Безумие

Потолок перестал быть параллельным полу. Угол 89 градусов. Значит, скоро придёт проверка. Нужно выровнять взглядом. Смотрю в левый угол, давлю на него изнутри глазных яблок. Слышен тихий скрип — балка сдвигается на миллиметр. Ещё. Ещё. Теперь 90.

Язык исследует нёбо. Нащупывает шов. Он не должен быть там. Шов идёт от передних зубов к гортани. По нему, как по рельсам, катаются невысказанные слова. Одно сейчас на середине — твёрдое, угловатое. Даю ему проскользнуть в горло. Глотаю. В желудке станет тяжелее на один несделанный вывод.

За окном дерево. Оно не качается. Оно перебирает ветвями, как картами. Ищет нужную. Находит — ветка с почкой. Показывает мне. Я киваю. Дерево сбрасывает карту. Почка падает вниз и замирает в сантиметре от земли. Она будет висеть так до апреля.

Руки сами разделились. Правая идёт к чашке. Левая поднимается к виску. Они не согласованы. Правая хочет пить. Левая хочет выкрутить что-то из головы, как перегоревшую лампочку. Правая побеждает. Берёт чашку. Вода внутри не колышется. Она заморожена в состоянии налито. Пью. Вода тает по пути к желудку.

На стене — пятно. Оно не от сырости. Это люк. Иногда из него высовывается палец. Без кожи. Чистая кость. Палец тычет в стену, оставляя невидимые точки. Он пишет что-то азбукой для слепых. Я не слепой. Но стена — слепая. Так и живём.

Ноги ведут к книжной полке. Книги не по названиям. Они по весу. Тяжёлые — внизу. Лёгкие — сверху. Лёгкие это стихи. Они почти ничего не весят. Можно раздуть щёки и сдуть их на пол. Они упадут беззвучно. Но потом их придётся ловить, потому что стихи, упав, начинают прорастать корнями в паркет. Выковыривать их оттуда больно.

Сажусь. Стул холодный. Он отсасывает тепло из тела, чтобы питать свои деревянные волокна. Скоро он станет теплокровным. Тогда встанет и уйдёт. И я упаду на пол, где уже проросли стихи.

В ухе — звон. Не постоянный. Ритмичный. Три длинных, два коротких. Это позывные. Кто-то вызывает меня на частоте черепа. Нужно ответить. Сжимаю челюсти в определённой последовательности. Скрип зубов — мой ответный код. Звон прекращается. Принято.

Зеркало в прихожей сегодня утром показало не меня. Показало комнату сзади меня, но пустую. Никого. Значит, сегодня я не отражаюсь. Я — прозрачный для серебра. Можно пройти сквозь себя. Пробую. Упираюсь лбом в собственную спину. Значит, не полностью.

На кухне чайник закипает. Но звук не его. Это звук из прошлого четверга. Он записался в молекулы пара и теперь воспроизводится. В том четверге я разбил тарелку. Её осколки до сих пор летают по квартире. Один сейчас вонзился в воздух над столом. Висит, сверкая. Если дыхнуть на него, он споёт голосом бабушки.

Ловлю себя на том, что стою посреди комнаты и держу в руках тишину. Она тяжёлая и влажная, как только что выловленная рыба. Её жабры шевелятся, захватывая звуки. Пора отпустить. Разжимаю пальцы. Тишина падает на пол, издавая звук, похожий на выдох всех, кто когда-либо здесь молчал.

Теперь можно двигаться дальше. Делаю шаг. Пол под ногой прогибается не вниз, а в сторону. В сторону вчерашнего дня. Чувствую, как подошвой касаюсь того, что я делал в это время сутки назад. Тогда я тоже стоял здесь. Получается, я наступаю сам на себя. Это не больно. Это замкнутый круг.

Сажусь снова. Процесс продолжается. Комната дышит. Я дышу в такт. Мы синхронизированы. Если я остановлюсь, комната захлебнётся. Если комната остановится, я взорвусь от непереработанного воздуха.

Так и живём. Сиамские близнецы. Я и пространство.