Хозяйка медной горы

За рекой, за Северушкой,
На далёкие луга,
Два мужика лесной опушкой
Шли посмотреть свои стога.
Оба робили в Гумёшках,
В той горе, на рудниках.
Малахит везли в тележках,
Проводя все дни в трудах.
Лазорёвку добывали,
А когда и королёк.
Самоцвет с виточком брали,
Да и прочий камень впрок.
Первый парень неженатый,
Хоть ещё и молодой,
Уж в глазах зеленоватый,
В рудниках-то не впервой.
А другой постарше, бледен,
Весь изроблен, селянин.
Взгляд какой-то весь изъеден,
Из груди кашель один.
День был праздничный и жаркий,
От земли парок идёт.
Солнце в небе светит ярко —
Страсть-парун вовсю печёт.
А в лесу-то благодать!
Птички радуют, поют.
Разморило — аж не встать,
Дух лесной создал уют.
Под рябинкой на пригорке,
Обустроившись в тени,
У подножья Красногорки
Прикемарили они.

Вдруг молоденький парнишка
Встрепенулся и моргнул,
Словно сверху пала шишка,
Будто кто его толкнул.
На бугре руды замшелой,
Повернувшись к ним спиной,
Образ девы очень смелой
Отливал чуть синевой.
По косе видать, что девка.
Чёрная коса одна
По спине, как будто змейка,
Опускалась вниз она.
С той косой сплетались тонко
Ленты в красочный узор,
А подвески меди звонкой
Чаровали слух и взор.
Девка роста небольшого
И на месте не сидит.
Про такую молвят слово:
«Артуть-девка, как магнит».
То на ножки вскочит бойко,
То наклонится вперёд.
Колесом пройдёт легонько
И навстречу завернёт.
А одёжка не простая,
В целом свете не найдёшь:
Малахитом расписная,
На груди большая брошь.
Парень хочет молвить слово,
Но не может — рот свело.
По затылку, стопудово,
Будто хряснули его:
«Мать моя, сама Хозяйка!
Отвела глаза косой!», —
А за нею мчится стайка
Серых ящериц трусцой.
Паренёк застыл от страха,
Даже с места не шагнёт.
Пятнами пошла рубаха,
Проступает липкий пот,
Но притом от страха зябко.
Говорили старики:
«Быть беде, коль эта бабка
Повстречается в пути».
Лишь подумал, а Хозяйка
Повернулась и глядит,
Тут с улыбкой молодайка
В полушутку говорит:
— Ты почто, Степан Петрович,
На девичью красоту
Загляделся, как попович?
За погляд возьму я мзду.
Да не бойся, подойди-ка,
Надо нам поговорить.
Я живая, посмотри-ка,
Не обижу, так и быть.
Парень крепится пугливо,
Хоть и чудо — девка всё ж:
— Не досуг, — сказал стыдливо, —
Без травы скоту падёж. —
Но Хозяйка машет ручкой:
— Будет наигрыш вести, —
Ящерки сновали кучкой, —
Их смотри не затопчи!
Парень боком, осторожно,
Продвигается вперёд,
А по камням придорожным
Змейки водят хоровод.
И всё, слышь-ка, расписные,
Как слюда, блестят глаза,
И изящные такие,
Голубые, как слеза.
Разразилась девка смехом:
— Не дави моё войско!
Ты, Степан, пройдёшь с успехом,
Обойти его легко.
Звонко хлопнули ручонки,
Служки мчатся кто куда.
Из травы глядят глазёнки,
И моргают иногда.
Тут опасливым шажочком
Парень к девке подошёл,
Ну а ящерки кружочком
Расступились, чтоб прошёл:
— Ну, теперь признал, Степашка?
Не пугайся, худа нет. —
Парню забедно, промашка.
Он и гаркнул ей в ответ:
— А кого же мне бояться,
Коль работаю в горе?
— Вот и ладно, чем брыкаться,
Сослужи-ка службу мне.
Завтра, как в гору спускаться,
Будет ваш приказчик здесь.
Должен ты его дождаться
И поведать всё как есть.
Я — Хозяйка горы Медной,
Ему, душному козлу,
С Красногорки той конкретной
Убраться всё же велю.
Если дальше будет шапку
На горе моей ломать,
Соберу всю медь в охапку,
Вниз запрячу — не достать. —
И добавила, прищурясь:
— Понял ли, Степанушко?
Коли сделаешь не жмурясь,
Дам тебе я камушка.
Если замуж позовёшь,
Выйду, не побрезгую.
Где такую ты найдёшь —
Красивую и дерзкую?
Парень плюнул с горяча:
— Фу ты, погань серая, —
Прошептал под нос, бурча:
— Ящерка замшелая.
Малахитница хохочет:
— Не желаешь — так и быть.
Сотворю, что сам захочешь,
Будешь век благодарить.

Тут же юркнула за горку,
Только хвостик и мелькнул.
Ускользнула дымкой в норку,
Парень ёкнул и моргнул.
Как-то сразу стало тихо,
Только друг поодаль спит
Да похрапывает лихо
И болезненно храпит.
Разбудил его тихонько:
«На покос пора идти.
Травка сочная, долгонько
Нам потом домой брести».

Наш Степан назавтра утром,
Как собрался весь народ,
Думал, как бы сделать мудро,
А не лезть башкою в брод.
Об одном у парня мысли,
Как же быть и как сказать?
Ведь на гнев приказчик быстрый,
А Хозяйке не солгать.
Говорят, что та девица
Камень может отвести,
И тогда хоть век трудиться,
Вряд ли сможешь что найти.
И решил Степан: «Ну что же,
Эх, была как не была…»
Тут ослушаться негоже,
Выйдут скверные дела:
— Вот что мне вечор Хозяйка
Для тебя передала:
Здесь, мол, видеть не желает
Тебя, душного козла.
И не тронь железну шапку,
Ведь Хозяйка так легко
Соберёт всю медь в охапку
И отправит далеко.

А приказчик от такого
Онемел, как столб, застыл.
Как в себя пришел, так снова
Пасть разинул, завопил:
«Пьяный, аль ума лишился?
Мне ль Хозяйка та указ?
Чтобы впредь дерзить страшился,
Приковать к горе тотчас».

В общем, выпороли парня,
И в гору, в забой глухой,
Да на цепь, как будто псарня,
А не каменный забой.
Надзиратель злой, собака:
«Прохладись-ка здесь с лихвой».
Норму выделил, однако,
Что не выполнить гурьбой.
Делать нечего, каёлкой
Наш Степан пошёл махать.
Малахит ложится горкой,
Крупный, даже не поднять.
Видно, вспомнила Хозяйка
И явилась тут как тут.
Звосияла молодайка,
Даже камушки цветут:
— Молодец, Степан Петрович,
Можно чести приписать.
Не спужал тебя козлович,
Надо помощь оказать. —
Громко хлопнула в ладошки,
Служки-ящерки пришли.
Цепи сняли, как сапожки,
И на камушки взошли. —
Норму вдвое наломайте,
Самый лучший малахит.
Шелковистый выбирайте,
Пусть в нем жилочка горит.
Ну, а ты, Степан Петрович,
Женишок мой дорогой,
Не смущайся, как попович,
А иди-ка вниз за мной.
Там дары тебе готовы
За хорошие дела. —
Громко звякнули засовы
И тихонько повела.
Свод туннеля расступился,
Комнат виден переплёт.
Сверху вниз по ним спустился
Жёлтых жилок хоровод.
Лазорёвка с синевою,
Меди блёстки так ярки,
В переливах меж собою,
Будто блещут светлячки.
И ни слова тут не скажешь,
Изукрашенный наряд
На Хозяйке, платье пляшет,
Цвет меняет, тешит взгляд.
То оно блестит, то тает
Мутной дымкой каждый раз,
То алмазом засверкает,
То зеленым шелком глаз.
Посредине Красногорки,
Под железною рудой,
Добрались и до затворки
Перед комнатой большой.
Стены — малахит с алмазом.
Потолок весь расписной,
Цветом медным и топазом
Отражает желтизной.
И из меди там скамейки,
Корольковой, не простой.
Спинка в виде витой змейки
Да с короной золотой:
— Не стесняйся, ты присядь-ка.
Вот приданое моё.
Как насчёт женитьбы? Глянь-ка,
Не откажешь — всё твоё, —
А Степан молчит, не знает,
И тревожно на душе:
Вдруг Хозяйка распознает,
Что невеста есть уже.
Небогатая сиротка,
Хороша зато собой,
И вдобавок с нравом кротким,
Не найдёшь другой такой.
А приданое такое
Только царь прибрать бы мог:
— Мне ж богатство неземное
Будет в гибель, а не впрок.
— Друг любезный, не вихляйся,
Говори. Ну, будешь брать?
Ну, а нет — не обижайся, —
Вмиг нахмурилась опять.
— Не могу, другой дал слово, —
Отвечает напрямик.
Тело стало стопудово,
Встали в горлышке комки.
— Молодец, не отвернулся
От Настёнки от своей, —
А Степан лишь поперхнулся,
Удивлённый речью сей. —
Ты, Степан, не удивляйся,
Все я знаю про тебя.
Вот возьми и не стесняйся,
Я дарю тебе любя.
И за то, что не спужался
Прежде душного козла,
И за то, что отказался
От богатства и от зла. —
Подаёт ему шкатулку,
Вся в узорах, малахит.
С ней не выйти на прогулку,
Там сокровище лежит.
Серьги, кольца — да и прочих
Драгоценностей под стать.
Для невесты Насти прочат
Счастье, горе… Как сказать?
А шкатулка-то большая:
— Как наверх я поднимусь?
— Ты скажи ей: «Стань меньшая»,
И она тебе: «Сожмусь».
Ну прощай, Степан Петрович,
Да смотри не вспоминай,
А иначе, как козлович,
Вмиг погибнешь, так и знай. —
Это третье испытанье.
У Хозяйки слёзки с глаз,
Тихо капают с блистаньем,
Превращаются в алмаз:
— На-ка вот, возьми в разживу,
Много денежек дадут, —
Пальцем щёлкнула, и к диву
Путь открылся, к штольне тут.
Вновь на месте оказался
Наш Степан, где был с кайлом.
Цепью быстро привязался,
Скрыли ящерки разлом.
Ну а вечером надсмотрщик
Посмеяться сам пришёл,
Сделал вид Степан-притворщик,
Будто жилу здесь нашёл.
А смотритель недоумевает:
«Малахит как на подбор», —
И надсмотрщик вмиг решает:
«Ты, племяш, сюда на сбор», —
А Степана в ново место,
Да поглубже, потемней.
У того опять, как тесто,
Малахит растёт быстрей.
У племянника же пусто,
Лишь обманка, ничего,
Наработал он не густо,
Всё напрасно у него.
И к приказчику с докладом
Надзиратель поспешил:
— Стёпка, связан с тёмным адом, —
А приказчик так решил:
— Волю дам Степану, коли
Глыбу в сто пудов найдёт.
Малахитову, доколе
Всех по весу превзойдёт.
Красногорку ту оставить,
Прекратить работы там.
Может, Стёпка не лукавит,
Будет порча нынче нам.
— Кто же волюшки не хочет,
Повезёт, авось найду.
Пусть Хозяйка похлопочет.
Обещала, к ней пойду.

И нашёл такую глыбу,
Кое-как подняли вверх.
Обманули, чуть на дыбу
Не отправили на грех.

Турчанинову писали,
Тот из дальних мест спешил.
Аж из Питера скакали,
Как приехал, порешил:
— Коль, Степан, добудешь глыбы
По пяти сажень в длину,
Будешь вольный, будто рыбы,
Не добудешь, так ко дну.
— Я учёный нынче, барин,
Раз на дыбе побывал.
Не серчай, я не татарин,
Лучше б вольную мне дал.
Да и Насте, моей жинке,
Ты прости, что дерзостной,
Как же быть в одной корзинке,
Коли кто-то крепостной?

Видит барин: парень битый,
Но с Хозяйкою в ладах.
Не отпустишь, камень скрытый
Век останется в недрах.

Так сыскали эти глыбы,
Обтесали малахит,
По воде, под вёсел скрипы,
В Петербург их путь лежит.
Там стоят колонны в зале,
В главной церкви на Неве,
Напоминая об Урале,
О Сысерти и горе.

Но Хозяйка осерчала:
Было это не по ней,
И на рудниках не стало
Даже махоньких камней.
В Гумешках руда пропала,
Затопило всё водой.
Видно, сильно осерчала,
Раз закончилось бедой.

Наш Степан женился вскоре,
Дом построили большой,
Но случилось всё же горе —
Потерял в душе покой.

Каждый день шёл на охоту,
К Красногорским рудникам,
По лесам да по болоту,
По нехоженым местам.
Без добычи возвращался,
Но с печалью и с тоской.
Леший знает, где он шлялся,
Лишь с берданочкой простой?
Как-то вовсе не вернулся,
Уже полночь, лунный свет
В небе тёмном встрепенулся,
А Степана нет и нет.

И куда исчез, не знают,
Весь посёлок на ногах.
Все надежды быстро тают,
Ведь погибель в двух шагах.
А он, слышь-ка, там, у камня,
Далеко на руднике.
Разморило, видно, парня,
Лёг с улыбкой, налегке.
Так и умер в наслажденье,
И ружьё тут в стороне.
На лице лишь умиленье,
Видно, радостно во сне.

Говорили как-то люди:
«Рядом с ним, на мшистом пне,
Облик ящерки как будто
Растворился на бревне.
Словно ящерка большая,
В человечий, в женский рост,
Парня крепко обвивая,
Проливала капли слёз».

Привезли домой Степана,
Стали в баньке обмывать,
А в руке, зажатой рьяно,
Камушки давай блистать.
Как из рук достали камни,
Те рассыпались все в пыль.
Эти слухи стародавны —
То ли сказка, то ли быль.

Были камни те алмазы!
Редкий камень, дорогой,
И с тех пор слагают сказы
О волшебной горке той.

Сколько после ни копали,
А подобных не нашли.
«Слёзки ящерки» прозвали
Те каменья, что дошли.