Лифт на эшафот

В подъезде пахнет вареной капустой и вечностью.
Стены исписаны матом, как древние руны.
Я вхожу в эту клетку с пугающей человечностью,
Где кнопки сожжены, словно ведьмы, в канун полнолуния.
Жми!
Жми на пупок звонка, выгни сутулый гриф!
Мы не едем, браток. Это не лифт.
Это просто вертикальный гроб для живых,
Для тех, кто привык получать под дых.


А в шахте гудят сквозняки-вурдалаки,
Скрежещет металл о металл, как зубами во сне.
Мы летим! Но не к звездам, а к чертовой матери в драку,
Где небо размазано сажей по белой стене.

Припев
Лифт на эшафот!
Этажи мелькают, как даты на мокрых крестах.
Лифт на эшафот!
У консьержки в глазах — первобытный страх.
Двери откроются — там не площадка, а плаха.
Рви на груди последнюю, слышишь, рубаху!
Здесь нет этажей. Здесь есть только срок.
И смазанный салом петли потолок.


Знаешь, Саш... А ведь трос может лопнуть.
Щелк! И душа — воробьем в форточку.
Мы все здесь стоим. Плечом к плечу. Дышим в затылок.
Кто-то с цветами, кто-то с сеткой пустых бутылок.
А механик пьян. Механик спит на седьмом дне творения.
И мы зависли.
Между "было" и "нет".
В точке кипения.


Зеркало треснуло. Вижу в нем не себя, а того,
Кто выйдет отсюда, когда этот ящик достигнет нуля.
Там, наверху, уже точат топор, но не слышно ничьих голосов.
Только звон колокольчика.
Динь-дон!
Динь-дон!
Под языком!
Это не лифт скрипит. Это скрипит колесо!
Колесо истории, что переехало нас поперек.
Выходи строиться! Твой этаж, паренек.


Не бойся.
Больно будет только сначала.
Потом — просто свет.
И сквозняк.
Стоп. Приехали.
Выходи.