Белые пятна

Глава 1: Упрямый факт
Самым упрямым фактом того утра было не то, что автобус снова уехал у неё из-под носа, и не ноющий зуб, с визитом к стоматологу по которому она откладывала уже месяц. Самым упрямым, навязчивым, неотвязным фактом была тишина.

Она стояла на остановке, вжавшись в воротник пальто, и эта тишина гудела у неё в голове. Не внешняя — снаружи как раз грохотали машины и слышались обрывки разговоров. А внутренняя. Та самая, что наступает, когда все мелкие раздражения — автобус, зуб, осенняя слякоть — вдруг стихают, и обнажается фундамент. И понимаешь, что фундамент — это пустота.

Анна была успешна. Редактор в солидном издательстве, её уважали, квартира в хорошем районе, подруги звали «опорной скалой». Она умела решать проблемы. Любую рабочую задачу она раскладывала по полочкам, находила оптимальное решение. «Проблемы — это задачи», — часто говорила она авторам, чьи рукописи правила. Но к себе это перестало применяться. Её собственная жизнь казалась не задачей, а чередой правильных, но безвкусных действий.

Раздражение и злость, которые она так тщательно изгоняла из своей жизни, вернулись. Не яростным пламенем, а тлеющим под пеплом унынием. «Хорошо устроиться в жизни — это про отсутствие раздражения», — вспомнила она чью-то мысль, прочитанную давно. Выходит, она устроилась плохо? Или это «устройство» было не её?

Дверь в её уютную, минималистичную квартиру закрылась с тихим щелчком. Тишина встретила её и здесь. Она сбросила пальто, включила свет и увидела своё отражение в тёмном окне. Женщина тридцати с небольшим, с аккуратной стрижкой и лицом, на котором застыла вежливая усталость.

«Ты знаешь больше, чем написано в книгах. Но чтобы вспомнить это — нужно читать книги, смотреть в себя…»

Она подошла к книжному стеллажу. Рука потянулась не к свежим бестселлерам, которые она редактировала, а к старой, потрёпанной книге стихов, купленной ещё в университете. Она открыла её наугад.

«Никогда и ничего не бойтесь. Это неразумно.»

Звучало как приказ. Но Юм был прав: разум — раб эмоций. Её разум годами выстраивал безупречную логическую цепочку: стабильная работа, безопасность, одобрение окружающих. А эмоция? Эмоция шептала, что она в клетке. Клетке собственного выбора.

На следующий день в офисе ей принесли рукопись. Дебютный роман неизвестного автора. Название: «Дверь на себя». Анна вздохнула. Ещё один псевдофилософский опус. Она отложила папку в сторону, к «перспективным», то есть тем, что будут ждать своего часа месяцами.

Но вечером, заваривая чай, она снова увидела эту папку. Взяла в руки. Открыла.

«Проблемы — это задачи и возможности саморазвития, — гласила первая же строка. — Но чтобы возможность превратилась в путь, а задача — в решение, нужно сделать одно: перестать быть редактором собственной жизни и стать её автором.»

Анна усмехнулась. Наивно. Громко. Но… честно. Она устроилась поудобнее в кресле и стала читать. Читала не как редактор, выискивая шероховатости и клише, а как читатель. Как человек.

Герой романа, немолодой картограф, обнаруживал, что на всех картах, которые он создавал, в самом центре был белый пробел. Место, куда он никогда не осмеливался сунуться. И решался отправиться туда.

Анна закрыла рукопись глубоко за полночь. В тишине квартиры уже не гудело. В ней звенело. Она подошла к окну. Город светился. Она думала не о сюжете книги, а о своём белом пятне. О том, чего боялась. Боялась бросить работу, которая не грела? Боялась признаться, что хочет не править чужие тексты, а писать свои? Боялась ошибиться?

«Не нужно лишать его права на ошибку», — пронеслось в голове. Себя-то она лишила этого права давно. Требовала от себя безупречности. И заморозила в ней.

Она взглянула на отражение в окне. В глазах той женщины, что смотрела на неё из темноты, мелькнул не знакомый ей огонёк. Не решимости ещё. Любопытства. Того самого, что заставляет картографа идти к белым пятнам.

«Счастье — это то, что ты думаешь, говоришь и делаешь, находятся в гармонии», — вспомнила она.

Анна думала о пустоте. Говорила правильные слова на планерках. Делала то, что от неё ожидали. Гармонии не было.

Она подошла к столу, достала чистый блокнот (подарок коллег, годами пылившийся) и ручку. Посидела минуту, глядя на белый лист. Он пугал её больше, чем любая дедлайн-атака.

Потом вывела первое слово. Одно-единственное. Без плана, без редактирования, просто потому, что оно пришло.

«Страх».

А за ним, робко, потянулось второе.

«Автобус сегодня утром…»

Она писала. Не роман ещё. Не историю. Просто слова. Выливая на бумагу тот самый упрямый факт своего недовольства, своей тишины. Это была не литература. Это была практика осознанности. Управление вниманием, которое она наконец направила внутрь.

И пока она писала, слой за слоем счищая накопившееся раздражение, в ней что-то сдвигалось. Дверь к счастью, та самая, что открывается на себя, дрогнула. Всего на миллиметр. Но это был старт.

Проблема её жизни только что превратилась в задачу. А задача — в первую, робкую возможность. Возможность вспомнить, кто она такая, когда не редактирует, а пишет. Когда не боится, а чувствует.

Анна писала. За окном горел город. А где-то в нём, она знала, жил автор рукописи «Дверь на себя». Человек, возможно, способный её чему-то научить. Если она об этом попросит. Но сначала нужно было закончить этот абзац. Свой.