Живые свидетели

Елена Воробьёва. ЖИВЫЕ СВИДЕТЕЛИ
(пьеса в одном действии с прологом и эпилогом)

пьеса стала основой спектакля-концерта "Непокоренный Ленинград", поставленного Ансамблем Балтийского флота России к 80-летию Великой Победы в Калининградском драматическом театре, театре "Янтарь Холл" (Светлогорск) и в театре "Русская песня" (Москва); сценарий и музыка засл.артиста России Бориса Гастева. Спектакль стал лауреатом 2 степени фестиваля армейской культуры "Аванпост" (в номинации "Флотские ансамбли").

Действующие лица:

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ ветеран Великой Отечественной Войны, адмирал в отставке - 95 лет
СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ его сын, вице-адмирал в отставке – 65 лет
ЕЛИЗАВЕТА МИХАЙЛОВНА жена Сергея Владимировича, врач-кардиолог – 60 лет
ВАНЯ и ЗОЯ правнуки Владимира Ивановича и внуки Сергея Владимировича и Елизаветы Михайловны, двойняшки 12 лет
ОДНОКЛАССНИКИ Ивана и Зои
ВЛАДИМИР молодой моряк-балтиец 19 лет
АРИНА балерина, его невеста 17 лет
МОЛОДЫЕ ЛЮДИ друзья молодости Владимира и Арины

ПРОЛОГ

Комната с окном, открытым в цветущий сад, за окном слышны звуки празднования Дня Победы, отдаленная музыка, голоса, радостный смех. На стенах много фотографий – Владимир, молодой моряк на пирсе военной гавани Кронштадта, групповое фото моряков, Владимир среди них; Арина, балерина в белом платье в партии Сильфиды, старая афиша Кировского театра с ней же; послевоенное фото – Владимир и Арина в день своего бракосочетания, Арина в разных сценических образах, Владимир в морской офицерской форме. В приоткрытом шкафу виден адмиральский китель с множеством орденов и медалей.
У окна в кресле сидит Владимир Иванович, он то смотрит на улицу, прислушиваясь к доносящимся звукам, то листает фотоальбом, лежащий у него на коленях, то обводит взглядом фото на стене, подолгу задерживаясь на фото Арины, его губы беззвучно шевелятся, глядя в ее глаза, он неслышно разговаривает с ней.
За дверью слышны весёлые детские голоса, в комнату вбегают Иван и Зоя с цветами, целуют Владимира Ивановича, за ними степенно входят их одноклассники и останавливаются у порога.

ВАНЯ. Дедушка, здравствуй! Смотри, какой день солнечный и радостный! А ты чего-то скучный какой-то, не грусти, дедушка, мы тебе гостей привели, с Праздником! С Днём Победы!
 
ЗОЯ (обнимает прадедушку). С Днём Победы, дедушка! Сегодня нельзя грустить, ведь все радуются, такой светлый праздник! Мы с тобой до самого вечера будем, дедушка с бабушкой придут к двум часам, после парада, а мама с папой сегодня на службе, но они постараются завтра приехать обязательно. А вот мы все пришли тебя пораньше поздравить, (показывает на ребят) это наши одноклассники, мы с тобой про них вчера говорили. Ты хорошо себя чувствуешь, расскажешь нам о войне и о том, как вы с бабушкой Ариной познакомились?

Владимир Иванович закрывает фотоальбом, радостно целует правнуков и принимает торжественный вид.
Ребята, смущённо топчась у порога, вразнобой здороваются и поздравляют Владимира Ивановича с Днём Победы.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Дорогие мои, спасибо! Конечно, конечно… (ребятам) Проходите, молодые люди, проходите, вот сюда за стол можно. Да, так всем удобно? Может, чаю?

Ребята смущенно молчат, рассматривая фотографии на стенах.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (решительно). Чаю, обязательно! (Ване и Зое) Ну-ка, дуйте на кухню, угощайте нас, и цветы в бабушкину любимую вазу поставьте, пожалуйста.

Ваня и Зоя уходят, возвращаются с чайниками, посудой, пирожными и печеньем. Зоя ставит цветы в изящную серо-голубую вазу и ставит в центр стола. За окном гремит музыка. Все пьют чай.

ВАНЯ. Дедушка, мы решили сделать презентацию о первых годах войны, о блокаде Ленинграда…

ЗОЯ. Да, дедушка, ведь ты был моряком-балтийцем…

РЕБЯТА (наперебой). Владимир Иванович, мы читали интернет-энциклопедии, статьи и блоги, но хотим услышать от вас, очевидца…

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (задумчиво). Очевидец… (пауза) Нет, ребята… я бы не назвал себя…, нас, переживших войну, только очевидцами… (вздыхает, снова глядя на фото Арины). Но лучше, я расскажу, и, уверен, вы сами поймёте. (Зое) Милая, не бывает бывших моряков, им я останусь до последнего вздоха. (Смотрит в сад, прислушиваясь к звукам праздника.) Убирайте со стола, и подайте мне, пожалуйста мою форму.

Ваня и Зоя убирают посуду, вытирают стол, Ваня подаёт прадеду китель и фуражку, Владимир Иванович застёгивает все пуговицы, оправляет ордена, у зеркала причёсывается, надевает фуражку и садится снова у стола в кресло. Ребята рассаживаются рядом с ним, кто на стулья, кто на диван.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. История войны у каждого, кто ее пережил, своя и, вместе с тем, одна для всего народа, также, как Великая Победа - одна на всех. И оглядываясь на прожитые годы, ярче всего вспоминаются именно эти 4 страшных года - не жизни, а бесконечной борьбы, потерь, труда, отчаяния и надежды, ведь без надежды невозможно выжить и победить. На долю Ленинграда пришлись самые беспросветные 872 дня среди ежедневного ужаса и медленной мучительной смерти, когда, казалось, невозможно уже надеяться… но – город жил! Люди жили вопреки всему, защищали город, поддерживали друг друга, работали для фронта, для Победы, продолжая верить и надеяться. В отрезанном от мира городе нитью, связующей горожан с жизнью, оставалось только радио – музыка и живые голоса ленинградских дикторов, писателей, композиторов и ученых придавали сил, приглушая страх, тоску и горе, а удары метронома, словно бьющееся сердце, отмеряли ритм жизни…
Балтийский флот с первого дня блокады разделил судьбу великого непокорённого города над Невой, оставшегося навсегда символом мужества и стойкости людей, обречённых на смерть.
Я расскажу одну из многих историй войны - историю обычного советского парня, ленинградца, моряка, который тоже мечтал о светлом будущем, о счастье и любви…

Владимир Иванович задумывается, его взгляд все время возвращается к фотографии  на фото Арины, он открывает альбом со старыми фотографиями.
Пауза. Ребята слушают, сразу став очень серьёзными, по очереди разглядывая фотографии из альбома.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Мы встретились ранней весной - я увидел ее впервые на сцене Ленинградской филармонии, Арина танцевала, нет, она порхала! Как фея, сказочное видение, в которое невозможно поверить… Я посещал все ее спектакли, и однажды, наконец, дождавшись после выступления, осмелился пригласить на свидание. Мы встречались каждый вечер, гуляли по городу до рассвета и не могли наговориться. Весна распустилась жарким маем, а потом, в начале июня, наступила долгожданная пора волшебных белых ночей…

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Картина первая

Весна, март 1941 года, улица довоенного Ленинграда.
Девушки и юноши, среди них Владимир, вечером гуляют по городу, доходят до афиши Ленинградского хореографического училища, на афише – фото Арины крупным планом в роли Сильфиды и объявление о концерте. Владимир замирает, вглядываясь в афишу, девушки начинают переглядываться и перешептываться.

ДЕВУШКИ и ПАРНИ (переговариваются). «А давайте, пойдем на балет!», «Да, пойдем, говорят, это лучшая ученица самой Вагановой…», «Пойдем!», «Да, давайте!»…

Молодые люди направляются к зданию балетного училища, задумчивый Владимир, последний раз оглянувшись на афишу,  идет за ними.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС (издалека). Смотрите, смотрите, Володя словно заколдованный… Ой!.. Володя, (с досадой) ты даже не видишь, куда идёшь, ты же мне ногу отдавил… (Слышен смех.)



Начало июня 1941 года, вечер, Владимир и Арина гуляют по Ленинграду. Остановившись на набережной напротив Петропавловской крепости, они любуются закатом.
 
ВЛАДИМИР (беря Арину за руки). Арина… Когда мы вместе, весь мир вокруг сияет и преображается! А когда тебя нет рядом – он серый и унылый… Но сегодня пришёл приказ – мне придется уехать, нас в ближайшую неделю переводят в Таллин, потому что там теперь будет штаб Балтийского флота.

АРИНА (грустно смотрит на него). Володя, а как же… ведь у меня выпускной  спектакль скоро, у нас уже 22 июня будет генеральная репетиция, а 25-го премьера, представляешь, на сцене Кировского театра! Я думала, ты придёшь… (Вздыхает.) Милый, а надолго? Я не могу представить, что буду смотреть на закаты и рассветы без тебя – когда мы вместе, мир вокруг наполнен светом и радостью, а когда тебя нет, он пустой и сумрачный…

ВЛАДИМИР (радостно).  Правда?!... Любимая, я не собираюсь быть без тебя! Наоборот – я хочу всю жизнь быть вместе с тобой, а после вынужденной разлуки, мы будем рассказывать друг другу, как невозможно тяжело и скучно жили, когда были врозь. (Арина улыбается).
 
ВЛАДИМИР (не отпуская ее рук и волнуясь). Арина, ты выйдешь за меня замуж? Ты будешь ждать меня в Ленинграде?

 АРИНА (счастливо глядя на него). Да, выйду, да, буду ждать!

ВЛАДИМИР (обнимая ее). Моя невеста! Моя волшебная мечта!
 
АРИНА (счастливо вздыхая). Володя… Сегодня особенная ночь, посмотри – вокруг все золотое!  И небо, и волны Невы… Мне кажется, что такой ночи никогда больше не будет в нашей жизни…

 ВЛАДИМИР (нежно). Ну что ты, любимая… В нашей жизни будет еще много волшебных золотых ночей! Мы вместе, а впереди у нас только счастье.

Владимир и Арина стоят, обнявшись, глядя на Петропавловскую крепость.

Картина вторая

Комната Владимира Ивановича, он сидит возле стола, на котором разложены фотографии из старого альбома. Ребята внимательно разглядывают фотографии на стене, девочки восхищенно перешептываются, глядя на сценические образы Арины. Мальчики разглядывают снимки военных кораблей, на которых служил Владимир Иванович.

ЗОЯ (подружкам, гордо). Вот, видите? Это моя прабабушка Арина, она выступала в труппе Кировского театра, это который теперь Мариинский, мы с ней ходили на все балеты, она мне рассказывала про все свои роли, она их называла «партиями» (показывает фотографии на стене) – вот тут она в партии принцессы Авроры, а это Жизель, а вот тоже Сильфида, но уже в Шопениане, а это Китри, а это Никия, это Одетта… А это… (Зоя, волнуясь показывает на фото) это ее первая роль, в выпускном спектакле хореографического училища, в балете «Бэла», которую она станцевала на сцене Кировского театра в первый день войны… 22 июня 1941 года…

Слышны вздохи девочек, они переходят от одной фотографии к другой по несколько раз. Зоя стоит, задумавшись.

ЗОЯ (тихо, ребятам). Моя прабабушка Арина умерла в прошлом году, я так скучаю по ней… Это она настояла, чтобы я поступила в балетную школу, она очень гордилась, что у меня начало получаться… А бедный прадедушка, (вздыхает печально) он по ней страшно тоскует, смотрит на её фотографию, словно разговаривает с ней…

ВАНЯ (друзьям, гордо). Прадедушка где только не был: кроме Балтийского, ещё и в Северном и Средиземном морях, Атлантическом и Индийском океанах! Он –адмирал! Знаете, как перед ним на параде все в струнку вытягивались?! Он, хоть и в отставке давно, но нынешние капитаны и контр-адмиралы его сильно уважают, он ведь ещё в Высшем военно-морском училище преподавал, а на военно-морской парад он меня брал несколько раз! А мой дедушка тоже адмирал, только вице-адмирал, ну чуть поменьше, чем целый адмирал, и он тоже меня на парады брал и в морском училище преподаёт до сих пор!

Мальчишки завистливо вздыхают, разглядывая фотографии Владимира Ивановича и Сергея Владимировича в парадной форме.

ВИТЁК, одноклассник (Ване шёпотом). Почему Владимир Иванович сказал, что Балтфлот перевели в Таллин, это же другая страна, Эстония, да?

ВАНЯ (снисходительно). Ты что, не знаешь?! Страна была одна – Советский Союз, в него входило 15 республик, в том числе три прибалтийские, так было до самого конца 1991 года… И именно Советский Союз, все люди вместе, единый народ, победил в Великой Отечественной Войне! Ты что, Витёк, как же ты статьи читал про войну, там же всё было написано?...

К ним также ближе подходят девочки, внимательно прислушиваясь к разговору.

ВИТЁК (смущённо). Да я же читал, ну, про блокаду, про оборону Москвы, битву за Ленинград, Курскую битву, Сталинградскую, ну ещё там… Я, наверное, пропустил про это…

ВАНЯ (ехидно, Витьку). А чего не спрашиваешь тогда, где Сталинград находится?

ВИТЁК (краснея). А, так это… А там же, где… Да, вот чего ты, а?...

ЗОЯ (жалея Витю). Вань, ну чего ты вредничаешь, бывает, человек, не подумал, из вида упустил (поворачивается к Вите). Витя, это Волгоград теперь, наша страна, всё на месте, карту на досуге внимательней изучи.

Ребята хихикают, Витёк, понурясь, топчется на месте и не смотрит на одноклассников.

ВАНЯ (возмущённо, Витьку). Может, ты ещё пропустил про то, кто напал на нас тогда?! Может, ты думаешь, что это была одна Германия?... Тебе рассказать, сколько стран объединились против Советского Союза, а сколько стран ещё поддерживали фашистов деньгами, техникой и военными ресурсами, или всё же сам прочтёшь?! Да у нас только почти к концу войны появились сильные союзники… (сердито, ребятам) А он тут бормочет ещё…

Витёк совсем сник, ребята тихонько спорят, Зоя уговаривает брата успокоиться, Витёк бубнит, что сам всё прочитает.
Владимир Иванович не вмешивается, предоставляя ребятам самим прийти к правильным выводам. Когда они успокаиваются и снова рассаживаются вокруг него, Владимир Иванович,  тяжело вздохнув, продолжает.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Войну мы с Ариной встретили врозь… Объявление по радио сначала не доходило до сознания, была только одна мысль: как это может быть? И только позже сердце охватил холод, и мир вокруг застыл на минуту… следующая страшная мысль - и что теперь, что будет дальше?...
Я писал ей письма, не зная, дойдут ли они – в начале июля враг уже захватил Ригу и тогда же начались авианалёты на Ленинград и быстрое наступление на Таллин… Я сходил с ума от тревоги и за нее, и за родителей, я хотел, чтобы все мои дорогие люди покинули город и уехали, пока не пройдет опасность – всё еще не верилось, что этот кошмар прочно и надолго вошёл в нашу жизнь, потому что так не может быть...
И вот, к концу августа стало ясно, Таллин будет взят врагом. А 28 августа началась эвакуация Балтийского флота обратно в Кронштадт, с собой мы забрали и всех гражданских, кто хотел уйти от немцев – всего утром из порта вышли 225 кораблей, военных из них было 151, (тяжело вздыхает) так начался Таллинский прорыв…

Пауза.
Владимир Иванович дрожащими руками перебирает фотографии, выбрав одну, передает её ребятам.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Это мои друзья, наша группа в мореходке, мы вместе поступили на службу в Балтфлот в 1940 году…

Ребята сидят очень тихо, рассматривая фотографию. Владимир Иванович на секунду прикрывает глаза, потом проводит рукой по щеке, незаметно смахивая слезу.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Юнкерсы появились сразу, еще в порту, они налетали, не переставая, бомбы и снаряды береговой артиллерии падали, словно крупный град… Волны вокруг нас горели, многие корабли были повреждены, но мы прорвались, и  вышли из порта - вышли на минное поле... Даже тральщики не могли защитить корабли – мин было слишком много, под огнем они хорошо были видны, в воде на разной глубине огромные черные шипастые шары, приходилось отталкивать их шестами от борта. Я видел, как на одном из сторожевых кораблей парень прыгнул в воду и отталкивал мину руками…
А потом подорвался на мине и затонул первый корабль, ледокол, за ним тральщик и эсминец, потом  транспорт с гражданскими, и ещё, ещё и ещё… А над всем этим горящим адом продолжали пикировать немецкие бомбардировщики.
Мы уже не думали ни о чём, мы прыгали в воду и пытались спасти хоть кого-то, невозможно смотреть, как на твоих глазах гибнут люди, этому нас никто не учил заранее… Тогда впервые я почувствовал ту ярость, о которой поется в «Священной войне» - желание идти на смертный бой, лишь бы уничтожить тех нелюдей,  кто позволил себе творить такое!..

Владимир Иванович тяжело прерывисто дышит, не в силах справится с нахлынувшими эмоциями. Ваня бежит на кухню за водой, Зоя хватает с маленького столика таблетки и приносит деду. Ребята сидят испуганные, переживая вместе с ним.
Пауза. Владимир Иванович, отдышавшись, благодарит правнуков и продолжает.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Мы рвались дальше, к своим, и вот 29 августа мы вышли к Кронштадту – погибли 62 корабля и почти 12 000 человек, и военных, и гражданских. Из воды удалось спасти только около 9 500 человек. Из моих друзей погибла треть...
Их братская могила далеко, на дне моря, даже некуда принести цветы, но можно по старой традиции моряков пустить по волнам венки, в память о героях и жертвах Таллинского прорыва…

Владимир Иванович замирает на минуту, прикрыв глаза. Ребята потрясённо смотрят на него. Ваня и Зоя прижимаются к нему, Зоя всхлипывает.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Я не ждал, что Арина меня встретит, она не могла знать, когда мы вернёмся в Кронштадт, и вернёмся ли… Но там на пирсе Военной гавани я вдруг увидел её позади толпы женщин, часть которых счастливо обнимали своих мужей, другие еще сохраняли надежду их увидеть, а остальные уже поняли, что не увидят никогда... Радостные возгласы и глухие стоны отчаяния перемешивал налетающий порывистый ветер и разносил над водой.
И тогда я увидел её, мою Арину, хрупкую, поникшую, бледную с залегшими под глазами тенями, с бессильно опущенными руками – и вот, она тоже увидела меня, пошатнулась и прошептала только одно слово: живой…

Владимир Иванович снова замолкает, глядя на фото Арины.

Картина третья

30 августа 1941 года. Пирс (стенка) Военной гавани Кронштадта. Фоном, вдалеке, слышны звуки налетов и бомбежки.
Женщины встречают моряков, высматривая своих мужей. Арина стоит позади них печальная, не сводя глаз с кораблей и проходящих строем моряков. В одном строю идёт и Владимир.

АРИНА (вздрогнув, чуть не упав, слабо, шёпотом). Живой….
 
Владимир и Арина бегут навстречу друг другу, он обнимает ее, она прижимается к нему, потом они смотрят в глаза друг друга.
 
ВЛАДИМИР (удивлённо-счастливо). Любимая, родная моя… Как же ты узнала, что сегодня я вернусь?
 
АРИНА (улыбаясь через слёзы).  Я не знала… люди говорили, что вы должны уйти из Таллина 26, 27 или 28,  потому что там уже немцы, и будете здесь через день-два, если прорветесь... я приходила сюда каждый день, просто стояла и ждала тебя...
 
ВЛАДИМИР (вытирая ей слёзы).  Родная моя,  счастье мое… (Пауза).

Они уходят с пирса, Владимир оглядывается вокруг – окна домов заклеены крест-накрест, на улицах строятся доты, вдалеке, над Ленинградом, видны аэростаты заграждения от авианалётов.

ВЛАДИМИР (крепче обнимая Арину, горько).  Война… Мы с тобой и представить такого не могли… но что же, значит, мы пройдем через это. Не плачь, родная, нам нужно быть сильными, (нежно целуя её) главное, мы с тобой вместе, мы всё преодолеем.

Арина прижимается к нему, доверчиво глядя в глаза. Слышны звуки авианалёта.

 Картина четвертая

Комната Владимира Ивановича, он сидит, глядя в окно, словно видит не настоящую цветущую весну, а сумрачную осень 1941 года, перед ним на столе лежит довоенная фотография, он машинально гладит её пальцами. Вокруг, замерев, сидят ребята. 
 
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Первая военная осень принесла отчаяние и горе, приходили похоронки на друзей и родных, по радио сообщали о новых боях и отступлениях, случилось то, во что никто поначалу не верил – немцы подошли к Москве. А Ленинграду та осень принесла блокаду… В городе проверяли, сколько осталось провизии, лекарств, топлива, все ленинградцы после работы шли в ополчение, строили заграждения, разгружали грузы в порту, а ночью гасили на крышах зажигательные бомбы. Мы стали привыкать, мы просто жили, среди кроваво-пепельных закатов и рассветов просто жили, уже не задумываясь о будущем, и ярость, которую познали мы с друзьями в первом бою, постепенно воспламеняла сердца остальных людей, мы все хотели одного – уничтожить врага, чего бы это ни стоило…

Картина пятая

Осень 1941 года, улица Ленинграда, видны поврежденные дома, остановившийся транспорт, люди, разгружающие грузы, строящие укрепления города, противотанковые ежи,  установленные на памятники защиты. Слышны звуки сирены, канонады, авианалётов и взрывов.
Моряки-балтийцы работают вместе с ополченцами на укреплениях. Владимир рассеян и мрачен, роняет мешок с песком, к нему поворачиваются друзья.

ИВАН. Володя, что случилось?

ВЛАДИМИР. Мой друг детства погиб под Москвой…

Все замирают, а Иван подходит и молча кладет руку ему на плечо.

Раздаются возгласы:
А у меня под Минском…
У меня под Мурманском…
У соседей старший под Ровно…
А мой брат под Киевом, месяц назад…

Все взволнованно подходят ближе к Владимиру с Иваном.

ВЛАДИМИР (горячо). Я хочу ехать на передовую, я должен что-то делать, служить Родине с оружием в руках! Все наши сверстники ушли на фронт и… многие уже погибли в бою, умирать не страшно, когда за правое дело, за свою землю, за свой народ - я знаю, что смогу, и рука моя не дрогнет. А если приведётся погибнуть, то так, чтобы врагам страшно стало!

ИВАН. И я хочу! Но без приказа нельзя, ты разве забыл, мы на службе, мы моряки!

Все загомонили, слышны выкрики:
И я хочу! .. И я… Я тоже…

К молодежи подходит старшина, поднимает руку, прося их успокоиться и замолчать.

 СТАРШИНА. Ребята… я тоже хочу, всей душой хочу своими руками давить гадов – мою сестру со всей семьей сожгли под Витебском… Но Ваня прав, мы на службе, а она бывает разная, и всякая служба Родине нужна. Кто будет сейчас крепить оборону города, строить укрепления, защищать гражданских? Мы нужны здесь. И мы будем стоять насмерть. А когда прогоним врагов отсюда – тогда пойдем гнать их до самого Берлина! Никогда война не обходилась без русского флота, моряки всегда бесстрашно шли в бой и на море, и на суше, и побеждали или умирали за победу с любовью к Отчизне в сердце – враги навсегда запомнят наши бескозырки и бушлаты!

Все с вниманием и уважением слушают его. Появляется мичман, проверяет укрепления.

МИЧМАН. Построиться! Получен приказ по Балтийскому флоту о формировании мобильных групп морской пехоты для соединения с основными частями армии и совместной обороны Ленинграда непосредственно на линии фронта. Готовьтесь, товарищи, завтра выдвигаемся. (Уходит.)

СТАРШИНА. Ну вот, ребята, и настало наше время… собирайтесь в дорогу.

Все высказывают одобрение и готовность, расходятся, оживленно переговариваясь.

 Картина шестая

Комната Владимира Ивановича, теперь на столе, кроме фотографий высятся стопки Большой советской энциклопедии и старых газет. Ребята, собравшись вокруг стола по очереди рассматривают статьи и хроники.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. До линии фронта мы часто добирались пешком, шли днём и ночью десятки километров с вещмешками, винтовками, лентами патронов крест-накрест через грудь, ручными гранатами. Каждый раз прощаясь с Ариной я не знал, увижу ли ее снова, а она уже не плакала, просто обнимала меня с покорным отчаянием и шептала: только вернись, вернись живым…

Пауза. Владимир Иванович тяжело вздыхает.

(Продолжает торжественно и проникновенно.) Когда сейчас вы приходите на мемориалы  Зелёного пояса Славы –  Невского, Ораниенбаумского и Ивановского плацдармов, Шлиссельбургского десанта, Пулковского рубежа,  Синявских высот,  мемориалы Ладоги – помните, это не просто места битв, места подвигов… там каждый шаг пропитан кровью, там… до сих пор в шуме ветра слышны предсмертные хрипы тех, кто отдал свои жизни за то, чтобы мы могли жить дальше, чтобы вы могли родиться и радоваться мирному небу… Об этом хорошо знают те, кто после войны много лет подряд приходил туда оплакивать своих родных и любимых – та земля залита слезами матерей и отцов, сестёр и братьев, вдов и сирот…

Владимир Иванович снова замолкает, перебирая фотографии и перелистывая страницы старых газет и энциклопедий. Наконец, он находит нужные страницы.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (глубоко вздыхая). Вот, ребята… Это свидетельства самых страшных дней, что только могли пережить люди среди невероятных физических и моральных мучений, и не просто пережить, но ещё работать для фронта и Победы, заботиться о других, учиться и снова работать для будущего, надеясь, что оно всё же будет…

Владимир Иванович на минуту снова прикрывает глаза, держа в руках несколько фотографий – его с родителями, и Арины с её родителями.

(Продолжает с глубокой печалью и горечью.) Уже первая блокадная зима унесла много жизней… Люди умирали от голода, лютого холода и болезней. Еды не просто не хватало, ее не было – мизерная норма хлеба из муки перемешанной с опилками едва поддерживала уходящую медленно жизнь. Мои родители навсегда остались в снежном январе 1942 года, родители Арины еще увидели ту весну, но до 1943 года не дожили... Мы старались, как могли поддерживать своих родных, отдавать им свои пайки, но они не позволяли нам этого делать, они хотели только одного, чтобы жили мы… Арина выступала на сцене, через силу, скрывая горе и боль, превозмогая страшный голод, а после концертов ухаживала в больнице за ранеными и больными, гасила зажигалки на крышах, вместе с другими девушками обходила квартиры, проверяя, где еще есть живые люди. Вторая блокадная зима почти опустошила город, часто люди умирали дома и тела их лежали в простывших насквозь комнатах, а многие умирали на улице, теряя силы и, словно засыпая – на лавках или в сугробах…
Когда я возвращался с передовой, мы встречались с Ариной на нашем любимом месте, она плакала от счастья и горя одновременно, рассказывала, мне, что пережила за время моего отсутствия; то, что пережил сам, я старался ей не рассказывать…

 Картина седьмая

Декабрь 1942 года. Набережная напротив Петропавловской крепости. Вокруг видны разрушенные дома, истощённые люди на улицах, очереди за водой на льду Невы, люди с саночками, на которых кто-то везет воду, а кто-то завернутые в простыни тела своих родных…
Арина и Владимир смотрят на свинцово-кровавый закат.

АРИНА (горестно). Володя… родной мой, я боюсь, что мне сил не хватит, не могу смотреть на это… Сегодня мы проверяли один дом, мне достался 5 этаж, я еле поднялась, такие долгие пролеты у лестницы,  а потом… (она прерывисто вздыхает) в трехкомнатной квартире живой была только 2-х летняя малышка… и … пятеро мертвецов в разных комнатах… если бы я не пришла, она бы скоро умерла, я отнесла ее в больницу. Это выше человеческих сил, как же это можно…

ВЛАДИМИР (обнимая ее, старается ободрить). Любимая моя, этой малышке ты подарила новую жизнь, ты, словно волшебница, появляешься там, где горе, и озаряешь тьму своим светом…

Арина на мгновение улыбается, но потом снова горестно вздыхает.

АРИНА. А на прошлой неделе умер соседский мальчик, ему было 5 лет, я часто заходила к ним, его мама отдавала ему часть своего хлеба, и, почти без сил сама, играла с ним, читала ему книжки, но он умер, умер от пневмонии. Она долго не давала его забрать, сидела, обняв и пела ему колыбельную… Я захожу к ней каждый вечер, но… она так же сидит, тихо поет колыбельную и смотрит на свои руки – Володя, это так страшно, пустые руки матери… (Судорожно всхлипывает.)

ВЛАДИМИР (целует и греет ее руки). Арина, любимая… Мы должны быть сильными, ради нашего будущего, ради памяти наших родителей, ради спасения людей… Тот, кто теряет надежду – уже проиграл.

АРИНА (печально).  Одна смерть кругом… Володя, я уже не боюсь ничего, что же может быть страшнее того, что мы видим каждый день. Но дети… В их жизни не должно быть этого!  На днях в больнице мы устроили новогоднюю елку для деток, хотелось им дать хоть немного света и радости, и они радовались такому простому волшебству! А потом стали загадывать желания Деду Морозу… Они не просили подарки… они просили, чтобы он вернул обратно их родителей и родных, умерших от голода или убитых на фронте… (Тихо плачет.)

ВЛАДИМИР (глядя в глаза Арины).  Родная, это время такое, время испытаний и горя, но и это пройдёт… мы всё переживём вместе. Посмотри, сейчас перед нами седое небо – но оно снова станет золотым, и впереди у нас будет только счастье…

Арина прижимается к нему, нежно и доверчиво глядя в его глаза.

 Картина восьмая

Комната Владимира Ивановича, он сидит, глядя в открытое окно и тяжело дыша, он всё ещё держит в руке фотографии. Зоя и Иван суетятся вокруг него, предлагая то воды, то таблетки, гладят его руки, заглядывают в глаза, сами едва сдерживая слёзы. Их одноклассники тоже сильно потрясены рассказом и стараются быть полезными хоть чем-нибудь: разложить обратно в альбомы фотографии, убрать уже просмотренные газеты и книги.
Владимир Иванович ласково улыбается ребятам, благодаря за их внимание и помощь.
Он достаёт из оставшихся альбомов ещё фотографии и разворачивает дальнюю стопку газет со статьями и фотографиями о мемориалах блокады – перед ребятами мемориал Пискарёвского кладбища, Монумент героическим защитникам Ленинграда, Памятник детям блокадного Ленинграда, Мемориал «Разорванное кольцо», Монумент «Цветок жизни».
Владимир Иванович показывает ребятам еще одну статью и страшные фотографии из блокадной хроники, опустевший город, истощенных женщин и подростков у станков на заводе, умирающих от голода детей в больнице, и тела людей на снегу.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (с глубоким чувством).
Наш северный город не сдался врагу, от боли не дрогнул гранит –
Он тени замерзших людей на снегу все годы печально хранит…
Он помнит, где каждый тогда умирал, но смертию смерть победил –
Цветы устилают их мемориал среди бесконечных могил…

Спасителей выживший город встречал, крик радости смолк на губах –
Свет бледного солнца тихонько дрожал в застывших навеки глазах…
И мы не забудем отважных людей, которым дал вечный покой
Среди неприступных гранитных камней прославленный город-герой.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Почему же даже сейчас, спустя многие годы, проходя по улицам величественного города Петра, я вижу бледные тени, которые медленно бредут среди толпы, бессильно передвигая ноги, и падают, падают, оставаясь неподвижно лежать, глядя в затянутое пеплом небо… Такое невозможно забыть никогда!

Пауза.
Открывается дверь и входят Сергей Владимирович в парадной форме вице-адмирала и нарядная Елизавета Михайловна с цветами и тортом. Владимир Иванович, очнувшись от воспоминаний, оживляясь, поворачивается к ним. Ребята, всё ещё под впечатлением от всего услышанного, вразнобой здороваются с дедушкой и бабушкой Зои и Ивана.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (радостно).  Сергей, Лизонька, дорогие мои! Как хорошо, что вы пришли, (берёт цветы) спасибо, спасибо… вы уже с парада, как прошло? Зоинька, Ваня, пожалуйста, для цветов еще вазу достаньте, можно ту, что вы мне дарили год назад, она очень красивая… да, так хорошо, спасибо милые мои.

СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ. Отец, с Праздником, с Днём Победы! Замечательный парад, только ветер сегодня уж слишком резкий, (шутливо) вон у Лизы нос покраснел… (Заботливо) Отец, как ты тут, не переволновался? Тебе ведь нельзя…  (Строго смотрит на своих внуков). Ребята, мы же договаривались, по ситуации действовать, если тяжело будет, прекратить…

Пауза. Зоя с Ваней и одноклассниками сидят, виновато потупясь.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (сыну). Отставить вице-адмирал! Тебе старший по званию запрещает молодёжь кошмарить. (Сергей Владимирович улыбается, Зоя с Ваней приободряются, а ребята во все глаза смотрят на двух адмиралов).

ЕЛИЗАВЕТА МИХАЙЛОВНА (сердечно).  Папа, дорогой, спасибо вам за Великую Победу, за мирное небо и нашу большую семью! (Мужу, шутливо) Сергей, ты от холодного ветра такой сердитый, зачем детей запугиваешь? Они же не просто так, им для дела нужно, никто лучше им не расскажет. Не волнуйся, я сейчас посмотрю папу… (внукам с одноклассниками) ребята, вы пока на кухню идите, там нужно из холодильника обед достать, погреть и на стол накрыть…

Пауза. Ребята под предводительством Вани и Зои уходят гурьбой на кухню. Елизавета Михайловна Достаёт из шкафчика портативный электрокардиограф и прибор для измерения давления, расстегивает Владимиру Ивановичу китель и начинает пристраивать проводки.
ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (сыну). Серёжа, я так рад, что ребятки пришли, им необходимо услышать всю правду о том страшном времени, а знания из первоисточника ничем не заменишь, а мне… мне интересно рассказывать таким внимательным и искренним слушателям. И потом, я ведь всё равно помню… так что без разницы, в мыслях или вслух я буду волноваться (виновато улыбается)…

ЕЛИЗАВЕТА МИХАЙЛОВНА (строго). Папа, ну зачем вертеться, когда я измеряю, и не разговаривайте минут пять, пожалуйста…

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (ласково). Ну что, дочка, чего ты мне намерила?

ЕЛИЗАВЕТА МИХАЙЛОВНА (вздыхая). Да вот, намерила… (смотрит кардиограмму) в общем, ничего совсем страшного нет, но явно нужен перерыв на полчасика, (достает из шкафа коробку с лекарствами, находит нужные таблетки) и вот, это лучше сейчас выпить, до обеда.

Она уходит на кухню, приносит воду Владимиру Ивановичу, и возвращается на кухню, где ребята уже активно включились в работу, гремят посудой, оживлённо переговариваются.
Зоя с Ваней прибегают проверить, как прадедушка, прижимаются к нему и целуют, потом виновато смотрят на своего младшего деда, который успокаивающе улыбается им и гладит по головам, они убегают обратно на кухню.
Сергей Владимирович подходит к отцу, садится рядом, гладит его руку и вместе с ним смотрит на фото Арины.

СЕРГЕЙ ВЛАДИМИРОВИЧ (вздыхая). Я тоже скучаю по ней… Не передать как. Папа, ведь я и сам уже отец и даже дед, а всё же до сих пор тот мальчишка, самый счастливый на свете, потому что мои родители – лучшие на земле…

Пауза. Владимир Иванович благодарно треплет сына по плечу, а потом шутливо, как маленькому, ерошит ему волосы.
 
Картина девятая

Комната Владимира Ивановича, он сидит в кресле у стола, Сергей Владимирович и Елизавета Михайловна стоят рядом у окна, на улице постепенно стихают звуки праздника. Ребята убирают со стола после чаепития и снова раскладывают фотографии, газеты и энциклопедии – теперь это фотохроники «Дороги жизни» с караванами машин на льду под артобстрелами, проваливающиеся под лед грузовики.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Две блокадные зимы Ленинград пережил только благодаря узкой дороге по льду Ладожского озера, которая постоянно простреливалась немцами, и днём, и ночью. Каждый рейс по ней был подвигом, и шофёры знали, что каждый выезд может стать последним, но никто не отказывался – приговоренному городу жизненно важна была любая малость: лекарства, продукты, топливо, боеприпасы, а из города пытались эвакуировать людей… но многие остались навсегда подо льдом Ладоги…
Утро 18 января 1943 года было обычным, к близкой канонаде и реву авиации мы давно привыкли… Но вдруг обычную трансляцию радио прервал чей-то срывающийся голос: Товарищи! Товарищи… – блокада прорвана! Фашисты отступили… Шлиссельбург освобожден! Наши уже здесь…

Пауза. Владимир Иванович прерывисто дышит, непроизвольно хватается за сердце, снова переживая тот давний день. К нему кидаются одновременно Зоя с Ваней, и Сергей Владимирович с Елизаветой Михайловной, но он их успокаивает, прося не волноваться.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (волнуется, голос становится громче). Это было просто нереальное ощущение счастья, будто уже всё позади, больше не будет ужаса и горя, будто всё кончилось… Пусть это чувство длилось недолго, но оно придало нам новых сил, потому что и правда – смерть отступила от города.
 Новая, сухопутная «Дорога жизни» к Большой земле длиной 33 километров была проложена за 19 дней под непрекращающимися обстрелами – эту дорогу вместе с железнодорожниками строили и воспрянувшие духом ленинградцы. Дорога продержалась до полного снятия блокады города, до которого оставался еще год –
27 января 1944 года мы с Ариной вместе с тысячами людей стояли на Марсовом поле и смотрели на невероятное чудо – салют с фейерверком в честь полного освобождения Ленинграда!

Ребята радостно переглядываются и оживлённо вырывают друг у друга статьи с репортажем о том салюте. Зоя и Ваня зорко следят, чтобы они ничего не порвали, наводят порядок.
Владимир Иванович некоторое время сидит задумавшись.
Сергей Владимирович и Елизавета Михайловна находят и передают ребятам статьи и фотографии о прорыве блокады и наступательной операции советской армии, о боях морских пехотинцев и морских сражениях балтийского флота.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ (вздыхая). В начале февраля я простился с Ариной… Из Кронштадта мы уходили с родным Балтийским флотом бить фашистов, гнать врага далеко за пределы нашей страны, уничтожить «коричневую чуму» и очистить мир навсегда.
 Мы били врага на море и на суше, шли с сухопутными частями, высаживались с десантом на флангах и в тылу - летом и осенью мы освободили Карелию и Прибалтику, а уже в конце зимы и следующей весной мы вышибли немцев из Восточной Померании и Пруссии, и взяли Кёнигсберг, Фишхаузен , Пиллау, освободив побережье Балтийского моря от врага. Но добивать разрозненные остатки немецкого флота, укрывшегося на дальних балтийских островах нам пришлось даже после того, когда над Берлином уже реяло Знамя Победы…

Пауза.
Владимир Иванович снова смотрит на фото Арины. Ребята разглядывают фотохроники разрушенного Берлина, где запечатлены Знамя Победы над Рейхстагом, полевые кухни, где наши солдаты кормят немцев, наши бойцы на отдыхе – играют на гармони, танцуют и поют песни.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. В эти последние дни войны я безумно тосковал по Арине… Вспоминал каждый миг с ней, видел, как она порхает по сцене, словно воздушная Сильфида, видел, как её волосы золотятся на солнце, слышал её голос… Мечтал коснуться её… (его голос замирает на миг, он продолжает слегка дрогнувшим голосом). Мечтал о том времени, когда мы будем вместе и никогда больше не разлучимся…

Картина девятая

Ленинград октябрь 1945 г. Набережная Невы с видом на Петропавловскую крепость. Арина и Владимир, взявшись за руки стоят на набережной напротив Петропавловской крепости, глядя на закат. Вокруг, в разрушенном городе уже начаты восстановительные работы, оживлённые люди заполняют улицы.

ВЛАДИМИР (оглядываясь вокруг). Ничего, ничего… мы всё отстроим, ещё лучше будет.

АРИНА (прижимаясь к нему). Володя, родной, расскажи мне… расскажи, как ты был там, у них, в Берлине… как они могли смотреть тебе в глаза, как они…(сбивается) что же они за люди, те, что остались?...

ВЛАДИМИР (целуя её). Что же рассказать тебе, любимая… Мы продвигались к Берлину через разрушенные немецкие города, и мысль: «Это вам за Ленинград!», часто посещала меня тогда, хотя никакой ценой нельзя измерить страдания нашего народа, людей, лишившихся всего и прошедших через настоящий ад… В сентябре мы, наконец, пришли в столицу поверженной Германии. Я увидел полуразрушенный город и кучки голодных немцев на улицах, толпящихся возле наших полевых кухонь, но видел в этот момент свой израненный Ленинград и людей, умирающих от голода… Чувство ярости снова накрыло меня, пока я не вспомнил других немцев, бывших узников освобожденных «лагерей смерти», которых мы видели недавно – они тоже боролись по мере сил с фашизмом, который зародился на их земле, они пытались остановить его и знали, что, возможно, идут на смерть… Тогда меня отпустило.

Пауза.

АРИНА (заглядывая в его глаза). Володя… милый, ведь это так тяжело, я не знаю, смогла бы я сдержать свой гнев… А дальше, дальше расскажи, что же вы делали там весь сентябрь?

ВЛАДИМИР (поправляя её растрепавшиеся волосы). Но ведь были переговоры с союзниками… А еще парад – я был участником парада Победы союзников у Бранденбургских ворот, который принимал сам маршал Жуков! Это было очень зрелищно - сводный полк наших войск возглавлял парад, а завершали его наши новейшие танки… Я видел досаду на лицах союзников, их сводные полки шли в середине парада, я видел, что для них та война была просто, как говорится «военная кампания», к которой они присоединились, когда увидели, что наша армия перешла в наступление и прошла половину Европы, и только для нас та война была вопросом жизни и смерти.

Пауза. Где-то слышна музыка, играет Ленинградский вальс.

ВЛАДИМИР (крепче обнимая Арину). Помнишь, ты сказала тогда, что никогда больше в нашей жизни не будет такой волшебной золотой ночи? Посмотри же теперь, (показывает на закат над Невой) любимая моя, родная моя – для меня эта ночь самая волшебная на свете, ведь сегодня ты стала моей женой!

АРИНА (счастливо улыбаясь). Да, да! Она золотая и волшебная, еще ярче и прекраснее той!.. (с легкой печалью) Володя, неужели мы все это пережили… Иногда мне казалось, что это страшный сон, и я проснусь, а всё, как раньше – и все живы, а мы снова беззаботные мечтатели,  которые не знают ничего, кроме радости, и открыты будущему, счастливому будущему…

ВЛАДИМИР. Да, родная, мы всё пережили, а все наши любимые и дорогие люди живы, живы в нашей памяти – мы будем жить за них всех, а впереди у нас, только счастье!..

ЭПИЛОГ

Комната Владимира Ивановича, он сидит в кресле, Сергей Владимирович положил руку отцу на плечо,  Елизавета Михайловна от волнения то поправляет цветы, то перекладывает фотографии. Лица ребят серьёзны, они кажутся даже повзрослевшими, у девочек видны следы слёз на щеках, Ваня и Зоя обнимают деда. 

ВАНЯ (дрогнувшим голосом). Дедушка… Ты никогда не рассказывал нам раньше этого, говорил, что это слишком страшно… Дедушка, спасибо тебе, это настолько ужасно, что и представить невозможно, спасибо тебе за эту Победу!... (Целует Владимира Ивановича).

ЗОЯ (сдерживая слёзы). Деда, ах, дедушка, хороший мой… (целует его) а бабушка Арина… ты так тоскуешь по ней, как тогда, в последние дни войны, да? И также мечтаешь быть снова с ней и больше никогда не разлучаться… (плачет).

Владимир Иванович ласково гладит ее по волосам и печально улыбается Ване.

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Мои дорогие… Но мы ведь прожили хорошую жизнь,  и счастья было тоже много – наша любовь… Потом родился наш сын (поворачивается к сыну, ласково смотрит на него), наша гордость и радость! Я помню, как моя хрупкая Арина, моя воздушная Сильфида, стояла на ступеньках больницы, изо всех сил прижимая к себе слишком большой для нее сверток в сером одеяльце (улыбается), а наш сын таращился на мир вокруг такими удивленными серыми глазами... (Сергей Владимирович улыбается, незаметно смахнув слезу.)  А потом, через много лет, он привел домой чудесную девушку (ласково улыбается Елизавете Михайловне, а она порывисто обнимает его и целует), свою невесту, и снова на ступеньках больницы я смотрел в удивленные серые глаза рождённого под мирным небом человечка, своего внука… А потом, спустя ещё годы, случилось новое чудо – на свет появились вы, мои правнуки, любимые мои, ненаглядные… Не каждый ведь может похвастаться тем, что дождался и вырастил правнуков, а мы с Ариной смогли… (вздыхает, задумавшись).
Война… Сколько разрушено судеб, сколько жертв… Но мы научились острее ценить то, что нам осталось, находить радость в малом, держаться друг за друга и строить новую жизнь для вас, тех, кто останется после нас. А ты (улыбается Зое), моя радость, так похожа на Арину… Вам незачем плакать, дорогие, я прошёл долгий путь, и в самое страшное время, и в самое счастливое мы были вместе, а теперь… (дрогнувшим голосом, глядя на фото Арины) я просто жду, жду встречи с ней.

Зоя и Иван стоят, обняв его. Некоторое время их одноклассники сидят неподвижно, но потом наперебой начинают говорить.

РЕБЯТА (возбужденно, с большим чувством).
Владимир Иванович, спасибо, спасибо вам за эту Победу! 
Мы все перепишем! Мы даже не думали…
Мы представить не могли… Как же это возможно…
Как можно пережить всё это…

ВЛАДИМИР ИВАНОВИЧ. Да, мы пережили всё, и самое удивительное, что мы нашли в себе силы – нужно было бороться, и мы боролись, нужно было  через боль и потери идти вперёд, и мы шли… Было время ярости и гнева, и мы стали сильными и твердыми ради великой цели – Победы над врагом, но это время навсегда оставило в душе выжженный след...
(Выпрямляясь в кресле, громким голосом).
Мы –  живые свидетели   великой эпохи и беспримерного подвига советского народа в борьбе с фашизмом, в которой наша страна потеряла более 25 миллионов человек, 25 миллионов жизней… А сколько осталось вдов и сирот, безутешных матерей, разрушенных сел и городов… И мы помним, это невозможно забыть никогда!
Пауза.
Но теперь мы уходим…, уходим один за другим, и мы оставляем вам, живущим сейчас под мирным небом, вам, полным надежд и счастливых ожиданий свой завет – помните нас, помните то, что мы пережили, помните не только радость Победы, но и горечь потерь и неизбывной людской скорби, перечёркнутые войной и разрушенные судьбы, помните всегда и научите детей помнить, потому что, если забудете, все повторится…
За окном стемнело. Начинается праздничный салют. Все встают вокруг Владимира Ивановича и смотрят салют Победы со слезами на глазах.

Москва, 2025 г.