Творчество

Творчество

Нальется,
Скопится,
Взорвется
И выльется –
В больную чушь.
Но разве суть
Опознается
По негативам
Наших
Душ?

***
Я бы очень хотел объяснить: почему пишутся стихи? Но я этого не знаю. Зудит. Зуд до сих пор не унялся, хотя со временем сочинять стало труднее.

Шаламов считал: «…Пока кровь не выступает на строчках – поэта нет, есть только версификатор… В лицейском Пушкине еще нет поэта, и напрасно школьников заставляют учить «Воспоминания в Царском Селе».

Какая кровь в стихах к юбилею? Так, разбазаривание поэтического инструментария.

Помнится, в школе нам была задана работа над ошибками: надо было придумать предложения с неверно написанными словами. Я перестарался – все эти предложения связал в единое повествование. В общем-то, написал свой первый рассказ. И получил двойку – ошибок наделал еще больше, чем было первоначально.

Та двойка заставила меня задуматься об адресности и уместности сочинений. Что-то вроде «не мечите бисер перед кем попало». Позже, в институтские времена, мы с Сашей Любимовым говорили о читателе. Не рассказывая о школе и двойке, я поделился сутью выстраданного опыта. Саша не согласился:

- Убьешь художественность в тексте, если при написании будешь иметь ввиду адресата. Представишь его ниже себя – окажешься высокомерным до отвращения. А выше – уйдешь в наукообразную точность или вообще в заумь. Писать надо в «художественную пустоту». Вроде как самому себе.

В принципе, я так и делал. А в разговорах на эту тему пользовался отмазкой Пушкина: «Я пишу для себя, а печатаю для денег».
Удовольствие от творчества – в самом процессе. В переводе в твердую валюту это миллиарды. Пафосно? А кто сказал, что пафос и правда несовместны?

- Любопытно, - сказал Сережа Колендо, - у Ахматовой стихи растут из сора. А вот ехидный Розанов считал, что талант питается нашими недостатками. Гении имеют недостатки, но, в отличие от нас, проявляют их не в жизни, а в творчестве. Наверняка ты замечал, что отрицательные герои всегда ярче положительных. Хорошего в нас – с гулькин нос.

Сергей посмотрел на нас с Сашей. Его не вдохновили наши каменные лица, и он говорил, глядя в сторону.

- Литературу здорово потеснили другие виды искусства. Кино, к примеру. Сейчас много чего есть, что может наполнить душу. Но девальвировались не тексты, а их восприятие. Прошу прощения за легкий пафос. И в бронзовый век задачи поэта те же, что и в золотой: он должен стремиться отливать червонцы, а не штамповать медные копейки. Впрочем, копейки тоже денежки. Лишь бы у сочинителя не возникло соблазна качество компенсировать количеством. Закончу немного о другом, но тоже с пафосом: стихи не должны проходить через «понимание». То есть через «понимание» – не в первую очередь. Сперва стихи должны впитываться душой. Или вдыхаться легкими. Если они ничем не пахнут, как вода из-под крана, то гуляй, Вася.

Саша уточнил:

- Или если у читателя отсутствует обоняние. Поэтическое имею ввиду. А таких не один на тысячу…

- Таких тысячи на одного, - перебил Сергей.

- Ну, это перебор. У стихов есть одно огромное преимущество перед всеми другими видами искусства. Проза в значительной мере ориентирована на читателя. Читатель принимает активное участие в создании прозы, начиная с замысла. Прозаик обязан заботиться, чтоб читателю было интересно. Тут уже используются «крючки», не имеющие к художественной правде никакого отношения, и прочие литературные фокусы. А поэт имеет только одно обязательство – быть искренним. Чтобы текст можно было назвать стихотворением, от сочинителя нужна искренность. И она чувствуется даже в «копеечных» стихах. Искренность – единственный «крючок и литературный фокус», который требует читатель от стихов. Без нее нет стихотворения. Ну, нету.

- Искренность – обязательный «крючок», - добавил Сергей, - но не единственный.

- Ну да, еще нужна разная стихотворческая белиберда… - Саша засмеялся. – А вспомните Салтыкова-Щедрина: «…писать стихи - всё равно, что ходить по разостланной на полу верёвочке, да ещё на каждом шагу приседая».

***
Поэтическое творчество в опоязовской перспективе: коротко и просто

 «Зуд» как старт творчества
Это не вдохновение, а «сбой» в привычном восприятии. Поэт чувствует: надо перевести опыт в новую форму — так рождается текст. Похоже на приём «остранения» (Шкловский): привычное становится «чужим», требует нового языка.
«Кровь на строчках» (метафора Шаламова)

Поэзия — не набор штампов, а напряжённая работа: звуки, ритм и смысл должны сливаться в единое целое. «Стихи к юбилею» — пример бездушной формальности; настоящая поэзия — это интенсивность.

Адресат: кто слушает?

Поэзия не подстраивается под читателя. Есть идея «художественной пустоты» (Любимов): текст живёт по своим законам, а не ради чужой реакции. Это как «нулевая степень письма» (Барт), но с упором на форму.

Ценность — в процессе

Поэт творит не за деньги, а ради самой работы. Чем сложнее форма, тем сильнее эстетический эффект («затруднённая форма» по Шкловскому). Итог: поэзия — это создание ценности через сопротивление.

Поэзия и проза

Проза держит внимание через сюжет, психологию, риторику (явные «крючки»).
Поэзия действует скрыто: через звуки, ритм, повторы. Сначала мы чувствуем текст (как запах), потом понимаем.

Откуда берутся стихи?

Из «сора» (Ахматова): отбираем из хаоса то, что можно оформить.

Из «недостатков» (Розанов): личные изъяны становятся энергией для экспериментов.

Поэзия в культуре

Она противостоит лёгким эмоциям (кино и др.). Задача — не развлекать, а заставлять трудиться восприятие. Хорошие тексты («червонцы») — где форма и смысл усиливают друг друга.

Кто такой поэт?

Это не профессия, а роль: человек, который превращает опыт в формальную конструкцию. Его инструмент — перекодировка реальности.

Итак:Поэзия — как система приёмов:
• Рождается из «сбоя» в восприятии.
• Живёт за счёт интенсивности формы (а не искренности).
• Не ищет читателя, а создаёт свой мир.
• Ценит процесс больше результата.
• Отличается от прозы фокусом на звуке, ритме, повторах.
• Сохраняет силу, когда деавтоматизирует восприятие.