Ржавые трубы I Аудиокнига I Рассказ из жизни

Иногда детство заканчивается не так тихо, как хотелось бы. Иногда - с криком отчаяния, кровью и ножом в руке немого человека. Этот рассказ - не выдумка ради эффекта.
Это история о том, как обычная деревенская ссора ломает судьбы. И как один летний день остаётся с тобой навсегда...

РАССКАЗ

Я тогда был ребёнком. Лето, деревня, бабушкин дом - всё это казалось добрым, сытным, устойчивым и надежным... Бабушка пекла вкусны пироги, чебуреки... Дед что-то вечно мастерил в огороде или подмитал двор...
Все вокруг казалось ярким, красивым, милым и добрым... С ватагой мальчишек мы бегали к реке. Прячась от солнца в ветвях ивы, придумывали какие-то забавные игры, а потом по мокрой, глинянной дорожке с визгом летели с горки прямо в реку. Брызки разлитались к самому синему небу... Счастливое, светлое детство! Да, это было давно... Тогда все еще были живы... и как мне казалось, счастливы...
Но когда всматриваешься сейчас, взрослым взглядом, в то самое прошлое, понимаешь: что многое было не так, как казалось тогда...
Мне было уже лет десять или одиннадцать, когда  родители отправили меня опять к бабушке «на воздух» набираться новых сил для затяжных - осени и зимы. Мне показалось,что воздух в деревне стал, местами тяжёлый - пах навозом, ржавчиной и перегретой пылью. Деревня как-будто умирала медленно, тихо, без шума. Дома пустели, заборы кланялись земле, люди   пили.
Однажды я играл во дворе. Строил что-то из обычных кусков дерева, ковырялся в земле, гонял жуков. Бабушка была в доме - возилась с кастрюлями, радио шипело, ловя какую-то хриплую волну.
Через забор, ближе к дороге, я услышал шум. Обычный деревенский - грубый, пьяный...  Тут всегда кто-то орал. Но этот крик был другим. Злее. Дольше. В нём была обида. Желание
Я подошёл ближе. Не из любопытства даже - из какого-то внутреннего толчка, как будто меня позвали. У калитки стояли двое.  Одного я знал. Его звали Пётр. Пьющий, шумный, с красным лицом и вечно грязной рубахой. Он работал когда-то трактористом, потом уже  сидел в сторожах... У него был огород, которым он хвастался, будто это целое хозяйство.
Второй был немым.  Мы, дети, звали его просто - Немой. Настоящее имя я узнал много позже, да и не важно оно. Он не говорил. Никогда. Ходил сгорбленный, худой, в одной и той же куртке, даже летом. Жил на отшибе, в полуразвалившемся доме. Его боялись. Над ним смеялись. Его почему-то ненавидели.
Пётр орал:
- Ты, тварь, думаешь, я не знаю?! Думаешь, никто не видел?!
Немой стоял молча. Руки сжаты в кулаки. Он что-то показывал пальцами - путано, резко. Пытался объяснить. Или оправдаться.
- Две трубы! Две, сука, водосточные! Я их под огород положил! Для грядок! - Пётр плевался словами. - Куда они делись?!
Немой мотал головой. Лицо у него было серое, как пепел. Глаза - тёмные, глубокие. Он показывал в сторону своего дома, потом на землю, потом на Петра. Я не понимал жестов, но чувствовал - его не понимают.  За забором собрались люди. Как всегда. В деревне любой шум - зрелище.
- Да он вор, чё с него взять.
- Немой, а всё понимает, падла.
- Он и раньше тянул, ворюга!
Я стоял за забором. И смотрел. Сердце билось быстро, волнительно... Как - будто я сделал что-то нехорошее...
Пётр подошёл ближе. Толкнул Немого в грудь.
- Верни трубы, гнида.
Немой отшатнулся. Потом снова показал жестами - резко, почти отчаянно. Его руки дрожали.
- Чё ты машешь?! Говори! А, не можешь?! - Пётр рассмеялся, и толпа подхватила его смех.
Мне стало холодно, хотя было жарко.
Я вдруг понял - сейчас что-то случится. Это ощущение я помню до сих пор. Когда воздух будто натягивается, как струна, а потом влетает шаровая молния.
Пётр снова толкнул его. Сильнее.  И тогда Немой сделал шаг вперёд.
Он не кричал. Не рычал. Просто сунул руку под куртку.
Я сначала не понял, что это. Металл блеснул на солнце. Нож - короткий, кухонный, старый.
Удар был быстрый. Резкий. И в то же время какой-то неловкий. Как будто он сам не знал, что делает.
Нож вошёл Петру в живот.
Я услышал странный звук. Не как в кино. Глухой. Мокрый.
Пётр  охнул, присел на одно колено и замолчал.
Он смотрел на Немого с удивлением, будто не верил. Потом посмотрел вниз. На кровь.
Кровь была тёмной. Она быстро расползалась по рубахе. Он резко вскочил с колена и побежал в направлении своего дома...
- Ты… сказал он обернувшись... и упал. Он упал на колени, потом свалился на бок.
На животе сквозь пальцы.... бежала темная кровь...
Кто-то закричал. Сначала женщина. Потом ещё.
Немой стоял и тупо смотрел перед собой. Рука всё ещё была вытянута. Нож дрожал.
На его лице не было злости. Только пустота. И страх. И что-то ещё -  то что он слишком долго терпел.
Потом немой развернулся и пошёл. Просто пошёл. Медленно. Не оглядываясь. Никто не побежал за ним сразу. Я не мог пошевелиться. Меня трясло. Я увидел как убили человека!!! Я смотрел на кровь, на землю, на людей, которые вдруг стали что-то кричать...
- Беги за фельдшером!
- Звони!
- Держи его!
- Убили, убили
Кто-то подбежал к Петру. Он стонал. Тихо. Как ребёнок. Изо рта сочилась кровь. В его глазах пояились слезы, в которых отражался вечерний закат...
Я развернулся и побежал к дому. Бабушка увидела моё лицо и сразу всё поняла. Она ничего не спросила. Просто прижала меня к себе.
- Не смотри, - сказала она.  - Тебе это не надо,  не твоё это.
Пётр умер на носилках по дороге в сельскую больницу. Так говорили. Немого забрали. Или он сам ушёл. Версий было много.
- Довели мужика.
- Сам виноват.
- Нож - это уже перебор.
А трубы потом нашли. Ржавые. В канаве за огородом. Их утащил другой. Случайно или специально так никто уже и не узнал. Да и не важно это уже было...
Я уехал через неделю домой. Но тот день остался навсегда со мной. Иногда я думаю: Немой был не злым. Он был загнанным. А толпа - глухой.
Я понял тогда главное: страшнее ножа - люди, которые смотрят, подсмеиваются и обсуждают.