Забудь моё имя. Неформалка

Неформалка.

Суббота. Но в коридорах  горкома партии стояла суматоха, гул негромких обсуждений заполнял все два этажа. Заведующие отделами метались из кабинета в кабинет, инструктора, опасаясь попасть под «горячую руку», сидели тихо по своим местам, уткнув носы в груды бумаг.
Первый секретарь горкома Григорьев нервно вымерял шагами  просторный кабинет и бубнил себе  поднос: «Откуда они взялись, эти пикетчики?!» Ещё вчера он был уверен, что Горбачёвская болезнь под названием «свобода слова» не докатится до глубинки. Это москвичам делать нечего, вот они и митингуют, а деревне не до того. Но оказалось и в его сельскохозяйственном райцентре с населением в тридцать тысяч человек тоже нашлись сторонники какого-то Народного фронта.
 Утром, когда он ещё лежал в постели, требовательно зазвенел прямой телефон.
- Товарищ Григорьев, вы, что ещё спите? Спокойно спите? – стальной голос первого секретаря крайкома партии моментально прогнал остатки сна, - Вы знаете, что творится у вас под носом?
- А что случилось, - Григорьев сунул в тапочки, заледеневшие вдруг ноги.
- Это я у вас должен спросить, что случилось? Какие-то дармоеды мутят народ, а вы спите?! Немедленно выяснить, что происходит и через полчаса доложить. Ясно?
- Да, да, всё ясно. Будет исполнено. Разрешите выполнять? – но вместо ответа в трубке раздались короткие гудки. «Ох, и нехороший это признак, когда первый бросает трубку!»
Когда он спустился, у подъезда уже стояла горкомовская Волга. Прислал её, видимо, тот, кто и доложил наверх о пикете.
Каково же было удивление Григорьева, когда в его кабинет завели худенькую женщину среднего роста лет тридцати. «Волосы не уложены, пальто старое потёртое, сапоги из уценённого магазина… Где-то он уже видел эту революционерку, но вспоминать не было времени»
- Как вас зовут?- спросил Григорьев.
- Мария Степановна  Даркова
- Объясните, Мария Степановна, что это за митинг вы устроили?
- Не митинг, а сбор подписей против строительства канала Волга- Чограй.
- А вы знаете, что это строительство включил в свою предвыборную программу  кандидат в народные депутаты, первый секретарь крайкома?
- Знаю.
- И вы посмели выступить против? – Григорьев сделал выразительную паузу, глядя прямо в глаза женщине, надеясь увидеть там страх, но его там не было. Глубокие серо-синие глаза были спокойны, мало того, в них горели огоньки решимости и плясали чертики упрямства. Григорьеву приходилось сталкиваться с такими людьми. Их нельзя сломить силой. Они стоят до последнего, и не столько за идею, сколько из-за этих самых чёртиков. Он не смог сдержать приступа ярости и крикнул в глаза упрямице:
- Соплячка! Да ты знаешь, что с тобой сделают?!
- Извините, - ровный голос Дарковой остудил  первого секретаря,- выражение «соплячка» не совсем уместно по отношению ко мне. Мне уже тридцать пять.
- Для меня ты соплячка. – Григорьев по-старчески  ссутулился, присел на стул, как будто его покинули силы, и добавил уже смягчившимся голосом, - брось ты эти политические игры и сообщников убеди. Ты и представить не можешь, что с вами сделают.
- Нет, мы не отступим.- Даркова  пошла к выходу.
- Вы пожалеете об этом,- крикнул ей вслед секретарь…

Оставшись один, Григорьев доложил наверх, что зачинщики пикета выявлены, с ними проведена беседа, намечена работа по профилактике и обезвреживанию…
Потом был сделан ещё один вызов: «Милочка, адрес Дарковой узнали? Кто там у нас рядом живёт? Пригласите ко мне.
- Здравствуйте, вы меня звали? – в кабинет секретаря вползла полная, гибкая, словно без хребта, женщина лет пятидесяти.
- Валентина Валерьевна, вы живёте рядом с Дарковой?
- Так точно.
- Этот человек крайне неблагонадёжен. Мне надо знать о ней всё. С кем общается, кто к ней ходит? С кем она живёт, с кем спит? Вы старый член партии, опытный сотрудник, не мне вас учить…
-  Товарищ Григорьев, я всё сделаю. – она помолчала многозначительно и продолжала,-, простите, товарищ Григорьев, у меня к вам просьба. Моему сыну нужна работа. Он умный, а работает слесарем. Вот бы его к вам, в горком. Он был бы вам весьма полезен.
«Вот стерва, торгуется, - подумал первый секретарь, но обнадёжить надо, а то делать ничего не будет», - и вслух  сказал:
- Хорошо, я подумаю. Идите.