутешительными, офицеры стали чаще терять самообладание, военную выправку и выплескивали на нас, простых солдат, свою нервозность, которую уже невозможно было спрятать под маской высокомерной отстраненности.
Основным занятием нашего взвода стала добыча провианта (на самом деле отсутствие провизии превратилось в настоящее бедствие для всех частей японской армии, разбросанных на территории Филиппин). Немудрено, что в своей гневной тираде командир затронул столь животрепещущую тему.
– Послушай, рядовой Тамура, – продолжал он, – наши люди рыщут в окрестностях, пытаясь раздобыть что-нибудь пожрать. Понимаешь?! Для нас это вопрос жизни и смерти! Мы не можем цацкаться с дистрофиками и инвалидами. – Его голос гремел все громче и громче. – Знаешь что?! Возвращайся-ка ты назад в этот проклятый госпиталь! А не впустят они тебя – просто садись у входной двери и жди! Вройся в землю, укоренись и жди! Рано или поздно им придется позаботиться о тебе. А если нет… что ж, на этот случай у тебя есть ручная граната – умри достойно! По крайней мере, ты исполнишь свой долг перед родиной.
Я прекрасно знал: сколько ни «укореняйся», сколько ни сиди перед закрытыми дверями госпиталя, попасть внутрь без должного запаса еды не удастся. Армейские врачи и весь медперсонал зависели от сухих пайков пациентов. Перед госпиталем росла толпа несчастных солдат, истерзанных страданиями и тщетными поисками куска хлеба. В воздухе витал дух уныния и обреченности. Как и меня, этих людей буквально вышвырнули из взводов и бросили на произвол судьбы.»
Действие романа разворачивается во время второй мировой войны на Филиппинах в начале 1944 года. Японское военное руководство, уже понимая бесперспективность сопротивления американцам, предаёт и бросает свои воинские части на произвол судьбы без провианта и боеприпасов на филиппинском острове Лейте. Несколько десятков тысяч японских солдат, лишённых провизии моментально превращаются в стаи оборванцев и мародёров, рыскающих по острову - лишь с одной целью - как найти бы чего пожрать.
Сюжет же представляет собой экзистенциальную драму маленького человека, рядового Тамуры, который в процессе своей вынужденной робинзонады на острове медленно и мучительно сходит с ума.
1. Огни на равнине. Рядовой Тамура, молодой и весьма образованный человек, в результате предательства своего командира, выгнан из своей роты и идёт в госпиталь, так как ему поставили диагноз туберкулёз. Туда его не берут, ибо продуктов и медикаментов давно нет. Затем госпиталь бомбят прямо на его глазах американцы, и Тамура бежит в джунгли. Джунгли перемежаются с равнинной местностью. На равнине он постоянно по ночам видит какие-то костры, это те самые огни на равнине - центральный образ романа, символизирующий отчаяние и безумие загнанного в ловушку зверя или человека в качестве зверя. Как только эти костры замыкают круг вокруг солдата, начинается обстрел с воздуха или с моря американцами. Только потом до него доходит, что это филиппинские партизаны жгут сигнальные костры, обозначая скопления японцев для истребления. И впоследствии каждую ночь уже в голове безумного Тамуры будут постоянно гореть огни на равнине, и как бы он не прятался и куда бы не прятался, образ военного ада все равно находил его, ибо сидел глубоко в его безумном подсознании.
2. Христианский крест в небе над островом. Это у нас второй символ безумия. Через пару недель скитания одним редким ясным утром без дыма от горящих джунглей, Тамура вдруг замечает недалеко от себя высоко в небе крест христианского храма. Он вспоминает, как бы юности очень интересовался заморской экзотической религией, и даже читал Библию и прочие христианские книги, беседовал с европейскими миссионерами у себя на родине. Он решает найти этот храм, потому что обретение чужой веры и даже если это вера его врагов, может указать путь к его спасению. А он все ещё надеется спастись и выбраться живым из ада. И вот ближе к вечеру он добирается до деревни с видимо католическим храмом. Он находит храм, а там около входа в храм он натыкается на груды разбухших трупов солдат - японцев. Видимо группа японских мародёров решила разграбить храм, и получила достойный отпор. Вошедший в храм, солдат видит оскверненный и залитый кровью алтарь, расстрелянные, все в дырах иконы и лики Христа…
Он понимает, что здесь уже не то место, где можно было бы как-нибудь приобщиться к чужой вере. А значит, надо просто поискать, чего-то поесть в брошенной и безлюдной деревне. Неподалёку от храма, в одной из хижин он совершенно случайно натыкается на молодую филиппинку. При попытке выпросить у неё что-либо съестное, он нечаянно убивает её из своей винтовки.
«– Paigue ko posporo? – спросил я. – Вы не одолжите мне спички?
Женщина испустила истошный вопль. Такой протяжный надрывный звук обычно называют криком отчаяния. Но как мало напоминал этот горестный стон крик человека. Это был первобытный, исходящий из самых недр живого существа вой, голос смертельного страха.
Страдальческое лицо женщины было обращено ко мне. Она не двигалась, только скулила, как животное.
Меня обуяла дикая ярость. Я выстрелил. Пуля попала ей в грудь. Страшное темное пятно мгновенно растеклось по небесно-голубому шелку платья. Женщина прижала руку к груди, медленно повернулась вокруг своей оси и упала ничком на пол.»
То есть он еще раз фактически осквернил стены чужого храма, обитель чужого Бога, до этого осквернённого уже его сородичами.
То есть рядовой Тамура, так и не застреливший в честном бою не одного противника, вместо этого убивает ни в чем не повинную безоружную молодую красивую девушку, поступая, как типичный оккупант, палач и каратель. И вот это и является главным событием войны Тамуры, в результате чего ломается его внутренний стержень и рушится его внутренний мир и психика. Он начинает сходить с ума.
3. «Спасение рядового Тамуры». Затем на острове начинается сезон тропических дождей. Примерно более месяца солдат скитается по острову, постоянно натыкаясь на группы себе подобных. Но трупов японцев гораздо больше, ими усеяна буквально каждая пядь земли острова. Разбухшие от влаги, на последней стадии гниения, с оторванными почему-то (или отгрызенными?) различными частями тела, они буквально устилают весь следующий изломанный адский путь рядового. Вот вся вторая половина романа буквально пропитана всем этим хтоническим кошмаром войны, когда живые завидуют мёртвым, а мёртвые - захороненным. Буквально каждая строчка вопит о катастрофе, о безысходности и отсутствии надежды на спасение. Целый месяц солдата поливают горячем тропическим дождём, вперемешку со свинцовым с неба. Питается он исключительно всякой гнилью, корешками деревьев, личинками червей, корой и мхами, чужими экскрементами.
И вот примерно через месяц, происходит единственное «чудо» в романе. Уже полумертвого, на последней стадии истощения и без сознания его случайно находят два его сослуживца с его роты. Они его выхаживают, ставят как-то более-менее на ноги и немножко откармливают.
Естественно откормить они его могут только человечиной.
Тут, я хочу сделать небольшое отступление. Я советский человек, книголюб со стажем, воспитанный на советской фронтовой прозе. Но советская военная литература никогда не писала или упоминала лишь вскользь о практике каннибализма на войне и фронте. И получается, что советские книги не когда и не доносили до нас всей жуткой правды войны. Однако последнее время я много читаю именно иностранную военную прозу, того же Ремарка, а вот она утверждает как раз, что практика каннибализма в условиях войны весьма распространена, что это обычное дело. И что типа даже в определённых ситуациях, когда более сильные человеческие особи выживают за счёт того, что поедают более слабых - это единственный путь к спасению хотя бы некоторых.
Естественно, ну конечно же, некоторое время спустя до Тамуры доходит то, каким образом его спасли, и чем именно питаются его однополчане. И вот этот самый факт окончательно и столкнёт нашего солдатика в бездну безумия.
4. Выводы романа как антивоенного произведения:
Выводы я тут опущу
Ну и в конце, хочу отметить опять чисто фирменную парадоксальность японской прозы. Именно в финале полностью безумный рядовой Тамура таки обретает свою веру в Бога, возможность слышать Его и общаться с Ним.
26.12.25
Свидетельство о публикации №125122600574