Сгорая в небесах Глава 8 Молот и наковальня
Допрос вёл не участковый. Сидел тот же мужчина в строгом пальто, что говорил с Вадимом. Он представился следователем прокуратуры по особым делам. Рядом — крупный, молчаливый опер.
— Где вы познакомились с субъектом Р.И.? — голос был спокойным, почти дружелюбным.
— На крыше, — хрипло ответил Макс. У него болело всё: рёбра, спина, скула.
— Кто был инициатором контакта?
— Я.
— С какой целью?
Макс замолчал.С какой целью? С целью увидеть, дышит ли она? Жива ли за этой маской?
— Вы знали о её диагнозе? О синдроме Феникса?
— Я читал… кое-что.
— И, зная о потенциальной опасности, вы продолжали контакт? Сознательно подвергали опасности себя и окружающих?
Это продолжалось часами. Одни и те же вопросы, заданные под разными углами. Потом тон изменился.
— Максим, ты умный парень, — следователь перешёл на «ты». — У тебя есть будущее. Диссертация. Карьера. Зачем тебе эта… дефективная? Она же не человек в полном смысле. Она — ходячая аномалия. Научный интерес — понятно. Но ты перешёл все границы.
Макс молчал, уставившись в стол.
— Мы можем замять это дело, — голос стал заговорщическим. — Ты дашь показания, что она тебя обманула, скрыла диагноз, манипулировала тобой. Мы тебя отпустим. Ты продолжишь учёбу. А её отправят туда, где ей помогут. В специальный институт. С лучшим оборудованием.
— Помогут? — Макс поднял голову. Его голос был хриплым от бессонницы и слёз, которые он не давал себе пролить. — Вы там… в белых комнатах… вы помогаете? — В груди Макса копилась неистовая злость на весь белый свет, вот вот готовый вырваться наружу. — Или стираете? Превращаете этих людей в безэмоциональный биомусор, который способен только ходить и молча наблюдать?
Лицо следователя стало каменным. Он кивнул оперу.
Тот подошёл сбоку. Первый удар — не по лицу, а по почкам — заставил Макса согнуться и захрипеть. Второй — в живот. Боль, острая и тошнотворная, разлилась по всему телу. Его спрашивали о каждом вечере на крыше. О каждом яблоке. О змее. Выбивали из него каждую крошку их общей, хрупкой истории. Он стискивал зубы, но иногда стонал. А они продолжали.
— Она тебе нравилась, да? — шипел следователь ему в ухо, пока опер держал его сзади. — Хотелось спасти? Поиграть в героя? А знаешь, что с ней будет? Её разберут на винтики. Изучат каждый нейрон. А потом, может, соберут обратно. Но уже без этих… глупостей. Без воспоминаний. Без тебя. Ты для неё — просто ошибка, которую надо исправить.
Это была самая страшная пытка. Не кулаки. Слова. Слова о том, что его Рию снова запрут в проклятой лаборатории и просто напросто сотрут её... Исказят воспоминания, прочистят, словно, переустановит систему на абсолютно новую и чистую.
Его продержали сутки. Выпустили под подписку о невыезде, весь в синяках, с разбитой губой. На крыльце участка его ждал Вадим, бледный, с виноватым взглядом. Макс прошёл мимо, не глядя. Он понимал, что теперь за ним следят. Каждый его шаг. Каждый вздох.
Он попытался вернуться к прежней жизни — к лекциям, к данным. Но цифры и графики плясали перед глазами, складываясь в её лицо. Он видел её пустой взгляд в последнюю секунду. Слышал хруст карбона. Дни тянулись бесконечной, унылой и давящей лентой времени. Макс выходил на крышу планетария и уже не видел ни змея, ни той девушки, запавшей ему в душу. Горесть и печаль от собственной слабости сжигала все внутри. Доверия не было ни к одному человеку, все вокруг казались агентам социнспекции. О прежней жизни не могло быть и речи. Теперь он — соучастник. Но соучастник чего? Чувств? Соучастник побега от плена всего общества на свободу вечного созидания? Он не понимал.
А потом, через неделю, в местной газетёнке, в разделе «Хроника», он наткнулся на крошечную заметку:
«В целях оптимизации научно-исследовательской базы, группу носителей редкого синдрома КФ-7 перевели из филиала в Анрае в Центральный НИИ клинической биофизики в городе Нир Для продолжения курса реабилитации.»
Город Нир. Это ведь за четыреста километров отсюда.
В тот же день Макс пошёл к заведующему кафедрой и подписал документы об академическом отпуске. Заведующий смотрел на него с жалостью и облегчением. Проблема решалась сама собой.
У Макса не было плана. Были только последние деньги, рюкзак и горящее в груди убеждение, что если он не поедет, то её не просто сотрут. Её убьют. Не физически. Ту её часть, что сказала «спасибо» за кривого бумажного змея. И эту смерть он пережить не сможет.
Свидетельство о публикации №125122404881