Имя на поэтической поверке. Нора Яворская

  В стихах замечательной, талантливой ленинградской поэтессы, Норы Яворской, (22.03.1925. – 30.03.2023.) нет ни одного неверного слова, ни одной фальшивой интонации в стихах и на гражданскую тему, и на лирическую, это наглядно  видно читателю:

      «Отцовские шрамы»

Отцовские шрамы.
Они рождены
в грозном пожаре
гражданской войны.

Отцовские шрамы,
их было немало, -
по ним
революцию
я изучала.

Но в тридцать седьмом,
На доносах распятом,
средь ночи
отца
увели без возврата.

И там,
где решётки
припаяны к рамам,
всё били
по шрамам,
по шрамам,
по шрамам.

Как будто навечно
в крови
их топили,
как будто бы
по революции
били.

Но их не убили.
Как правда, упрямы,
легли мне на сердце
отцовские шрамы.

1962 год. «День поэзии Ленинград»-1988 год.

 Материнской любовью к своему сыну Вадиму, проникнуто и яркое стихотворение, Норы Яворской:

       «Первой женщине моего сына»

Капелька человеческого потока,
Может, Наташа, а может Ирина, -
Где-то идёт, каблучками цокая,
Первая  женщина моего сына.

Первая в жажде, первая в поиске,
Вечная или случайная?
Где повстречается – в парке, в поезде?
Застенчивая? Отчаянная?

Светит коленками
В юбочках «мини»
Студентки и секретарши…
Ты, что проявишь мужчину в сыне.
Моложе его или старше?

Если старше…
Смиренно прошу, не воинственно,
Слов не прячь сокровенных, нежных,
Не вымещай на моём единственном,
Обиду на твоих прежних.

Чтоб не прошла ты, первая женщина,
По душе сыновней, как трещина.
Чтоб не проклял твои он двери,
Чтоб шёл от тебя и верил,
Что женщина – есть добро…

Ну а если моложе… Если
цел ещё и косичек лён, -
Я хочу, чтоб в тебе воскресли,
Сын мой, рыцари всех времён.

Чтоб от первой взрослой постели
Глаза её не опустели.
Чтоб тобой человечность мерила,
В голосишке чтоб – серебро,
Чтобы шла от тебя и верила,
Что мужчина – это добро.

  Российская поэтесса, переводчица Нора Яворская, настоящее имя Элеонора Робертовна Яворская, урождённая Крусткалн, родилась 22 марта 1925 года, в городе Порхов Псковской губернии.

 Её рано постигло горе. Смерть репрессированного отца, юриста, в 1938 году, гибель брата Рихарда, на фронте в 1943 году, нелёгкая судьба матери. Трагедия юности осталась с неё навсегда.

 Девичья фамилия Норы была - Крусткалн, чисто латышская, в переводе – Крестовая или Крестовая гора.

Маму Норы звали Мария. Девичья фамилия -  эстонская – Матсон. Она всегда была с дочкой, пока отец работал.

Мать говорила дома на эстонском языке, переходя на русский только тогда, когда возвращался её муж-латыш.

Так что у Норы обычная история: ни капли русской крови, но русскость характера и смыслов. Потому что культура и образование – русские.

Отца Норы звали Роберт. Настоящий латышский стрелок, как тогда бы сказали, в нашей послереволюционной стране. Коммунист, незаурядный прокурорский работник, в городе Череповце, Вологодской области, русский Север.

  В 1938-м его арестовали и расстреляли в вологодской тюрьме. Семье сообщили, что осудили и отправили в исправительно-трудовые лагеря. Без права переписки.

 Почти двадцать лет родные так и думали. Писали письма, пытались передать посылки. Тщетно. В 1957 году Роберта посмертно реабилитировали: приговор признали незаконным.

 А ведь инкриминировали ему связь с иностранной разведкой, латвийской – непонятно зачем действовавшей в провинциальном Череповце.

 Нора, сильно любящая своего отца, и потеряв его в 13 лет, в 1962 году, посвятила его светлой памяти, пронзительное, потрясающее стихотворение: «Отцовские шрамы».

  В 1957 году мама Норы Мария, подала документы на реабилитацию. Официальная власть его реабилитировала, сообщив, что он умер 12 декабря 1943 года, от воспаления лёгких.

  В 1991 году уже сама Нора добилась официального ответа обстоятельств смерти отца, расстрелянного в тюрьме, в 1938 году.

Родной человек не смог прочитать их письма, посылаемые ему ежегодно, в ведомство НКВД.

 Брата Норы звали Рихард. Он без тени сомнения встал в ряды защитников Родины в Великую Отечественную войну.

 Гвардии старший сержант, миномётчик Рихард Крусткалн героически погиб 5 января 1943 года, как тогда писали, защищая подступы к Ленинграду, под деревней Сорокино, Полавского района, Ленинградской области.

 Он воевал в 43-й гвардейской Латышской стрелковой дивизии, состоявшей в значительной степени из латышей.

 О нём до сих пор помнят в Череповецкой школе №1, где учились и он, и Элеонора, и её будущий муж. Мужа Норы звали Владислав. Владислав Генрихович Яворский.

  В 1947 году, Нора вышла замуж за бывшего одноклассника, которого ждала всю войну. Молодой и высокий, статный офицер-фронтовик. Возраста её брата, Владислав Яворский, был из семьи репрессированных поляков, из Советской Белоруссии.

Горе сближает. Но главное, как и всегда – любовь. Вместе они прожили больше пятидесяти лет.

Он прикрыл, Нору Робертовну, каменной стеной своего характера. Она могла творить, почти не занимаясь бытом. И сполна реализовала свой поэтический талант. Одних только сборников поэтических – четырнадцать.

  В 1943 году, Нора Яворская, окончила среднюю школу в Череповце, в том же году поступила на факультет библиографии Московского библиотечного института МГБИ.

После окончания института в 1947 году переехала в Ленинград.

 Массу времени и сил, у Норы Робертовны занимали переводы. Нора Яворская стала выдающейся переводчицей, классической и современной эстонской литературы и поэзии на русский язык.

Норе Яворской  присвоили звание Заслуженного деятеля культуры Эстонии, в 1985 году, за перевод около 40 книг стихов и прозы эстонских авторов.

Нора Яворская была членом Союза писателей СССР. затем в Союзе писателей Санкт-Петербурга, с 1963 года.

Нора Робертовна была поэтессой, с необходимым взглядом на обычную жизнь. Её волновало не только прошлое или настоящее, но и будущее страны.

Она хорошо понимала возникающее недопонимание между людьми, растущее разделение. Не наблюдая молча со стороны, а противопоставляла разграничению свой выбор, объединять  и сплачивать людей.

  Несколько лет была депутатом райсовета. Пятнадцать лет на общественных началах руководила, с 1980 до 1995 год, литературным объединением «Маяк», в Ленинграде, при ДК моряков.

Всегда с готовностью помогала людям, попавшим в трудную жизненную ситуацию – поддерживала и морально и материально.

 Публикации её первых поэтических трудов пришлась на шестидесятые годы, начавшейся « оттепели». Многое тогда запрещённое нашло дорогу к читателю. Самое острое – вышло значительно позднее, в годы перестройки.

Она, как отмечали хорошо знавшие её люди, была скромным, а не пробивным человеком. Нора Робертовна, видя писающих вокруг многих своих одногодков-шестидесятников, не хотела, чтобы её творчество использовалась во вред нашей стране.

  Поэтесса Нора Робертовна Яворская верила, как и её отец, у нашей страны, несмотря на трудности, светлое будущее. И если не сегодня и не наше – то завтра и наших детей.

  Сын Норы Яворской, Вадим, стал биологом, изобретателем – самоучкой, подарил матери внуков. После смерти мужа, Владислава Яворского, Нора Робертовна переехала жить в пригород  Ленинграда, город Пушкино (Царское Село).

  Житейских трудностей у Норы Яворской было немало. Но она по-прежнему каждый день садилась за стол и писала стихи или прозу, переводила. Ей было , что сказать читателю. Она пережила и переживала многих, на жизненном пути.

  В 2001 году вышел последний при жизни поэтессы, Норы Яворской, сборник её оригинальных стихотворений: «Сквозь миражи, сквозь грабежи», издательства «Игра», Санкт-Петербурга.

  Ушла из жизни замечательная, талантливая поэтесса из Санкт-Петербурга, Нора Робертовна Яворская, 30 марта 2023 года, спустя неделю, после своего 98-летия, в городе Пушкине.

  Дочь расстрелянного в 1938 году, видного латышского юриста Роберта Крусткална, Нора Яворская, стала одной из наиболее знаменитых ленинградских поэтесс и переводчиц.

 Светлая память о своём наставнике в поэтическом творчестве, дорога её, многочисленным, ученикам, при ДК моряков  «Маяк», где Нора Робертовна проработала 15-ть лет.

 Поэт Николай Михин, её ученик, посвятил, уважаемой Норе Робертовне Яворской, такие душевные строки, идущие от сердца:

«Простая, скромная, родная,
Всех нас к Парнасу привела.
Сказал бы Пушкин, Нору зная,
Что «и умом и всем взяла».
А что б сказал Бальзак Оноре?
(Жаль, что Оноре не поэт).
Роман бы написал о Норе,
О женщине в расцвете лет.
Как разбирались эти парни!..
И с нами вкусами близки,
В вопросе этом солидарны
Её друзья-ученики.

1992 год.

Из поэтического наследия Норы Яворской.

       «Чёрный ворон»

Её прозвали «чёрным вороном»,
машину памятную эту.
Ей власть дана была
над городом
от полночи и до рассвета.

Она,
скользя сквозь тьму тревожную,
как бы высматривала  что-то.
Её заметив,
осторожные
спешили скрыться за ворота.

Калитку притворив скрипучую,
вздыхали с облегченьем:
«Мимо…»
Но для кого-то
в каждом случае
беда была неотвратима.

И где-то звякали засовами,
 подняв хозяина с постели…
И становились жёны вдовами,
а ребятишки сиротили.

Те, младшие державы жители,
что с их понятливостью детскою
в своих отцах бывалых
видели
и партию и власть советскую.

И лишь доносчики всесильные
в тот чёрный год спокойно спали.
И пятна на руках
 чернильные
как пятна крови проступали.

1962 год.

      «Обыватель»

В полночь увезли соседа,
обыватель  - ничего.
с тем соседом он обедал
и с пелёнок знал его.

Ну и что с того?
Попробуй
ты его с позиций сбей, -
он останется до гроба
верен тупости своей.

Обыватель вопрошает:
«Отчего же не меня?!»
Обыватель восклицает:
«Нету дыма без огня!»

Озабочен пропитанием,
он доверчив, как овца.
Знать не знает о заклании,
лишь бы кинули сенца.

1962 год.

       «Ворон»

Ворониха учила сына:
«Как жениться, бери ворону,
Мол, вороны-то – домовиты…»

Ворониху сын не послушал,
Мол, вороны – они растрёпы.
Присмотрел себе соколиху.

У неё соколиные очи,
У неё соколиное сердце,
У неё соколиные крылья!

Голова у ворона – кругом,
Позабыл, что у соколихи
Соколиные и повадки.

Соколиха стала женою:
Как стемнеет – в гнездо садится,
Рассветёт – улетает к солнцу.

День живут – соколиха в небе,
Два живут – соколиха в небе,
Три живут – соколиха в небе…

Осмотрелся в обиде ворон:
У соседей в жёнах – вороны,
А вороны-то домовиты!

Начал ворон тогда ворону
Из своей соколихи делать,
Чтобы сиднем сидела дома.

Соколиные выел очи,
Соколиное вынул сердце,
Соколиные вырвал крылья.

Нацепил ей вороньи перья,
Поглядел на неё и… бросил.
Улетел искать соколиху.

1968 год.

       «Есть горькая отрада…»

Есть горькая отрада: знать,
что где-то там, в ушедшей дали
из-за меня порой страдали,
как нынче вышло мне страдать.

Да, ты пока не постигаешь
моей судьбы, ты всё играешь.
Но будет и тебе откос,
где крах – всерьёз,
где боль – всерьёз.

Тогда живым воспоминаньем
к тебе неспешно прибегу
и нынешним страданьем
твоё осилить помогу.

1966 год.

     «Я в двадцать лет судила беспощадно…»

Я в двадцать лет судила беспощадно:
мне столько же прожить ещё, и ладно, -
век бабий, как известно, сорок лет.
А дальше жить зачем же? Смысла нет.

Но в двадцать пять немного удлинять
решила я существованья нить:
ну, пятьдесят, но сверх того ни-ни!
К чему старухой коротать мне дни!

А в тридцать к сердцу подступил испуг:
как ускользает время из-под рук!
Коль так пойдёт, глядеть на белый свет
согласна я и шесть десятков лет.

Года всё утекали, как в песок,
и я всё продлевала жизни срок.
К пятидесяти мой подходит путь,
А я до ста мечтаю дотянуть…

И так всё время пребываю я
на полпути земного бытия.

1973 год.

      «Ах, чувство долга, чувство долга»

Ах, чувство долга, чувство долга,
превыше денег и любви!
Моя судьба на чувстве долга
стоит, как церковь на крови.

2014 год.