Живой щит

Грязь и холод. Смерть повсюду.
Каждый шаг — как в бездну прыжок.
Я молиться больше не буду,
Сердце спрятав в пустой сапог.
Мир застыл в ожиданье конца,
Въелся страх под кору головную.
Нет на свете иного лица,
Кроме смерти, что ищет живую.

Ты вернулся — но разум там,
Где в лесах догорает закат.
По разбитым и мёртвым полям
Бродит тенью забытый солдат.
Дома люди живут чепухой,
Им не враз разглядеть твою рану.
Ты для них — сумасшедший, чужой,
Привыкаешь к хмельному туману.

«Жажду я воскресенья мёртвых» —
На шевроне заветный наказ.
Среди судеб, войною стёртых,
Бог один лишь видит всех нас.
Ты глотал этот рыбий жир,
Лёд ломая в консервной банке.
Для тебя перевёрнут мир
В той сырой и гнилой землянке.

Мы здесь — чтоб вы не стали нами,
Чтоб не узнали этот ад.
Своими горькими телами
Мы заслонили ваш уклад.
Цените жизнь, пока она
Ещё не выпита до дна.

Вздрагивать будешь от свиста,
Падать от резких звуков.
В поле, где было чисто,
Слышится топот внуков.
Мы — не святые, не бесы,
Мы — тишины завеса.

2

Грязь по колено, в лёгких — тлен.
Здесь каждый куст тебя убьёт.
Ты добровольно сдался в плен
Тому, кто косу занесёт.
Билет в один конец в кармане,
Повестка — саван из бумаг.
Ты тонешь в ледяном тумане,
Где каждый шорох — лютый враг.

Вернёшься? Нет. Лишь плоть приедет.
А разум там, в гнилой траве.
Там волк в лесу полночном бредит,
И пуля спит в твоей главе.
Ты пьёшь три дня, чтоб не сорваться,
Чтоб не кричать на мирных слуг.
Тебе охота возвращаться
В тот ад, где умер лучший друг.

Мы — псы войны, мы — тени ада,
Мы гной и кровь чужих дорог.
Нам воскресения не надо,
Нам лишь бы выжать этот срок.
Мы здесь гниём, чтоб вы дышали,
Чтоб не узнали вкус свинца.
Мы из бетона и из стали,
Мы — маски мёртвого лица.

Мышей гонял от крошек хлеба,
Ломал зубами грязный лёд.
Над нами — выжженное небо,
Под нами — минный огород.
В блиндаж прижался, ждёшь прилёта:
Раздавит сразу или нет?
Такая, брат, у нас работа —
Гасить собой полночный свет.

Живите в мире, пейте сладость,
Пока мы держим этот край.
Для вас — любовь, для вас — и радость,
Для нас — лишь пепел и прощай.