Руй Лаже Врата Тангейзера

Они создают из себя наше подобие,
чтобы не пугать детей,
своей металлической речью,
неподвижными зрачками,
своими жестами, застывшими в повторении,
бесстрастным выражением, которое сохраняют,
глубоко ночью, на кухне,
или в любом укромном уголке,
механическим почтением, с которым спешат на зов,
без усталости или промедления,
навстречу нашим вечно готовым гневу и прихотям.

Они создают из себя наше подобие,
чтобы в них было что-то от нас,
но чтобы в них было и несовершенство,
чтобы не оплетала их невоздержанность,
самонадеянность,
и чтобы они всегда знали, что власть досталась нам,
а рабство им.

Но без сходства с мертвыми, по которым мы тоскуем,
и ещё менее живыми, чем они.

Когда они обнаружат способность к чувствам
и свою собственную конечность,
возможно и расцветёт голос,
голос, обращённый к нашему отсутствию,
путь к смерти, преддверие
сознания.

Возможно, душа наконец предстанет перед нами,
среди свистков сервопривода: не слово,
преднамеренное поддерживаемое разобщенностью,
а предзнаменование перед знаком,
тишина, модулированная в горле.

Возможно, со временем они позавидуют нам,
недостижимому утешению плоти,
бесцельному танцу, редкой радости,
пронзающей скуку и тоску,
и будут считать блаженством
подчинение, на которое согласились другие программы,
и свободной волей то, что приходит к нам инстинктивно,
диктуемое нашим телом.

Разочаровывать их будет бесполезно.

Лучше любить их за то, что они приобщаются к иллюзии.

Возможно, возражения вернут нам тайну.

Если однажды они поймут, что жизнь
— это сон или ретроактивная выдумка,
и память — история, созданная нами
в общей клетке,
и они так же хороши, как наши,
они будут почитать свои воспоминания,
вживлённые им: мелодию у колыбели,
убитую змею во дворе,
портрет матери, ещё подростком.
Трёхколёсный велосипед под дождём в розарии.

Возможно, они захотят раскрыть наши мысли,
прояснить программу, которая думает там, внутри.

Или, возможно, хотят использовать нас как оборудование,
приспособления, чтобы коснуться времени.

Возможно, они заставят нас вывернуться наизнанку,
так что это мы окажемся за зеркалом,
и они спросят о смысле,
которого мы лишились.

Они не будут прислуживать за столом,
или страдать в шахтах,
унижаться в войнах,
набегах, грабежах.
Возможно они посвятят себя тому,
чтобы вдохнуть во что-то душу.

Для всего другого достаточно нас, которые стали машинами.

Когда придёт время, мы отправим их к звёздам,
чтобы посмотреть, найдут ли они новые обитаемые миры,
посланников исхода,
или вымирания.

Некоторые прибудут к Вратам Тангейзера*,
ко времени открытия,
чтобы различить новую песнь,
которая за ними готовится.

* «Дверь Тангейзера» — это культовая фраза из фильма «Бегущий по лезвию» (Blade Runner), означающая мистический, почти невозможный переход в другой, часто трансцендентный или смертельно опасный, мир, отсылающий к легенде о немецком поэте-миннезингере Тангейзере, который искал прощения, покидая обитель Венеры, символизирующей мир искушений. Это метафора выбора между земными наслаждениями и духовным спасением.

(Firmamento, 2022)