Чиновник, ты когда уже наешься?

В обитом кожей кресле, как влитой,
Ты на народ взираешь свысока.
Свой кабинет, казённый и простой,
Ты превратил в чертоги кабака.

Одна лишь мысль стучит в твоей башке,
Как ненасытный, алчный дровосек:
Как утащить кусок на общаке,
Чтоб золотым твой сделался ковчег?

Закон тебе — не указ, а лишь ширма,
Чтоб прятать воровство и произвол.
Твоя душа — бездонная сума,
Куда стекает взяток мутный стол.

Чиновник, ты когда уже наешься?
Когда твой зев утробный замолчит?
Ты в новом платье щегольски смеёшься,
А где-то мать над сыном голосит.

Ей не хватило денег на леченье,
Разбиты в хлам дороги у села.
А ты справляешь шумно день рожденья,
Где лесть рекой и музыка текла.

Ты мнишь, твой век продлится бесконечно,
И твой мундир — надёжнейшая бронь?
Но помни: зло не может длиться вечно,
И есть на свете праведный огонь.

Не скроют виллы, яхты за границей
Твоей души позор и нищету.
История суровой колесницей
Сотрёт тебя, презрев всю суету.

И спросит внук: «А чем мой дед был славен,
Какой оставил в жизни добрый след?»
Ответ один: он был казне неравен.
И вот — его позор на склоне лет.