Катарсис уо

КАТАРСИС УО
Пережив русский ад
и выжив совершенно случайно,
у УО было достаточно времени,
чтобы забившись где-нибудь
в дальний подвальный угол
оторать, откричать, отвыть всё
что произошло с ним
и его городом,
отблевать и выхаркать из себя
всю злость и ненависть
к обычным людям, к Богу
русскому миру,
но катарсиса не наступило
даже после известия
о смерти его матери
и УО уже думал,
что с ним покончено,
что он перестал быть
живым, поэтом,
а превратился в стекло,
камень или бревно.
Его разум сжигал всё на своём пути,
его мозг превратился
в цветочный прах,
к которому нельзя дотронуться
словом, а не то чтобы пальцами.
Ненависть к окружающим его людям,
будь-то орки или ждуны,
пережившие с ним войну,
доходила до истерии
и он боялся, что однажды
всех их убьёт только за то,
что они смотрят в его сторону.
Многажды УО пожалел,
что не употребляет алкоголь
или другую мерзость,
благодаря которым
ему было бы намного легче
выблевать свою злость
и своё презрение
к окружающему его миру,
но эта мысль воспринималась,
скорее, как провокация
или искусственное
вмешательство 
в загадочный мир УО.
Два года продолжалось
его безумие,
медленное убивание
себя безысходностью,
безнадежностью
и однажды таки
его прорвало,
как небо дождём,
художника вымыслом
а трубу нечистотами.
Это случилось обычным
февральским днём,
когда необычное
двуногое существо
подошло к УО сзади
и хрипло спросило
пожалуйста закурить.
Казалось бы, ничего не обычного,
Рука УО уже было
потянулась к пачке,
как он вдруг увидел
лик этого существа.

Вы когда-нибудь видели чужого
из одноименного хоррора,
отрезанную, зевающую,
хитиновую голову анаконды
или гориллу без скальпа
на расстоянии вытянутой руки?
Не было никакого сомнения,
что это чужой, пришлый,
русский.
Ты кто, сука?
Я свой, я русский!
Неправильно сросшийся
после давней драки
картофельный нос,
опухшие надбровные дуги,
морщинистый лоб
и зловоние изо рта
подтверждали,
что это русский,
пришлый, чужой.

За долгие годы своей
нетрезвой поэтической юности
УО не раз рвало от
некачественного алкоголя,
но чтобы так легко и непринуждённо,
как в этот серый февральский день.
его не рвало ещё никогда.
Из УО кг вываливалась блевота,
чёрная кровь и видовое презрение.
Дрожали ноги, кружилась земля,
как будто кто-то
выворачивал его внутренности
до замши кишок,
рассматривал их на свету
и возвращал обратно.
УО казалось,
что он видит все свои потроха,
блестящие до кирзы сапог,
выставленных в ряд где-нибудь   
в солдатской сушилке
под Мурманском.
Так рвало его бурно,
так с крыши на землю
гневно льётся только что
хлынувшая, её грязная
дождевая вода
теплая от слёз, звёзд,
лета или угара.
Слабость, сопутствующая
поэтовой рвоте,
сообщала его разуму,
что очищение наконец-то
произошло,
что это не злобное существо,
а благодатный катарсис
наконец-то настиг его 
пусть даже в виде блевоты,
которой ему уже не было чем
сопротивляться,
а только было наблюдать
и рвать.

Разум его шатался,
руки никак не могли отыскать
носовой платок, русский бежал,
думая что у УО припадок, падучая
или эпилептический удар,
но вот хрустнули кости,
сверкнуло солнце
и силы жизни помалу
стали возвращаться к УО.

Конечно же, это вымысел
и ничего подобного с УО
не происходило.
Его по прежнему
мутит от злобы
ко всему русскому,
пришлому, чужому,
ненависти к себе,
но как бы ему хотелось,
хотя бы во сне,
чтобы Хемингуэй, Оден,
или кто-то другой,
однажды взяли его
с собой на корриду.
2024