Сиреневая донна
В сиреневом саду гуляла дева
И птичьи тихо слушала напевы,
Что навевали томной неги лень.
В тот час покровом пышная сирень
Скрывала с глаз её. "О донна, где вы?" —
Ей слышалось. — "Какой прекрасный день!
И, кроме вас, здесь нет прекрасней девы!"
Но тут ей на лицо упала тень,
Скрыв томный лик правнУчки древней Евы...
Пошла, грустя, к кустам она налево,
От аромата лёгкая мигрень
Вдруг одолела, и казался день
Каким-то сном прекрасной этой деве,
И резким стал звук птичьего напева,
А вместо грусти — одолела лень.
В беседке круглой мраморных колонн
Сидела нежная сиреневая донна,
И тихий сад, что ароматов полн,
Шуршал от ветра средь витых колонн...
Расцвёл живой сиреневый заслон,
И, красоте внимая восхищённо,
Канцону пел Эфир среди колонн
И платье развевал прекрасной донны.
Задумчивая, юная Весна
Из лика этого как будто бы глядела.
Ни с места час не тронувшись, сидела
С сирени веткою она,
В наряде из простого полотна,
И взгляд её, застенчивый, несмелый,
Казалось, ей дала сама Весна,
Она и впрямь как дочь Весны глядела.
"Оставьте, так хочу побыть одна", —
Тогда она ему сказать хотела.
"О цвет мой робкий, ты бы осмелела,
Когда бы ночь со мной ты провела без сна!".
У каждой в сердце сладкая весна,
И вот уж, не сердясь, она глядела
И подле, опустив глаза, сидела,
Мня, что его любовь — одна она.
Витали в сладком воздухе мечты,
И разлетались брызги от фонтана.
Май — словно дева, чудо красоты,
И дивный всюду цвет — её мечты,
Она благоухает, как цветы,
И в красоте природы первозданной
Скорее форму обретут мечты,
Что вдаль текли, как струи у фонтана.
Прекрасная сиреневая донна
Мечтала у фонтана майским днём,
И грезился ей старый отчий дом...
Она была когда-то окрылённой,
Не замечала взглядов восхищённых,
Ей страсть сама казалась детским сном.
Была она безгрешной, как мадонна,
И молодость казалась вечным днём,
Она — казалась лишь к мечте рождённой.
Но страсть разит мечом,
И, как и все, забыла обо всём,
А после — пала с грудью обожжённой.
Где юность та, сиреневая донна,
Что грезила чудесным майским днём?
Забыт отец, и мать, и сад, и дом,
Нет больше той голубки окрылённой,
Осталась лишь поникшая сирень,
Что в юности она любила,
И на челе её прелестном тень...
Оно нежно, прекрасно, как сирень,
Но боль в глазах — печальным был тот день,
Когда Любовью овладела Сила...
Так, сорванная, падает сирень.
"Скажи мне, что меня ты полюбила!"...
Она не знала — нет страшнее сна,
Чем этот сон о сладостном страданье,
О грешных тайнах их ночных свиданий,
Где пламя страсти выпила до дна
И, стоя у окна,
Молила не раскаянья, прощанья,
А вновь в его объятьях ночь без сна,
А после — в одиночестве страданья,
Когда она бывала холодна
Иль он забыл об обещанье,
А может, подарил уже другой признанье,
Желая, чтоб была отомщена
Она за то, что не ценила сна,
Пусть этот сон и не любовь, а лишь страданье...
О, позабыть бы ночь того свиданья,
Когда усладу выпила до дна...
Что было — вскоре обратилось прахом,
И лишь сирень её жива была.
Жила без слёз она, без бед и страха,
Хотя во сне и плакала над прахом, —
Любимого её постигла плаха,
И грех свой, и надежды погребла,
Весь прежний мир теперь рассыпан прахом —
Она другому отдана была.
Свидетельство о публикации №125122103820