В ловушке собственного уродства

Я ломаю собственные кости, лишь бы оставить в покое людей;
Я крошу свои зубы от злости, чтоб не впиваться ими в артерии;
Потерянная в собственных крайностях, в этой сгоревшей материи —
Я заложник своего же контроля, но стараюсь быть я сильней.

Сильнее животной потребности в грязи, в уродстве и яде,
Который привыкла глотать я, растворяя в желудке, словно проклятье:
Проклятье того разрушения, что боюсь распространить на других;
Я бомба замедленного действия, но порох во мне не стих.

Будет взрыв или срыв, срыв шаблонов и кожи с лица.
Я герой, что спасает других, чтоб подавить в себе подлеца,
Забыть про изъяны, пороки, под слоем дешёвой праведности и похуизма,
Я ведь такая моралистка, хоть и с нотками напускного цинизма.

Мой страх потерять контроль, одновременно является искушением:
Желанием, хоть на миг обнажить тот хаос, то больное решение,
Ту жестокость, которую так же жестоко в себе подавляю.
Я опасна тем, что осознаю и все понимаю.

Но продолжаю гасить тех, кто меня искушает,
В ком я вижу пороки, порой даже те же, что и в себе подавляю:
"Я должна быть выше, я лучше их, хотя бы в моральном плане" —
Повторяю как мантру себе, но я то все понимаю.

Понимаю, что я загнанный зверь, в ловушке своего же уродства:
Я кусаюсь и нападаю на тех, в ком сама разглядела угрозу,
Разрываю все связи, лишь бы не  погрузиться в их грязь и трагедии,
Лишь бы остаться невинной и чистой, хотя бы в глазах у свидетелей.

Но я такая же грязь. Даже, наверное, страшнее,
Потому что я прячусь, потому что боюсь быть "грешнее".
Громче всех кричу про честность и ненависть к лицемерию;
Но вот я смотрю в отражение — страх и оцепенение.