Осознание

Был томный вечер, горело окно.
В нём был тот воин, что снял с плеч доспех.
Смотрел на мороз, за чашечкой чая
Отдыхал от всех битв, вспоминая, что его туда привело.

И в стекле окна, в отражении чая,
Возник силуэт — не его, а того,
Кто когда-то писал, схватясь за перо:
«Я был предан вам…» — и замолк, в тупике.

Силуэт его тихо прервал:
«А был ли тот свет? Или тьма права?»

«Свет был - а в ней отраженье огня, что бился в груди.
Ушел вдруг покой, пропала искра .
Но «сердце лишь тлело», и пока совсем не сгорело, одел ты броню», —
Сказал ему Воин, чей чай остывал.
«Но броня — не могила. В ней можно идти, гореть и смотреть».

«А то место, нашел? — прошептал силуэт. —
То, где мир — только мы?
Оно исчезло, иль скрылось во тьме?»

«Нет, лишь сжалось до капли росы, наполнив твой океан внутри.
И да, ты был прав, „не сыщешь и двух, что горят в унисон“.
Не нашел ту звезду, но обрел там себя.
И вот, спустя время услышал,
Тот самый шёпот вселенной, что тихо и нежно, меня сохранял».

«А надежды? — силуэт стал прозрачней. —
Те, что „она всё поймёт, разожжёт тот костёр…“»

«Она ушла, но ты высек искру.
Тот „костёр, что холод превращал в зимний пепел“, горит до сих пор.
Но пепел теперь — не от сожжённой любви,
А от сгоревших иллюзий и части брони.
И пламя уже не горит также ярко, но греет двоих, четверых и себя».

Вдруг в этот миг отраженье медленно слилось с силуэтом у чашки.
Две эпохи, два «я» нашли общий мир —
Не в бою и не в боли, а тепле,
что идёт не от брони,
А чае, что пьется легко, не пряча в нём слёз,
В морозе, что просто рисует узор.

И даже ком прошлой боли стал воздухом: горьким и чистым.
Ты, вдыхая его, нашел ту самую дверь.
За ней — не пустота, а теперь...

В комнате стало светлей, тишина — как напев.
«А был ли свет?» — лишь пыль на столе.
Камин уже греет тебя не во мгле.
Ты, настоящий и прошлый, идешь в унисон.
Боль — не проклятье, а лишь строка на судьбе.

Ты построил мир, где всему есть причал:
Первому крику души, беззвучному «да»,
Ей, что уплыла в свою даль, и тем, кто причалил сюда.
В этом — вся суть. Не в доспехах, не в латах,
А в том ровном огне, что знает цену каждой искре,
В покое, хорошо помнящем мелодию шторма.
И „зимний пепел“ той, первой любви, все также горит в новом "ты".