Я как всегда спешу к тебе с приветом

(Он по телефону сгоряча)
Я как всегда спешу к тебе с приветом,
Утром, вечером, зимой и летом.
Ты ждёшь меня с распростертыми руками,
Ну если ты появишься, не знаю, сам я?

Ты как всегда, конечно, занята,
Дела по дому, накормить кота.
Вот уйду я от тебя к другой,

(Она в ответ)
Всё сказал,… мой дорогой?

(Она вся на нервах)
Да... а уже выбрал к кому уйдёшь?
Ага, я так цену набиваю, не дождёшься...
Я от любви к тебе сгораю,
Скучаю по тебе, моя, родная!

(Ответ героини)
Ага, «уйдёшь к другой»? Смешно, родной!
Конкурентка — та, что в телевизоре?
Иль соседка-пенсионерка с клюшкой?
Выбирай смелей, чтоб стать кому то нужным!

(Герой, парируя)
С пенсионеркой — тихо. Без горя и без страсти.
И клюшка  её в шкафу. И борщ по графику.
А ты? Весь день: «Кот, работа, ужин...»
Я ж не из вредности — из любовных чувств!

(Она, с усмешкой)
«Из любовных чувств»? Это что, жизнь?
Иди, лечись. Иль лучше картошку чисть.
И накорми того, кого скормил….
Вчера в сердцах. Ты кота —  мЫшам!

(Он, смягчаясь)
Не скормлю мышам. Кота мне жалко тоже.
И тебя... конешно. Опять за словом полез  в карман?
Я не уйду. Даже если буде очень сложно.
Твоя мне «занятость» — мой настоящий талисман.

(Она, уже теплее)
Так значит, «дорогой», ты не уходишь?
И «цена» твоя — всего лишь нервный зуд?
Садись. Чай попьём. Иль борщ, который ты ещё
Не заслужил... но вот сейчас заслужишь.

(Он, подсаживаясь)
Борщ? Давай. И даже кот пусть рядышком.
И телевизор пусть молчит, как партизан.
И пусть вся «другая» там, в прениях,
Завидует нашему скрипучему  дивану.

(Она, наливая чай)
Вот видишь — снова вместе. Без разбега.
И смех, и злость — одной монеты грань.
Грозишься «уходить» — твоя тут привилегия.
А мне — тебя потом... кормить и гнать.

(Вместе, уже хором)
И утром, вечером, зимой и летом
Бежать навстречу — от тебя шалея.
Ведь если вдруг исчезнешь ты с рассветом —
Кому я буду говорить: «Не уходи, родной мой, я не знаю?»

(И послесловие)
Кот  чавкает уже давно на кухне, он выжил,
Тишина.  Даже  телевизор — выключен.
Этот диалог — как старый шкаф, скрипит,
Но в нём всё наше — смешное, вечное, привычное.