Тайна сгнивших старых кукол… Тайна так и не раскрыта. Был ли тот чулан за кухней, где скакали зайцы прытко, в лапах плюшевых медведей серебром сверкали шишки? Тот чулан любили дети, в тот чулан влюбились мышки. Куклы ели суп из лука, танцевали в бальных платьях. Их глаза смотрели глупо, их сердца обычный пластик. Кипятили куклы чайник, пахли булочки ванилью… Тот мирок необычайный вдруг покрылся темной гнилью, вдруг покрылся сеткой трещин, а впоследствии – забвеньем. Домовой [по счету третий] плакал в свой чилижный веник – жалко было расставаться, было жалко и печально. Куклы спали на кроватках и на зов не отвечали. Домовой рыдал: «Мальвина!» — тормошил других за плечи. Только стало очевидно, что заразу не излечишь. Сказки пишутся [наверно], может, их читают даже. Домовой решил: «всё скверно». Домовым он был со стажем, столько горя перевидел, но такое… нет, спасибо! Он надел пуховый свитер, взял на память бантик синий и ушел, куда глядели безутешные глазенки. Был чулан тот в самом деле, с милым вязаным котенком и с картонками для шляпок, с занавеской на окошке? Говорят, что был, но вряд ли. Очень, очень непохоже. А с тех пор [хозяин прежний] в домик тот увядших лилий и засушенной черешни домовые не селились.
Мы используем файлы cookie для улучшения работы сайта. Оставаясь на сайте, вы соглашаетесь с условиями использования файлов cookies. Чтобы ознакомиться с Политикой обработки персональных данных и файлов cookie, нажмите здесь.