По весть

Я исписался весь, какая жалость...
Какая, в сущности, беда.
Одна поэма мне осталась,
И та сопрятана в года.
Ты проживал эту долину,
Что вкруг идёт за часом час?
Ты проживал эту картину,
Что не увидит зоркий глаз?
Могу поклясться, хоть не должно,
Что прах воскреснет в Божий дым,
И с глав седых прольётся солнце
На души братий молодых.
И прорастут ростки веселия
Под плач скорбеющей души.
И каждый увидает всходы
Во келье внутренней тиши.
Но что до этого мне, братцы?
Чем заниматься каждый час?
Так называемый мир глянца
Твердит лишь суетный указ.
Он мне наскучил, бездорожный,
Безумный бег его постыл,
И плач мой некогда влюблённый
Крыл не даёт, не лечит пир.
Всё здесь при свете жизни гроба
Теряет значимость судьбы.
Момент прихода злого рока
Уничтожает суть игры.
А что взамен? Чему предаться?
Когда последний тихий вздох.
Стремиться вновь уйти без шанса
И не вернуться в новый срок?
Чему теперь молва? И воля?
Домов пестреющих столбы?
Смена времён пытливых года?
Мечты... Мечты, одни мечты...
К чему предлог для новой встречи?
И расставаний слёзный бег?
К чему удача? Смысл перечить
Тому, что есть, а завтра нет?
Поэтому сию поэму я «повестью» вслух назову,
Хоть и в стихах её течение,
А содержанье на краю,
Я, Божью помощь призывая,
Её надеюсь докраю,
Совсем недолго мне осталось
Писать о том, кого люблю.
1.
Часы, о жизни вы минуты,
Творцы свободы али смуты,
Игривые чернил листы,
Кровавых мук самозабвенных
Солдаты доблестной строки,
Устройте пляску Воскресенной
Молитвы, гордые Отцы.
Вы были мне в недолгой жизни
Женой, детьми, хлебом да Мощью,
И к вашим нынешним Мощам,
По родословию стопам,
Я благодарственною песней
Пройдусь, сопрятав в грудь кинжал,
Сидя в укромном тихом месте,
Дань вознося Духу Отцам.

Ликуйте праведные мощи,
Вас гроб собою утаил,
Вам путь нетления открыл
Тот, кто и денно, кто и нощно
Сменяет смерть на Брачный Пир!
Ликуйте!
Ну а я тихонько
На шее крестик поверну,
Смотря в глубинны раны кровью
преобразившие, Отцу.
И здесь, в свидании глубоком,
Меж строк рождая силуэт,
Того, что братний возглась звонкий
Не произносит на обед.
Не тот глас бытовой, понятный
Каждой кухарке во дворе,
Глас обездоленно невнятный
Опавшим листьям в сентябре.
Сей глас не злобно, не надменно,
Из недр пылающий души
Летит, как воцарённый Феникс,
По острию моей судьбы.
Ему под силу дол и реки
Преобразить во Царский Трон.
Лишь только он способен эти
Связать строка в душистый хор.
Он может всякую долину
Наполнить талою водой.
Он может добрую дивчину
Зарумянить в венчанья зной.
Ему и смерть сама подвластна,
Как кокон взмаху мотылька.
Его стихия — мысль прекрасна,
И с ней же зимние снега.
Всё это в нём, во Гласе звучном,
Определённо уж давно,
И как росток теперь, сподручно,
Сораскрывается само.
Ему мешать — себе дороже.
Да и какая благодать
Способна вытерпеть тех с Рожей,
кому всегда нужно лишь дать?
Такая песня пахнет смрадом,
Отравой горькою, «усладой»,
И по случайному движению
приводит лишь к потере времению.

Забавно, правда ли? Теперь 
Пора пришла, открыта дверь.
Вхожу во Царские палаты.
Смотрю на царские пенаты
И вижу в уголку таёном
Дубовым деревом злаченым
Висит меж потолком да полом
Старинная Руси Икона.
На ней в трёх лицах Господин
Един висит, висит один
Без голубей и торжества,
В руках его частица,
Да!
Частица живости, как знак
Тому, что он мне дюже рад!
И весь во свете Силуэт
Напоминает мне фрагмент
Балетной пьесы, где она
Взлетала прям под небеса,
Ну а ему по воле дня
Ловить досталось те края,
В прыжках которых от неё
Преобразует он в вино
И выпивая в брудершафт
Соединяет их шпагат
И видно этому он рад!

Абсурд! Слышу кричат с галёрки
Озлобленные жизнью тётки.
Ох, и куда же мне без вас,
Логический вам реверанс.
Я заготовил ящик водки,
Чтоб уж без глупеньких прикрас
соединился наш анфас,
хотя б на этой пошлой нотке,
хотя б сейчас, хотя б на раз!

Вы улыбаетесь, я вижу?
Или грустите? Не пойму...
По вам сказать, как я навижу
Профессию сейчас свою?
Мне за неё не платят денег,
Наград великих не дают.
Кто уважает сущность мнений,
А кто-то просто кричит: «Шут!»
И то, и те мне ой понятны
За них на утренней заре
Я поджигаю ладан смятой
И песнь пою во Алтаре:
«Спаси нас, Господи, Помилуй,
Прости нам глупость Торжества.
Развей иллюзий половину,
Чтоб не свихнулась голова.
Оставь трагедий нам крупицу,
Чтоб было есть кого винить
И спрячь синицу в рукавицу,
Покуда не поймём, как жить».
Пою... а сердце замирает,
как у прыщавого юнца,
который тайно воздыхает,
весь платонически горя.
Ему в укор, можно поставить
Отсутствие дерзких причин?
Когда рассудок отступает,
Ты уж себе не Господин.
Так и теперь прямой наводкой
Потопал всё же я за водкой.
Не расходитесь, я молю,
Ещё не то Вам напою.
Лишь только здесь передохну,
Да вас на бал вновь поведу.

2.

И бал торжественно кружится,
Здесь, право, можно заблудиться.
Вина рекой по сласти льют,
В мундирах лютики поют.
Тут генералы, атташе, директора,
Papier m;ch;, здесь президенты,
Патриархи, учёные, плуты, гадалки,
Здесь, прости утки в мармеладе,
музЫки, скрипки, в общем,
глЯди...
Во центре сие торжества
Стоит хрусталь из хрусталя
по образу и по значению,
хоть прогулял урок черчению,
Напоминает он мне трон,
Душистый этот Ваш «Бон Тон»,
ну а на троне поочерёдно
Седают с визгами все те,
кого я выше описал,
Борясь за этот пьедестал.
Картина, честно вам сказать,
Попахивает детским шнапсом,
Который, к слову, после квасу
Спешит пробраться в те места,
Что отпускают в унитазу
Остатки ветхого сырья...

О, здравствуйте, momento дама,
О, здравствуйте, синьор Мудано,
О, шлю привет во ваш кларнет,
давайте Вальсу на десерт.
Ииии, заиграло! Закружило!
Кого-то суетой прибило.
Кто-то в нагибе подчинения
Узор ковра учит с волнения.
Волна сменяется волной.
Ой, я забыл, а что ж со мной?

Да в роде всё в порядке.
Чешу затылок, шью в тетрадке
на этот чудный экспонат
Кафтан из образных цитат.
Быть может, мои злые детки
Чрез сотни лет узрят в них жизнь
и на цитаты, на конфетки
поразберут, узревши мысль.
Ну а пока я возвращаюсь,
Ведь не престало на Балу
Мне в ироническом подтексте
Стоически быть одному.
Я удаляюсь на веранду...
О тиха ночь, о неба синь,
Крякнула утка где-то в поле,
горят стога, кудреет дым...
А я стою, смотрю в раздолье,
Благодарю да мать, отца,
Смеюсь от мыслей про ковбоев
И пью чабрец из бубенца.

«Ой, здравствуйте, вы мне знакомы,
Я вас видала вдалеке,
Тогда признаться было больно,
Вступать на левом каблуке.
Но а сейчас я повзрослела,
И вы окрепли на чуток».

Если не понял, это дева,
Язвительный, однак звонок.
- Что Вы молчите?
- Я неволен.
- Вы что, не помните меня?
Вам было, тогда двадцать девять,
Когда вы прибыли сюда.
Я сразу, как Вас увидала,
Эти безумные глаза,
То поняла, что жизни мало,
Чтобы понять, в чём глубина.
А подойти к Вам побоялась,
Не принято во свете нам,
Румяным барышням к мужчинам
Ступать первой на радость Вам.
Вы улыбаетесь? Чего же?
Я что-то глупо говорю?
- Да нет, я просто помню тоже,
Как Вы хромали на краю...
Признаться, день был тогда светел,
А я черней, чем витражи,
Измазанные чёрным пеплом
Из одинокости и лжи.
Но вы во мне своим шатаньем
Улыбку вмиге родили,
И перламутровым свиданьем
Во флер мечтаний увели.
- А Вы мечтатель?
- Я поэт...
- Как интересно... Значит, слово
Подвластно вашей мысли лет,
И вы куёте своё лоно?
- И да, и нет, всё прозаичней.
Я лишь в руках ручку держу,
А Дух Небесный, Дух Владычный
Сам проявляет, что пишу.
- Так, значит, автора здесь нет?
- Можно сказать, что автор — Свет,
Не этот, что во зале Трон
Спешит примерить своим «дном».
- Постойте...
Бросила она...
И скрылась в гуще танцевальной.
Веранда, ночь и полумгла —
Вот мои спутники молчания.
Что это было?
Тишина окутала, как паутиной.
Привиделось? Как же тогда
Строка во этот мир явилась?
Что ж, хорошо... Была аль нет,
Но родила собой куплет.
Пришла пора идти домой,
Веранда, ночь, звёзды, покой.


3.

Дорога к дому мне казалась длинней, чем в прежние года.
Её улыбка, губы, пальцы манили отзвуком стыда.
Кто эта барышня для Духа? Кто для меня она в пути?
Эта и встреча, и разлука собой составила мосты.
Я шёл чрез лес опушек хвойных,
Через поля, через костры
Извилистой тропой бессоной
Взирал на дивные холсты.
Вопрос оставив без ответа,
К дверям, ко дому подойдя,
Увидел свет в окне заветном,
Остановился, не войдя.
Кто в этот час ко мне явился благоговейной тишины?
Войти? А может, возвратиться
в разврат гуляющей толпы?
Нет... Эта прежняя дорога
уж сводом в ночь запелена.
Вхожу во дом, и что же видят мои округлые глаза?
Стоит она во комнатёнке,
Платок руками теребит,
Словно смущенная девчонка,
Забывшая весь алфавит.
Её стыду природа внемлет,
От кротости дрожат уста...
— Я беспокоилась, что боле
не встречусь с Вами никогда.
Сказала эхом изумлённым,
Качнулась пламя на свече,
Я не был более влюблённым,
Я стал Любовью на Заре.
Но до Зари мне оставалось
Неразмыкающе уста хранить,
как золото металла хранит природные блага.
Я подошёл ко ней поближе,
Прижать боялся, хоть она,
Казалось, истиною дышит
И ей же внемлют небеса.
О, гордое моё бессилье!
Владеть так хочет красотой.
Себе присвоить суть мгновения
И подчинить прекрасный строй.
Но, к счастью, всякое стремленье
В попытке правду удержать
Кончается стыдливым рвением
Себя хоть как-то оправдать.
Так и моё в груди волнение
Жаром страстей опалено
И добрым Духом сведено
Лишь к чуткому порыву рвения
сказать: «Я ждал тебя давно».

Какая встреча, господа!
Не хватит слов, пустых понятий,
Чтоб описать в своей тетраде,
Как Божья связь плетёт сердца
Меж лабиринтов, к слову, хватит
Пора заправить рукава
И рассказать Вам по порядку,
Что было далее...
С утра.

4.

О, утра свет, ты нам приятель,
Крестьянским душам поводырь.
В твои ладони Дух вложил
Росы нектар и мёд лобзаний,
Цветам, пыльцою наделил.
Ты можешь радостью окутать
Честного сердца серебро.
Ты можешь совестью опутать
Дурманом вышитое зло.
Я тебя знаю с двух сторон,
Но всех милее мне с рассветом
Во облачении заветном
Ступать по паперти сюжетом,
Что уготовил слог Творца,
Внимая каждому моменту
В руках Небесного Дельца.

О, муза, разве ты реальна?
Когда все ночи напролёт
Я жаждал гордого свидания,
Чтобы узреть, как миг — полёт.
Но в эту ночь я побоялся
Коснуться её дивных рук,
Разбить хрусталь я испугался
И одурманить сердца стук.
Вы меня судите? Не стоит.
Хотя какая мне чета
Способна вынести без горя
Разбитый дом из хрусталя?
Поэтому благословляю на суд Небесного Отца,
Только заране предваряю:
Исход аукнется сполна.

Так вот, друзья, она проснулась,
Природной краски чистота,
Солнцу в оконце улыбнулась,
Водой омылась — красота!
Я восхищался каждым жестом,
Каждым движением руки.
Она водила ими в сердце,
Она была во мне, внутри,
Также являлась и снаружи
Перед очами — торжество!
Впервые стал обезоружен,
Впервые бросил я копьё.
Себя узнать не побоялся,
Впервые не было причин
Мне загибать в расчёте пальцы,
Ссылаясь на «безумный мир».
Я проиграл себя в доспехах,
Я позабыл свой острый слог,
Я стал прозрачнее момента,
Как отрезвляющий венок.
Я начал было задыхаться
От удивления причин,
Что жизнь моя есть связь из шанса
И проявления картин,
Которые, ко слову если,
Определённо говорят:
«Я буду теперь с Вами вместе
Встречать рассвет и слыть закат».
Вы слышите?
Какое эхо благоразумной тишины...
Можно сказать, что я приехал
В начало доброго пути.
Пути от скуки, от веселья,
От громких криков про любовь,
Пути для явного служения,
Пути, где оставляешь кровь.
И всё, пожалуй, может, хватит?
На этом впишем эпилог?
И кончится весть эта чалом?
Как у философов меж строк?
Да нет, родные, в этом месте
Мы только вникли во клубок
Противоречий, Дух любезный
Нам сам покажет свой урок.
Теперь всяк будет интересней.
А ну-ка, пристегнись, дружок.

5.

Мы отправляемся на свадьбу.
Обплетены в одно уж два,
Во храме старом обвенчались
И удалили от себя
Родных, далёких, злых, убогих
Уединились, чтоб смогли
Призвать во теле малолетнем
Союз окрепленной любви.
Я эмпирически миную всякого рода суету...
Сразу пойдём на пропалую
Взирать на Божию Пяту.
«Господь не терпит лицемеров.
Ему совсем не до прикрас».
Так рассуждал отец Евгений,
Вручая мне священный глас.
Не без ухмылки, не без шутки,
Не без серьёзности лица
Одну мне выдал прибаутку
И скрылся ввысь под небеса.
Я досконально текст не помню,
Но смысл её Вам передам.
«Упал — лежи, хотя б в сторонке,
Был уготован пьедестал».
Смеётся тот, кто самый малый,
Кто больший, тот хранит уста.
Терпи всю буйность ея нрава,
Целуй смирение Христа.
Не для неё, а Бога ради
Молись, чтоб Дух тобою жил,
И по-маленьку в сих тетрадях
Запечатляй всех ран эфир.
Господь елеем смажет струпья,
Слезами Дух свой путь кладёт.
Семья — это всего лишь вестник
Того, что ты слегка подмог
Благому Духу в подчинении,
Ослабу не дал злым страстям.
Теперь не сетуй на мгновенье,
Не забывай, что Ты есть Храм.

Я с ним не виделся уж боле,
Отец, я слышал, пал в бою
Под грозным Ржевом
В синем море уплыл, отдав себя огню.
Нелёгкая на каждом учесть —
Суметь коллизий избежать,
При этом добреньким шагать
По колее ушедших будней,
Под солнцем место выбирать.
Эх! Велика твоя награда,
Коли поносили тебя
За Имя Моё, Царя Града,
Нерукотворного Царя!
И жалок ты, если в дороге
Вылизывал «господам» ноги,
Боясь за шкурный интерес,
Таких Отец взывал - подлец.

Ну что ж, опустим злые речи,
Меня, поди, уж дома ждут.
Супруга закурила свечи,
В яслях младенчик-баламут...
История сама — картина,
Завистникам одно лишь диво,
Жаль, что не ведают они
Всю цену «добренькой» любви...

6.

Вхожу во сердце дома я
И что встречаю? Тишина...
Супруги нет, младенца тоже,
Предчувствие холОдит кожу.
Я кинулся кричать в округе,
Соседи, близкие — недуги,
Всё тщетно, словно след простыл,
Я было выбился из сил.
Куда теперь? Кто? Как? Зачем?
Тысячу мыслей ни о чем...
Дорога туманной взошлась
И капля крови пролилась
Из раны сердца моего.
Куда идти? Где всё моё?
Что? Как? Откуда? Почему?
Страстей хомут давит на грудь,
Пот, лихорадит, миражи,
Крутые жизни виражи.
Чтоб не остаться в забытьи,
Решил обратно в дом идти.
Дорога, мгла и тишина,
Моя предсмертная плита.

7.

Проснулся с криком петуха,
Проспал часов двенадцать, да...
По ряду скомканных причин
Понял, что дома не один.
Я в кухню раз, а там плита
Уж кашеварит мне — она,
Старуха сморщена, что ёж,
Баба Яга, тут хошь не хошь,
Но разговор мне с ней вести
О своём будущем пути.

«Чего ты тут, карга, городишь?
Знать, кашеваришь? Пузом водишь?
Чего ты варишь на моём
Участке здесь под алтарём?»

«Оооо... Проснулси, окаянный!
Пришла пора теперь лопатой
Тебе дорогу разметать,
Да соль с сусеков собирать.
Ты пока будешь в приключении
Искать родню свою в мучении,
Я да за домом за твоим
Да присмотрю, вот тебе дым».

И бросив во кипящий смрад
Крупицу листика, опять
Что то под нос стала бурчать.
Её окликнул я:

«Яга, давай дорогу мне — куда
Теперь идти под светлым днём,
Маршрут рисуй».

«Чем?»

«Хоть огнём
Но пока курсу мне не дашь,
не отступлюсь.»

«От ты торгаш».

«Какой уж есть,
ты говори, в какие степи мне идти?»

«Ладно, Артемий, угодил
Своим напором покорил,
Вот тебе, братец, амулет,
В нём фотографии фрагмент
Твоей супруги и того, кого младенцем звал ты».

«Но...»

«Ты выслушай и не встревай,
Сейчас хлебнёшь мой чудо-чай
И по дорожкам через лес
Пойдёшь в страну своих чудес.
Только запомни, не крутись,
Вперед душою всей стремись
И встретишь там, где день и ночь,
Жену и сына, али дочь.
Вступай по тропке по моей,
Но будь готов встречать гостей».

В ладони хлопнула она,
Дом пошатнулся терема,
Стена на части разошлась
И путь-дорога разлилась

Из разнотравья родилась.
«Вступай по тропке по моей,
Но будь готов встречать гостей».

Вновь повторила, и меня
Под спину вытолкало
Да, прям на дорогу,
Дом исчез,
Идти пришла пора мне в лес.
Тут хошь не хошь, а интерес
Свой мнимый выдаёт протест,
Но по путю да по предлогу
Надо послать его в Европу.
Не выбирая мне ступать
На подвиг этот ратный,
Знать, созрели ветра паруса,
Сорван стоп-кран, прочь тормоза.

8.

Иду неспешно и приятно,
Хотя бег внутренних часов
Кладёт осадок свой невнятный
На стройность дум, на губ засов.

Дупло предстало предо мною,
Сам дуб во ширь метров сорок.
Кричу в дупло: «Тут есть кто дома?»
Ау, я говорю, есть кто?

- Да есть...
Чего кричишь, холёный?
Не стой в напраслину, входи.

- Ты кто?

- Я голос золочёный,
Сие дуба, что на пути.
Входи, попутчик окрылённый,
В страну засказочных прикрас.
Тебя уж жинка ждёт в Приморье
В объятьях злостного «Сейчас».
Он ей диктует всяку моду,
Что ты пропал, что тебя нет,
Что нужен ей другой, с народу.
Слыхал? Другой во ней запел...
Давай вступай во дом мой статный,
Увидишь больше да того,
Что глаз не видывал помятый
И зоркий слух не зрил во что!

- Ну ладно, коли ты дорога,
Всё принимаю, что от Бога.

Вхожу в бескрайнее дупло,
Ой, темнота, ой, вороньё.
Кричат пернатые галчата,
Хотят кусок себе урвать,
Но от чего-то непонятно,
Его от тела оторвать
От моего, вот тебе крест,
Чертиное моё отродье,
Я зажигаю во протест
Свой факел доброго злословия
И поелику торжества,
Пою на вскручены меха:

«Вороны, чернь да копытА»,
Какая б ни была труха,
Во сердце Духом Сораскрыта
Простая заповедь Христа:
Любите друга вы да дружку
Во всякий час, во всякий день,
Хотите славную кормушку?
Вот вам хлебца его краюшка,
Всяк причастись, кто прилетел.

И сыплю хлеб из рукавицы,
Они, вороны те, на раз
Слетелись хлебом поживиться
И, взяв во клюв его крупицу,
Иссякли, словно вшивый сглаз.

Тьма растворилась, отшатнулась,
Скрепя зубами обернулась,
Мне светом дивным просияло,
То, что врасплох меня застало.
То чудеса ли? Приведенье,
Что за волшебное видение?
Стоит жена моя, да в рост,
Вся в белом цвете из берёст,
Рукою ко себе зовёт,
Напевом тонким в ухо льёт:

«Ты поспешай, не торопись,
Ты успевай, не суетись,
Я ждать готова вечность лет,
Но ты ступай во Божий Свет».

И вмиг исчезла, словно дым,
Я чуть не стал тогда седым.
Таких фольклорных, знать, картин
Ишь не видал мой прежний мир.
И я вошёл во этот Свет,
Теперь пути обратно нет.

9.

В ушах звенит,
В глазах рябит,
Зубы стучат,
В костях скрипит.

- Так, чудо-свет, мой поводырь,
встречаешь новых ты в свой мир?
К тебе я вечность добирался,
А ты обманщик оказался?

- Но-но, не дуй напрасно ноздри.
Ты ко мне в дырках весь пришёл,
теперь терпи немного гвоздей,
слегка кольнут, да хорошо!
Реанимирую тебя, воскресший в духе бытия,
реанимирую, кряхти, там далее опять бои.

- Опять? Что за причина?
Мне нужна жинка, Свет, дивчина.
Чужого вовсе мне не надо,
и для войны кака награда?

- Вот именно, что за своё
хватать и нужно то ружьё.
Ты погоди, там впереди,
Свет посвященья на пути!

И свет исчез, исчезла тьма...
Куда попал я вновь, друзья?
Без карты, гида, без маршрута
вновь угодил кудайт попутно.
Но радость трогает сердца,
и песнь тихАя струйкой льётся,
сейчас спою, коль достаётся
родить её, мои друзья!

Жужжит комарик поутру,
спать не даёт макушке умной,
тревожит нервов буйно струны,
чтобы поспеть им к сентябрю.
Такая песня у меня,
поётся простотой звеня.

А пока пел на лад трезвучный,
вперёд явилася стена
из золота — ни в ширь ползучую,
ни в высоту под небеса,
её объять не хватит мочи,
что делать? М..? Что делать? А?.
      Яга.
Чего ты встал, дурной, холёный?
Стены пугнулся?
      Я.
Велика.
     Яга.
Стучи, откроет, мож, кто умнай
с той стороны, с того брега.

Стучусь, никто не отвечает.
      Я
Что-то , карга, не тем бодришь,
тебя, мож, бесы докучают?
Или ты просто мне трындишь?
     Яга.
«Какой нахал, ой, бьют, грабёж»
Ты думал, так тебе отвечу?
Ага, скуси за подлицо,
тогда копай под эту стену,
делай подкоп здесь,
вот и всё!
     Я.
А ты лопату мне то дашь?
     Яга
Копай руками!!! Ой торгаш...

И что вы думаете, я
начал копать, мои друзья,
как дикий зверь сметать опилки
на этой доблестной развилки.

Копал так несколько часов,
а прокопал на метр тольк
и понял, что Яга не в толк.
      Я
Пошла ты, старая брехунья,
я сам, без твоего добра
смекну куда мне и когда.

Яга исчезла...
Предо мной теперь встал
с костяной ногой,
не айболит, не черномор, короче, кто ты?

- Я Гвидон!

- Кто, кто?

- Гвидон, по русским хожу сказкам,
Чиню салазки, лью закваски
и помогаю скалолазам
перелезать чрез стены разом.
Услуга эта не за так,
за ней с тебя возьму башмак,
Другой оплаты мне не надо,
что, по рукам?

Вот эт награда...
Давно не видывал уж я,
чтоб башмаком платить, друзья.
В итоге купли да продажи
на босу ногу встал впрямь я,
чешу затылок, смотрю, скажем,
престранно на это всё,

мда...

- И что теперь?

Вслух вопрошаю.

- Молчи,

Гвидон во слух твердит
и как поджопник мне ударит,
и как взлечу я выше сих
стен золотых, лесов, аллеек,
домов, Царь-Градов, выше сов,
летящих быстренько меж слов,
выше планет и всех всех снов.

Лечу...
а сердце замирает,
не шевельнётся, не вскричит,
восторг грудину наполняет,
хоть разобьюсь, а чёрт бы с ним,
«После такого-то экстазу,
цепляйте хоть каку заразу»
в себе сам думаю с собой,
а Разум гложет... нет, постой,
тебе в лепёшку разбиваться
еще не время, твой черёд,
жену спасти с младенцем,
в кратце, извлечь её из мнимых нот,
а после можно развлекаться полётом дивным...
- Так всё, стоп!
Приказываю словом я,
и воцарилась глубина!
Космическое ты пространство,
Вокруг ни звёзд нет, ничего...
Так... паутина лёгким вальсом
летит по вечности,
и всё.
Пора тут явно подубраться,
и не успев подумать я,
гляжу, летят ко мне в скафандре
какие-то два патруля.
Мигалки их, ох... ярко слепят
мои застывшие глаза.
- Остановитесь! Вы в запретной
черте плывёте Бытия!
Мы галактические копы!
На вид как наши в банке шпроты.
- Эта граница того Царства,
Девятого три Государства,
без чудо-визы Вам сюда
пожаловать никак нельзя.
Показывайте документ,
иначе ждёт Вас злобный МЕНТ.
- О диво, как узнал я позже,
что МЕНТ есть буквы первых слов,
а расшифровывать их в Роде
во местном принято народе как
Министерство
Ентнихдел
Номеродин
Тыприлетел
Ну тут не станешь отпираться,
без башмака не в зуб кусаться,
ещё и с министерством дел,
как поняли, я прилетел.
Да Здравствует Небесный Суд!
Меня под рученьки ведут
четыре шпрота с автоматом,
наперекор во слух орут.
Приводят в зал у их суда
и говорят мне: «Те сюда!»
указывают на стульчак,
я повинуюсь, не дурак.
Сажусь на дивное изделие,
и начинается судение.

Суд.

"По воле нашего Закона,
Его Владыко Всех Святей,
Сам Сущий, что впитал Елей,
Наместник Гласа Иерихона,
Краб Менделеевич Архей".
И входит краб на пьедестал!
Размером где-то с человека,
Усами водит тут и там,
Пред ним все местные — потеха,
прям извиваются в частях,
кладя пардон...
Во я приехал!
Он говорит:
- Где мой сюртук?
Без завтрака я не тук-тук!
Где мой, скажите-ка, монокль?!
Какой сегодня день? Ей, стой!!!
- Я, в предвкушеньи кутежа,
На стульчаке, слегка дрожа,
Не верю сам своим глазам,
Краб говорит мне ртом:
- Нахал!!!
Ты!!! человек!
Тебя и судим!
Ты прилетел к нам без орудий...
Эт хорошо...
Без визы к нам?!
Ну это, знаете ли, срам!
И как чихнёт, со свистом ветки
Стоящие вблизи креветки,
все по углам вмиг разлетясь,
потом назад оборотясь,
продолжили свой реверанс.
- Так вот,
мне краб вновь говорит:
- Наш Бог велит тебя казнить,
Но! Для потехи, смеху ради
тебя я милую...
Всё, хватит!
И ударяет он клешнёй
Об стол древянный, дубовой!
- Окончен суд! Вы проводите
его и славно накормите,
пусть думает, что мы, цари,
Умеем знак подать любви.
И удалился в сюртуке,
Его Величество Архе!
Меня же повели в палаты,
во Царские видать пенаты.
     Пенаты.
От кружева, ракушки, ель,
Столы стоят взгляда длинней,
Тут тебе водоросли, капуста,
улитки, пышки, прям искусство.
Меня садЯт в главу стола,
И начинается борьба
за право с ложки покормить
того, кого нельзя казнить!
А я не голоден с дороги,
Боюсь простыть на босы ноги.
Ах да, второй башмак слетел,
когда пампушку я поел.
В связи с экстрактом белладонны
вспотели мои сильно ноги,
и чтоб облегчились груза,
решил я сбросить тормоза.
Так вот сижу и не жужжу,
последствий я дальнейших жду.
Еды не ем, пампушки хватит,
кто б проводил меня к кровати?
Совсем уж выбился из сил
мой тонкий премудрёный мир.
- Креветки, крабу-ка шепните,
где б мне во сон уединиться,
и передайте-ка ему
в знак благодарности мою.
И им рубаху отдаю.
  Пенаты.
Спустя минут этак двенадцать,
со видом одобрения,
ведут меня теперь в пенаты,
чтобы вздремнуть, мои друзья!
Ко слову, если приключенье
достойно всякого стремленья,
но если бы не женка да
дитя, то вряд ли я
вдаль устремился со двора.
Тут хошь не хошь, раз взял — иди!
Поэтому, кто не в пути,
по старшинству, без предисловий
скажу лишь пару славословий:
подумай трижды, для чего
тебе вешАть себе ярмо,
и как ответ получишь то,
прикинь, что ты уже ничто,
и с этим чувством пустоты
придумывать себе ходы.
Навряд ли уж силёнки хватит
в преодолении кровати,
а коли цель эт не твоя,
то разнесёт она тебя...
О, привели, кровать, ночь я,
в сон погружаюся, друзья!
День.
Начало дня. Арфа играет,
Краб да на троне восседает.
Меня продравшего глаза
ведут к нему,
От чудеса!
Пред «божеством» я предстаю
и речи его поклон шлю.
- Те за рубаху благодарность,
я ей топил ночью камин.
Теперь ступай отсюда малость
в страну изменчивых витрин.
Там не видали человека,
я обещал им привести,
но только с полувека
идти туда тебе, иди.
- Но...
- Без всяких «но», иначе худо,
тебя проткнёт копьём Гауда,
это тритон, мой раб, вот он...
Иди скорей, хошь ночь, хошь днём.
Что же, пойду...куда деваться,
прощай уж, жинка,
не свидаться нам в веке этом поутру,
тебе поклон я вечный шлю.
Лишь только вымолвил я это,
явилось моё чудо света,
что бирюза, огнём объята,
то жинка, красота, отрада.
И говорит: «Быстрей иди,
иначе не сомкнуть пути,
и мы расстанемся с тобою
под этой утренней Луною».
- А коли так стоит наказ,
то мой тебе ответ из фраз:
не про тебя болит душа,
хоть ты и жинка хороша,
да и дитё на ране лет,
но мне пред Господом ответ держать
да каждый миг пути,
от этого мне и идти.
Ты коли Богово явление,
тогда войдёшь во вразумление,
а коль отродье ты из ада,
исчезнешь вспышкой листопада.
И лишь слова слетели с губ,
видение исчезло вдруг.
Дорога, светлая дорога,
пойдём с тобою дальше,
только...годам моим на Славу лет
придай ты мудрости Завет.
Я преклоняюсь пред тобой,
Явлений Путь Мой Всеземной.
Дорога, добрая дорога,
веди меня во Власти Бога,
покуда есть ещё штаны,
могу я стройненько идти
с Твоею, Боже, благодатью,
вверяясь Твоей Доброй Статью
от седова и до седин
этих изменчивых картин.
От тишины зловещий холод,
в себе таит, видать, пожар.
Кто ныне свеж, кто ныне молод,
кто повзрослел не по годам.
А кто, как я, в пути дремучем
один, на волю брошен случая,
казалось бы, но нет и нет,
иначе для кого завет
я тут рожал с благим теченьем?
Не без греха нравоучения,
но...иной раз грех во вразумление,
иной раз пост во одурение,
и золото «Небесных Храмов»
время растащит в сплав металлов,
от слов останется лишь эхо...
О, господа, я вновь приехал.
Развилка, божия копилка,
да три пути, вот тебе вилка,
налево, прямо и назад
ведёт меня опять фрегат.
«Налево, если повернёшь,
что потерял, то и вернёшь»
Обратно если в зад пойдёшь,
то позабудешь, что найдёшь
А коли прямо путь-дорога,
не миновать тебе то гроба
Такой мне текст пути велят
куда идти, где рай, где ад?
А что мне, братцы, унывать?
Али вовек не помирать?
Так если путь лежит чрез крест,
то плоть пусть выдаёт протест
Но чему быть, тому и Слава!
Только обидно за державу
А так...
Да Бог бы с ним,
с этим да гробом от морщин.
Иду я прямо, вот те крест
спокойней стало сразу здесь.
      Долина.
Видеться мне мать.
То детство, юность, то опять
Я бегаю босой в траве,
На берегу, где живы все.
Отец, дед, баба...дядьки, тётки,
братья, он сёстры все во лодке
плывут по дивному ручью
я вам поклон всем мирный шлю.
Тьфу ты, мираж...
ну тя в труху
          Мираж.
- Без моего влиянья глазу
не вынуть из себя заразу
Ты посмотри ещё дружок
вон твой питомец, помнишь — Шок?
А вон ты в садике...картинкаа...
- Так хватит, всё,
мне «валентинка» такая с детства не нужна.
Я миражей испил сполна
Ты мне дорогу заслоняешь
Смотреть Иллюзию вверяешь
Я дань сплатил по жизни лет
Всё, хватит, уходи во след.
Так миновал я миражи
И стал идти прост, для души
Без знаков, без опор, подушек
Зажил на Свет, полный Катушек
Что позавидовала Тьма
Моему Духу Колдуна
Но то, что было впереди
об этом позже, по пути!
А впереди
Ни мёд, ни стужа
Ни жизни глупая игра,
Ни уговоры, ни бирюши
Ни деньги, карты, два ствола.
А впереди было ущелье
Затишье, в Духе глубина
Однако этому не верьте
Покуда не придёт Она!
Знакомая из дивных сказок
Победа Доброва над Злым
И победителю награда
Кувшин, мир, Царство, ванилин
Что бы пышней, да повесёлей
Звучали вслух гармонь меха
Благодарить за всё, что доле
Путь предлагает для тебя.
От тут секрет запрятан, братцы
Над «торжествующею» тьмой
Огонь весит и щит прекрасный
Его по отдаль рвёт на части
На вечной схватке боевой.
Но всяко бою быть без цели
Эта забава не спасёт.
Благодари за все все щели
И свет играючи придёт.
Вот так и побыл в искушенье
Мой Дух младой на ране лет.
После фантазий завершенья
Тогда я дал себе обед,
Покуда не испью всю чашу,
То не умолкнут и уста
Пора пришла
Долой путь, братцы,
Сегодня сяду у костра
Погреюсь
Что бы не пускаться
во тьме в дорогу, Господа.
Аминь.