Исповедь Арлекина

Огни софитов слепят, как ножи.
Я снова в танце, в ритме вечной лжи.
Мой пёстрый ромб — как яркая печать:
Чтоб вы могли смеяться, я — молчать.
Я прыгаю, ломая тишину,
И в этом цирке я иду ко дну.

Взгляните: шёлк, заплатки всех мастей,
Под ними — хруст измученных костей.
Здесь каждый цвет — зашитая беда,
Что не исчезнет больше никогда.
Я — яркий щит, я — праздничный доспех,
Мой горький плач вы слышите как смех.

А маска — кожа, чёрная тюрьма,
В ней прячется усталость и зима.
Она вросла, её не отодрать,
Мне суждено до финиша играть.
Улыбка замерла, как вечный лёд,
Пока душа от боли в клочья рвёт.

Но гаснет свет. Кулисы. Пустота.
Смывается фальшивая черта.
Я падаю на стул, как старый хлам,
Деля своё безумство пополам.
Где шум толпы? Где крики «Браво, шут!»?
Здесь только тени медленно плывут.

Я в зеркало смотрю — не узнаю,
Кого я в этой бездне хороню?
Где человек, а где мой пёстрый зверь?
Зачем я сам забил гвоздями дверь?
Я — Арлекин. Я — маска без лица,
Забытый богом танец без конца.