Купеческая Интрига

Извольте, сударь, вот вам сказ,
Что в Петербурге был у нас.

Сыск Путилина, иль Труп, пропавший из мертвецкой

Поэма в духе старых дней

Мой друг, оставим на досуге
Балы, интриги и подруг;
Рассказ пойдет о Петербурге,
Где страх и холод правят вкруг.
Не о любви томленьем сладким
Я поведу сегодня речь,
Но о событии прегадком,
Что многих силилось увлечь
В пучину сплетен, домыслов и бреда,
Где истина – скупейшая победа.

В больнице, Богом позабытой,
Где воздух тяжек, свет уныл,
Лежал купец, тоской убитый,
Что состоянье всё пропил.
Иван Петрович Скорохватов,
Муж нрава буйного весьма,
От всех болезней и ухватов
Скончался, не сойдя с ума.
В покойницкой, на лавке деревянной,
Лежал он, хладен, недвижим, туманный.

Но вот наутро – что за чудо?
(Иль дьявольский какой обман?)
Исчез покойник! И откуда
Взялся сей пагубный туман,
Что окружил сие событье?
Сторож клянется – не дремал,
Замки целы, и в их укрытье
Никто, ей-богу, не бывал.
А трупа нет! Как будто испарился,
Иль в ад кромешный сам он провалился.

Пошла молва гулять по граду,
Что бес купца к себе унес,
Что ведьмы справили отраду,
Иль ангел возносил до слез.
Полиция терялась в спорах,
Чины чесали в головах,
И даже в высших коридорах
Царил невыразимый страх.
Когда ж бессильны ум и предписанье,
Зовут того, кто сыска есть призванье.

Иван Дмитриевич Путилин,
Чей взор остер, а ум глубок,
Чей гений был всегда всесилен,
Явился точно в нужный срок.
Без шума, спеси и без крика
Окинул взглядом мертвый дом.
В его глазах – не тень улика,
Но мысли, бьющей кипятком.
Он сторожа допросом не измучил,
Лишь пару слов незначащих отслушал.

«Скажи, любезный, сей покойник
Богат ли был в последний час?»
«Да что вы, барин! Как разбойник,
Всё прокутил, оставил нас
С одними только долгами.
И саван был на нем худой».
Путилин, шевеля бровями,
Спросил: «А не было ль с тобой
Еще кого? Родни, быть может, праздной?»
«Была жена, с ужимкой безобразной».

«Жена! Так вот оно, начало!
Где обитает та вдова?»
И сердце сыщика сказало,
Что здесь нечистая молва
Совсем, быть может, ни при чем.
Он едет в дом к купчихе той,
Что слезы льет своим ручьем,
Но глаз горит подлой мечтой.
В углу иконы, в доме всё опрятно,
Но что-то в ней фальшиво, неприятно.

Путилин сел, вздохнул глубоко:
«Мадам, ваш муж исчез. Конфуз.
Боюсь, душа его далеко
От райских и небесных уз.
Но есть у нас одно преданье,
Что если тело не сыскать,
То и наследства обладанье
Вам ровно сорок дней не знать.
А может, год... Закон суров, но точен.
И ваш покойный муж... недолговечен
Был век его, но долг его велик.
Всё имущество, мадам, в казну, под опись!»
Тут вдовий исказился лик,
И благочестия пропала роспись.

Она завыла, зарыдала,
Но не от горя, а от зла:
«Да как же так?! Я всё продала,
Чтоб долг отдать! Я всё снесла!
Мне векселя грозят тюрьмой, о Боже!»
Путилин встал, суровей и построже:
«Так, значит, есть, что продавать?
А говорили – нищета, разруха.
Позвольте, сударыня, узнать,
Откуда деньги? Не по силе духа
Вы их нашли. Признайтесь, где супруг?
Иль в каземат отправитесь, мой друг».

Купчиха пала на колени,
В слезах и соплях, не дыша:
«Он жив, проклятый! Этот гений
Обмана, в ком одна душа
Чернее сажи петербургской!
Он сговорился с фельдшером, с прохвостом,
Чтоб смерть свою под видом скорби тусклой
Представить всем. Дела пошли не в рост он,
От кредиторов решил хитро спрятаться,
И мертвым здесь для всех казаться».

«А тело где?» – спросил Путилин,
Скрывая в сердце торжество.
«В подвале, тряпками укрыт он,
Ждет ночи, пьет одно вино.
Хотел бежать в Сибирь, мошенник,
Меня оставив здесь одну
Платить долги! О, мой изменник!»
Путилин вдруг прервал болтовню:
«Довольно, сударыня. Ваш плач несносен.
Пойдемте, живо, где ваш лжец покоен».

И вот, в подвале, средь кадушек,
Где плесенью пропах сырой,
Нашли «покойника»-пройдоху,
Что был и пьян, и жив-живой.
Увидев сыщика и стражу,
Купец наш вмиг оцепенел,
Забыл всю блажь свою и кражу,
И только жалко заблестел
Глазами, полными испуга.
Так кончилась афера лжесупруга.

Путилин, дело завершая,
Сказал, вздохнув: «Вот вам и бес.
Людская жадность, не иная,
Творит здесь множество чудес.
Не черт покойников ворует,
А человек, в ком совесть спит,
Свою судьбу с петлей тасует
И сам себе могилу зрит».
И город спал. Лишь гений наблюденья
Не спал, готовясь к новым преступленьям.



Иван Дмитриевич Путилин (8 (20) мая 1830, Новый Оскол, Курская губерния — 18 ноября 1893, Новоладожский уезд, Санкт-Петербургская губерния) — первый начальник сыскной полиции Санкт-Петербурга.

Детство и юность
Родился в семье бедного коллежского регистратора. Окончил четырёхгодичное Новоосколское уездное училище и перебрался в Санкт-Петербург. Старший брат Василий помог ему устроиться на работу в хозяйственный департамент Министерства внутренних дел 31 октября 1850 года.

Карьера
В 1850 году Путилин поступил на службу в полицию на должность канцелярского писца. Через четыре года был переведён в штат столичной полиции.

В 1862 году Ивана перевели из полиции в Министерство внутренних дел. Входил в состав следственной комиссии.

31 декабря 1866 года приказом Санкт-Петербургского обер-полицмейстера Ф. Ф. Трепова Путилин был временно назначен начальником только что созданной сыскной полиции. 1 августа 1867 года утверждён в должности начальника Санкт-Петербургской сыскной полиции.

Путилин стал знаменитым в 1867 году после громкого дела «Братьев фальшивомонетчиков Пуговкиных», сбывавших за год около полумиллиона фальшивок. Чтобы выйти на след преступников, Путилину пришлось пять раз менять образ и переодеваться.

Ушёл в отставку в 1889 году, поселился в усадьбе в Новоладожском уезде и посвятил себя писательству.

Скончался 18 ноября 1893 года от «инфлюэнцы» с острым отёком лёгких. Похоронен на кладбище при Пчевской церкви в Новоладожском уезде Санкт-Петербургской губернии.

Фото с просторов Интернета