О старом интервью и о художественном методе

Когда вешала новые тексты на Стихах.ру, наткнулась на ссылку на своё первое в жизни интервью, которое дала в апреле 2014 года. То есть 11 с половиной лет назад.

https://rusbereza.ru/vgosti/3620#

Особенно забавно, что это православный портал (здесь все, кто слышал песни "Блуждающих гормонов", могут начинать неприлично ржать). Изначально они мне написали из-за стихотворения "Молитва" и попросили об интервью. Я им предложила заменить этот текст на какой-то другой, потому что они, видимо, не обратили внимание, что "Молитва" — это текст про любовь девушки к другой девушке ;

Я не стала акцентировать на этом внимание, чтобы они не передумали со мной общаться ;

Предложила им стихотворение "Вопреки", которое всё равно пришлось публиковать в урезанном виде из-за строки "ты мне место в аду, как постель, приготовь".

Вообще очень интересно сравнивать своё тогдашнее восприятие с нынешним. На тот момент мне был 21 год, теперь 33. Сейчас большая часть стихов, которые я писала тогда, мне кажется недостаточно сильной. Хотя хорошие тексты уже бывали — например, "Если завтра война", написанная в феврале 2014 года.

Зато некоторые вещи до сих пор остались неизменными.

Например, у меня по-прежнему мало текстов, написанных чисто из художественных соображений, а не о себе. Такие тоже есть, конечно, но их мало. Основные циклы, которые я писала с 2013 года, были посвящены реальным людям: и "Рыжая девушка", и "Росчерки новой весны", и "Двадцать первая осень", и "Безнадёжная история", и "Источник света", и "Бесконечно тепло".

Вот, что я тогда говорила в интервью: "Для меня стихи — это прежде всего способ выразить свои чувства и одновременно попытка донести их до конкретных людей. В основном, конечно, это выкрик в пустоту — я очень долго писала в стол, максимум — участвовала в нескольких конкурсах. Поэтому люди, к которым я обращалась, конечно, не могли ничего об этом знать. Но даже сейчас, когда я стала публиковать стихи в интернете, я почти уверена, что они не дойдут до адресатов. Хотя я и сама не знаю, нужно ли мне, чтобы они дошли. <…>

Я очень типичная девочка, которой больше всего интересно писать про любовь. А так как вдохновляюсь я чаще всего своими эмоциями, то и пишу о себе и своих чувствах. И, конечно, о конкретных людях. Общие знакомые наверняка узнали бы их по моим стихам. Деталей, указывающих на этих людей, в моих стихах всегда слишком много. У меня есть любовная лирика, никому конкретному не адресованная, но её мало. Штук шесть стихотворений наберётся, наверное..."

Я бы сказала, это мой художественный метод — документальность лирики.

Можно практически не сомневаться: если что-то написано в тексте, то это было/есть в реальности. Во времена "Рыжей девушки", "Двадцать первой осени" и "Росчерков новой весны" ещё было достаточно много каких-то отвлечённых вещей, но к моменту работы над "Безнадёжной историей" отражение в текстах реальных событий встало во главе угла — количество маркеров, указывающих на реальных людей, стало поистине огромным. Если в тексте встречается какая-то фраза — значит, она была действительно сказана или упомянута в переписке, и будет передана либо дословно, либо с минимальными изменениями. Я не люблю придумывать то, чего не было — я люблю фиксировать реальные события. И если я пишу:

"Год назад по трамвайным путям шли к тебе домой

И с балкона глядели потом в грозовое небо..." —

значит, реально год назад, реально по трамвайным путям, реально вместе смотрели на грозу с балкона.

Если пишу:

"Только лежу, вспоминаю твоё пальто

И как ты ищешь мобильник-планшет-ключи..." —

значит, адресат реально Маша-растеряша, вечно теряющая в квартире указанные предметы.

Если в тексте:

"Веснушек россыпь на плечах твоих,

Морщинки возле глаз (от гнева? Смеха?) ..." —

значит, указанные черты во внешности адресата действительно присутствуют.

Большая часть стихотворений — по сути, мой поэтический дневник.

Кто-то записывает случившиеся в жизни события в блокнот с замочком, кто-то обходится файлом на компьютере, кто-то ведёт блог. Я предпочитаю описывать свой опыт в стихах.