Мир глазами уличного окурка

 

Я — окурок. Ещё недавно во мне теплился огонь, пульсировала короткая жизнь никотинового рая, а теперь я просто свёрнутый фильтр, прилипший к щербатому асфальту. Мой мир – это гравий, пыль, липкие следы жвачки и иногда – тёплое пятно собачьей мочи. Я не двигаюсь. Я просто есть, свидетель всего, что проносится над моей жалкой судьбой. Мой взгляд, если можно так выразиться, прикован к ботинкам, каблукам, грязным кроссовкам и порой — к самому краю человеческих судеб, разыгрывающихся прямо над моей головой.

Сегодня мои микроскопические глаза-волокна улавливают движение. Две пары ног остановились подо мной. Одна – изящные, в лёгких босоножках, нервно переступающие с места на место. Другая – массивная, в потёртых туфлях, источающая запах чего-то кислого и неприятно-сладкого.

— Девушка, а можно с Вами познакомиться? — Голос, низкий, с хрипотцой, которая почему-то мне знакома. Я слышал этот оттенок тысячи раз, когда он выдыхал меня на волю.
Ноги в босоножках отдёргиваются, чуть не задев меня.
— Ты что? Никогда! Руку из-под юбки убери! Ааааааа?

Крик, пронзительный, как острый осколок стекла, прорезает уличный гул и ударяет в мою ватную сущность. Я чувствую, как микроскопические частицы пыли взлетают от вибрации её страха. Её силуэт, расплывчатый сверху, дрожит.

Голос наставника: Наподдай ей, наподдай! Пусть знает своё место, эта фифа! Город не терпит слабых.

Голос наставника… Он не идёт извне. Он живёт во мне, в каждом волокне моей табачной памяти. Это эхо тысяч выброшенных, забытых, безжалостных мыслей, что когда-то заполняли лёгкие и головы тех, кто меня курил. Это голос улицы, что шепчет древние законы доминирования и подчинения, цинизма и беспощадности. Он – сам осадок всех человеческих пороков, что оседают на тротуарах вместе со мной.

Массивная нога делает шаг. Нога в босоножке пятится. Я чувствую сквозняк от их движений. А потом происходит то, что всегда случается на улице: непредсказуемое ничто. Из кармана мужчины выпадает что-то мелкое, звенящее. Он не замечает. А она, девушка, падает, споткнувшись о невидимый камень, и её маленькая, девичья сумка рассыпает своё содержимое прямо на меня: тюбик помады, ключи, зеркальце, и крошечную, измятую фотографию. На ней — детское лицо, улыбающееся беззаботной, почти святой улыбкой.

Мужчина, отвлечённый её падением, на мгновение замирает. В его глазах, насколько я могу видеть снизу, появляется что-то вроде недоумения, а затем, когда его взгляд скользит по фотографии, — секундная тень чего-то похожего на стыд. Лишь мгновение. Но этого достаточно. Девушка, резко выдохнув, собирает свои вещи, не глядя на фотографию. Сжимает губы в тонкую линию, но вместо крика, в её глазах теперь лишь холодная решимость. Она отталкивает его, встает и, не оборачиваясь, быстро уходит. Её шаги, поначалу резкие, становятся всё быстрее, сливаясь с шумом города.

Голос наставника: Тьфу! Размяк! Опять эта сентиментальность! Улица не прощает мягкости.

Наставник ворчит во мне, его слова, пропитанные едким дымом, медленно тлеют. Но я, окурок, видел нечто иное. Я видел, как крошечный, измятый клочок бумаги с детским лицом, упавший на мою грязную, безразличную сущность, смог на мгновение затормозить необузданный порыв. Как нечто чистое, пусть и неосознанно, стало щитом.

Я лежу. Меня раздавят, смоет дождь, или поднимет дворник, не отличив от другого мусора. Моя жизнь коротка и не имеет значения. Но я видел, как самые ничтожные вещи — старая фотография, детский смех, случайный камень — иногда вмешиваются в ход событий, нарушая диктат наставника. И в этом маленьком, абсурдном нарушении порядка, что происходит прямо под ногами, возможно, и кроется самая настоящая, самая человеческая правда.
- Девушка, а можно с Вами познакомиться? – переспросил молодой человек.
- А у меня тоже есть наставник! И он мне говорит – не блуди! – засмеялась девушка.
- А я не блужу, я просто общаюсь! – засмеялся молодой человек.
- Ну ладно, давай просто пообщаемся! – засмеялась девушка.
(с) Юрий Тубольцев