Проза, Свидание с Москвой

...
Я говорю, что в Москве не осталось прошлого, но это верно лишь отчасти: ведь сохранился до сих пор "Жан-Жак" на Никитском бульваре, с его французскими зеркалами и бумажными скатертями, к которым прилагается отточенный простой карандаш. А я была здесь в последний раз в две тысячи восьмом; мы сидели уже достаточно долго, я чертила на скатерти, когда в зал ворвалась с улицы растрепанная девушка, посмотрела на нас и так же стремительно выбежала.
— Зачем ты ей сказал, где мы?
— То, чего она искала, она не нашла.
Я тогда только что прилетела из Брюсселя. Шерстяные вишневые перчатки, серебро Тiffany, часы Еterna: жесткий металлический браслет. Все казалось продолжением. Не знаю, для чего мужу понадобилось срежессировать ту мизансцену, хотел ли сделать приятное мне или покуражиться над другой, но именно после этого я отвезла документы на развод к адвокату: а до этого год не решалась. Больше я никогда в "Жан-Жаке" не бывала.
Или, например, Новый Арбат. Самый счастливый год моей московской жизни, две тысячи четвертый, зима на излете, моя бедность, мой день рождения, снегопад. Y. пригласил меня на "Смерть Тарелкина". Сцена была как раз на Новом Арбате. Играл Калягин. Y. старательно смотрел и слушал (он был филолог по образованию). Я же была от пьесы в восторге. На работе как раз все было подходяще: травля, интриги, подлецы, подделанные счета, мистификации. Некую эмоцию Y. все же проявил:
— Калягин вылитый мой тесть.
(Тесть у него был крупный бизнесмен где-то в провинции).
Помню, как сидела на высоком стуле в буфете, как он покупал мне кофе. Потом, на заснеженном Новом Арбате, в метель, он посадил меня в такси и строго сказал: "Номер машины я запомнил". Я была абсолютно счастлива в тот день: пьесой, присутствием Y., снегопадом (именно в такой последовательности). Новый Арбат был совсем другой, не такой, как сейчас.
Но ведь, если подумать, то была я там и позже: год две тысячи девятый, казино "Арбат", корпоратив нефтяной компании. Я являлась всего лишь секретарем-референтом, даже "помощника юриста" не дали, хоть и обещали, сидела на краю стола с водителями, но какой-то "серьезный человек", друг директора, просто за разговор и танец подарил мне норковую шубу. До этого он выиграл за зеленым суконным столом, вместе со мной, тысячу долларов.
Разговор был любопытный:
– Хочу жениться, не на ком, развелся в третий раз, кругом одни ***
– Может, стоит где-то кроме казино поискать?
– Может. А ты танцуй со мной, танцуй, пусть эти дуры тебе завидуют.
Всю жизнь я эту шубу кому-то передаривала: я ее невзлюбила, она мне не шла.
А если еще позже? До отъезда в Петербург я почти каждый месяц, а иногда и чаще, работала на сцене театра имени Вахтангова. После спектакля быстро шла по Старому Арбату к метро, у меня с собой была театральная выручка, кипа подписанных документов; иногда тихо плакала от усталости или после скандалов со зрителями или актерами. На торце какого-то дома было написано "Синнабон". По-моему, сейчас здесь ничего уже не продают, осталась только вывеска. А тогда я всякий раз заходила и покупала себе эту невкусную, безумно дорогую булку, посыпанную корицей.

...
А еще раньше?
Кропоткинская, мы выходим и идем в Пушкинский музей, смотреть выставку Норштейна (терпеть не могу), и Y.  говорит, глядя на Храм Христа Спасителя:
– Лучше бы деньги раздали бедным.
А я думаю и не говорю:
– У тебя логика Иуды.
И нарочно увела его в любимые залы, смотреть на портрет Жанны Самари.

А еще?
Университет, Моховая, Ленинка, Консерватория, и всегда Новый Арбат, и Охотный Ряд, и Бульварное кольцо, но все это уже в дымке.