Счастье с Доридой. Францишек Карпиньский

СЧАСТЬЕ С ДОРИДОЙ
Францишек Карпиньский
Перевод с польского Даниил Лазько версия 3

Когда я усядусь с Доридою рядом, 
Взор вперив, беду прогоняю я взглядом.

И скажет опять, как всегда говаривала: 
«Дай сердце своё — я своё уж отдала».

Прижмёт меня крепче, ещё поцелует — 
Тогда уж, Дорида, ничто не волнует!

Завистники судачат — лишь слова, 
Со мною Дорида сыта и жива.

Хоть зной, хоть и ливень — в любую погоду 
Пойду ради милой любви на работу.

Поя о Дориде, бреду за сохой: 
Вспашу свою ниву — расстанусь с нуждой.


_______________

ОТ ПЕРЕВОДЧИКА

Францишек Карпиньский (1741—1825) — один из крупнейших польских поэтов XVIII века, создатель жанра сельской идиллии (sielanka) в польской литературе. Стихотворение «Szczescie przy Dorydzie» («Счастье с Доридой») написано в традициях сентиментализма и воспевает простое крестьянское счастье: любовь, труд и независимость от чужих суждений.

Главная переводческая задача заключалась в сохранении ключевой симметрии оригинала — взаимного обмена сердцами («Daj mi swe serce, jam ci swoje dala»). Русское «подарила» разрушало бы драматизм этого договора-клятвы, превратив взаимную клятву в односторонний дар, поэтому было найдено решение: «Дай сердце своё — я своё уж отдала». Глагол «отдала» точно передаёт польское «dala» и восстанавливает симметрию дарения.

Другой важной находкой стало слово «говаривала» (с суффиксом многократности -ива-), которое точно соответствует польскому «mawiala» (обычно говорила, повторяла). Это усиливает ритуальность сцены: героиня произносит свою клятву вновь и вновь, превращая её в своеобразный любовный обряд.

В переводе сохранены исторические реалии крестьянского быта XVIII века (соха как орудие ручной вспашки; зной и ливень как естественные условия труда) и социальный контекст эпохи (завистники-соседи, осуждающие бедную пару). Стилистика приближена к русской сентиментальной лирике конца XVIII — начала XIX века.

_______________

ПРИМЕЧАНИЯ

Дорида — условное имя пастушки, традиционное для буколической поэзии XVIII века. Восходит к античной традиции (нереида Доридa в греческой мифологии). У Карпиньского это собирательный образ возлюбленной крестьянина.

«Говаривала» — архаичная форма глагола со значением многократности действия. Передаёт польское «mawiala» (обычно говорила, имела обыкновение говорить).

«Соха» — примитивное пахотное орудие, типичное для крестьянского хозяйства XVIII века. В оригинале сказано «przy pracy» (при работе), но контекст вспашки («zorze moj zagon» — вспашу свой загон) и требования метрики потребовали конкретизации. «Соха» (в отличие от более позднего «плуга») точнее передаёт историческую реалию польской деревни эпохи Карпиньского и создаёт необходимую рифму к слову «нуждой».

«Расстанусь с нуждой» — перевод польского «zapomne o biedzie» (забуду о нужде). Глагол «расстаться» точнее передаёт временный характер забвения: герой не побеждает бедность навсегда, но на время труда и песни перестаёт о ней думать.

_______________
Оригинал:
(польский текст приведён в упрощённой записи без диакритических знаков для удобства веб-отображения)

SZCZESCIE PRZY DORYDZIE
Franciszek Karpinski

Kiedy ja usiede kolo mej Dorydy,
Oczy w nie wlepie i zapomne biedy.
A ona mi jeszcze powie, jak mawiala:
"Daj mi swe serce, jam ci swoje dala."
A ona mie jeszcze scisnie, pocaluje;
Wtenczas Dorydo, nic mie nie turbuje!
Niech jak chca, gadaja ludzie niezyczliwi,
Jeszcze sie przy mnie Doryda wyzywi.
Czyli palic slonce, czy bic beda sloty,
Dla jej milosci pojde do roboty.
Spiewajac przy pracy piesni o Dorydzie,
Zorze moj zagon, zapomne o biedzie.

Источник: https://literat.ug.edu.pl/krpnski/036.htm 

_______________
Чтение оригинала: https://youtu.be/2x8Gt72y1UY?si=vn2opurxxk4oedrH



 Анализ стихотворения Францишека Карпиньского «Счастье с Доридой»

«Счастье с Доридой» Францишека Карпиньского — один из самых светлых образцов европейской любовной лирики XVIII века. Написанное в традициях сентиментализма, стихотворение воспевает простое крестьянское счастье: любовь, которая преображает труд и делает человека неуязвимым для житейских невзгод.

Три грани любви

Композиция стихотворения строится как восхождение от созерцания к действию. Первая строфа — момент интимной близости, когда одно присутствие возлюбленной прогоняет беду. Вторая строфа — кульминация чувства: взаимная клятва, объятия, поцелуй. Здесь звучит ключевая строка оригинала: «Daj mi swe serce, jam ci swoje dala» (Дай мне своё сердце — я своё тебе отдала). Это не просто признание, а ритуальный обмен, договор двух равных душ.

Третья строфа показывает любовь в действии. Герой идёт на работу не из нужды, а из любви. Труд становится песней, вспашка поля — способом забыть о бедности. Это не бегство от реальности, а её преображение силой чувства.

Народная песня и литературная традиция

Карпиньский сознательно стилизует текст под народную песню. Регулярный метр с парной рифмовкой (переданный в русском переводе разностопным ямбом, близким к народному стиху) создает мелодичность, близкую к фольклору. Архаичные формы («usiede» вместо современного «usiada», «mie» вместо «mnie») и простой синтаксис делают текст доступным для пения.

При этом за внешней простотой скрывается литературная культура. Имя Дорида отсылает к античной буколике (нереида из греческой мифологии), но в контексте стихотворения это обычная польская крестьянка. Карпиньский соединяет «высокую» и «низкую» традиции, создавая новый тип любовной лирики — искреннюю, демократичную, близкую народу.

Социальный подтекст

За идиллической картиной просматривается социальная реальность. «Ludzie niezyczliwi» (люди недоброжелательные, завистники) — это не абстрактная сила, а конкретные соседи, осуждающие бедную пару. Герой не борется с ними, но и не сдаётся: «Jeszcze sie przy mnie Doryda wyzywi» (Всё равно со мной Дорида прокормится). Любовь даёт не только душевную опору, но и материальную надежду.

Образ труда в непогоду («Czyli palic slonce, czy bic beda sloty» — будь то зной или ливень) подчёркивает тяжесть крестьянской жизни. Но герой идёт на работу не со стоном, а с песней о Дориде. Это ключевой момент: любовь не отменяет труд, но меняет его смысл.

О переводе

Главная трудность русского перевода — сохранить симметрию клятвы. Польское «Daj mi swe serce, jam ci swoje dala» построено на параллелизме: дай — дала, своё — своё. Русское «подарила» разрушило бы эту симметрию, превратив взаимный обмен в односторонний дар. Решение найдено в глаголе «отдала», который сохраняет краткость, драматизм и параллельную структуру оригинала.

Второе открытие — слово «говаривала» с суффиксом многократности. Оно точно передаёт польское «mawiala» (обычно говорила, имела обыкновение говорить) и усиливает ритуальность сцены: героиня произносит свою клятву вновь и вновь, как заклинание или молитву.

Перевод сохраняет стилистику оригинала: архаичные формы («поя», «бреду»), крестьянские реалии (соха, а не плуг), народную интонацию. Русский текст звучит не как перевод, а как стихотворение русского поэта конца XVIII века, современника Карпиньского.

Почему это важно

«Счастье с Доридой» — не просто любовная песня. Это манифест человеческого достоинства. Герой беден, его осуждают, природа к нему неласкова. Но у него есть любовь — и этого достаточно, чтобы жить, работать, петь. Карпиньский утверждает право простого человека на счастье, независимо от социального положения.

В эпоху, когда литература была привилегией образованных сословий, Карпиньский создал поэзию для всех. Его песни пели в крестьянских избах и помещичьих усадьбах. «Счастье с Доридой» стало народным не потому, что подражало фольклору, а потому что говорило о подлинном чувстве простым языком.

Эта маленькая песня о большой любви остаётся живой частью европейской поэтической традиции — свидетельством того, что истинное искусство не знает сословных границ.

---

Декабрь 2025