КБШ 2. 9 Знаток природы человеческой

<>  2.9.5 ЗНАТОК ПРИРОДЫ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ  <> 

Томас Лоуни справедливо заметил, что «темой и предметом деверовской поэзии, какими бы они ни казались поверхностному взгляду, если капнуть поглубже, всегда является, как и у Шекспира, – природа человека»[524].  Раскрывают эту тему и Шекспир, и Эдвард де Вер, используя одни и те же обычные, окружавшие аристократа 16 века предметы, растения, существа и явления:

- распространённые цветы;
- материалы, такие как стекло, хрусталь, янтарь, воск;
- сахар, жёлчь и вино;
- олени, ястребы, охотничьи собаки, английские доги;
- птицы, черви, пчёлы, трутни, мёд;
- звёзды, потоки вод, холмы, башни, пушки и т. д.

Все эти образы, которыми насыщены поэтические строки де Вера, сами по себе не являются главным предметом его стихотворений: они – лишь сравнения и метафоры, с помощью которых поэт раскрывает главные, волнующие его темы – человеческую жизнь и человеческую сущность.

Ранние стихотворения де Вера вскрывают те же свойства и слабости личности автора, что и сонеты Шекспира:

- впечатлительную, сильно увлекающуюся натуру;
- чувствительную в наивысшей степени;
- жаждущую нежности и симпатии к себе;
- не защищённую от ошибок, но откровенно их признающую; не претендующую на то, чтобы казаться лучше, чем есть на самом деле.

В качестве иллюстрации к выше сказанному приведём стихотворение Эдварда де Вера «Женская изменчивость» (или, как называет его Томас Лоуни, «Женщины»).  «В первую очередь, – как пишет Томас Лоуни, – заметно сходство этого стихотворения  с творениями Шекспира в основных характеристиках манеры выражения мысли, краткости и сжатости, согласованности и единства, а также в используемых сравнениях»[525].

                ЖЕНСКАЯ ИЗМЕНЧИВОСТЬ

Когда б не ветреность прекрасных наших фей,
Изменчивость без видимой причины,
Не удивлялся б крепости цепей,
Которыми прикованы мужчины
К красавицам иным. Доверившись судьбе,
Им служат, забывая о себе.

А птички нежные, увы, непостоянны,
ВСЁ МЕЧУТСЯ, КАК ДИКИЕ ОРЛИЦЫ.
Они предпочитают Фебу Пана,
Не выберут никак, куда им приземлиться.
Смахни же с кулака предмет любви твоей,
Пускай летит легка, куда угодно ей.

Но для забавы ты их ублажаешь.
Им льстишь, чтоб как-то свой досуг занять,
ПРИМАНИВАЯ КЛЯТВОЙ, ПОРАЖАЕШЬ
И учишься у них пленять и изменять.
Устав от них, ты скажешь наконец:
«Играть с глупцами – сам я был глупец».
                (Пер. И. Кант)


                WOMAN'S CHANGEABLENESS

          If women could be fair and yet not fond,
          Or that their love were firm not fickle, still,
          I would not marvel that they make men bond,
          By service long to purchase their good will;
          But when I see how frail those creatures are,
          I muse that men forget themselves so far.

          To mark the choice they make, and how they change,
          How oft from Phacbus do they flee to Pan,
          UNSETTLED STILL LIKE HAGGARDS WILD THEY RANGE,
          These gentle birds that fly from man to man;
          Who would not scorn and shake them from the fist
          And let them fly fair fools which way they list.

          Yet for disport we fawn and flatter both,
          To pass the time when nothing else can please,
          AND TRAIN THEM TO OUR LURE WITH SUBTLE OATH,
          Till, weary of their wiles, ourselves we ease;
          And then we say when we their fancy try,
          To play with fools, O what a fool was I.
                Earle of Oxenforde.

Обратим внимание на слово ‘haggards’ (ястребы; дикие, неприручённые соколы) в строчке

“Unsettled still like haggards wild they range”,

которая в вольном переводе звучит так:
«Всё мечутся, как дикие орлицы», -

а в дословном:

«Всё ещё не успокоившиеся, как дикие ястребы, они мечутся». 

У Шекспира слово ‘haggards’ встречается, как минимум, пять раз, и в четырёх случаях из пяти оно используется для обозначения женского непостоянства или отсутствия в женщинах самодисциплины.  Отелло, начиная сомневаться в верности Дездемоны, восклицает (III, 3):

«Если это правда
И будут доказательства, что ты
Дичаешь, мой неприручённый сокол,
Прощай, лети, я путы разорву,
Хотя они из нитей сердца сшиты».
                (Пер. Б. Пастернака)

Юный де Вер смахивает с кулака, как мошку, предмет любви своей, а более зрелый поэт Шекспир-Оксфорд разрывает нити своего сердца, которые, как цепи удерживают его возлюблённую.  И в обоих случаях женщина – дикий, неприрученный сокол.

Ещё одна строчка из стихотворения де Вера, заслуживающая особого внимания –

“And train them to our lure with subtle oath”:

в вольном переводе –

«Приманивая клятвой, поражаешь», -

а в дословном:

«Тренируешь их, как на приманку, ловиться на хитроумные клятвы». 

“Train them to our lure” можно перевести и иначе:

«ПРИУЧАЕШЬ ИХ К НАШЕЙ ПРИМАНКЕ». 

Те же образы использует Шекспир, когда говорит устами Петручио, прикидывающего, как ему укротить Катарину («Укрощение строптивой», IV, 1):

«Эдак она никогда НЕ ПРИУЧИТСЯ К СВОЕЙ ПРИМАНКЕ. Другим способом я должен укротить моего дикого сокола, заставить её откликаться на зов хозяина».

А в замечательном переводе П.П, Гнедича идея приучения и приручения звучит так:

                «Мой сокол голоден и возбужден;
                Пока он не смирится – есть не будет:
                Лишь голод может приручить дикарку.
                Ещё есть способ, чтобы сокол знал
                Хозяина и шёл к нему на зов –
                Бессонница; мы соколов строптивых
                Так укрощаем; с нею то же будет;
                Она не ела – и не будет есть;
                Ночь не спала – не будет спать и эту».

Завершим данную главу словами Томаса Лоуни:

«Если мы соберём вместе все отрывки из шекспировских произведений, в которых встречается слово ‘haggard’, то сможем виртуально полностью реконструировать стихотворение де Вера “Женщины”»[526].

***

Примечания.
524. Looney, том 1, стр. 138.
525. Ibid., стр. 139.
526. Ibid., стр. 140.


*********************************************************
<> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <> <>   
*********************************************************