в реанимации
говорили, что я умею рассказывать, но теперь все изменилось. История как набор сломанных жестов и знаков, растерявшихся по дороге оттуда сюда, когда все значения рассыпаются и ускользают..
И эти слова были последние в его жизни слова.
..после, в реанимации, говорит врачу:
- позвоните жене, жене позвоните, врачей не надо,
позвоните Тане, жене моей, если нужно, я заплачу, -
номер в трубке, трубка в куртке..
врач отвечает:
- вату!
Передатчик, приёмник. Канал трансляции… Он был в ловушке.. Находясь внутри одной
галлюцинации, он спрашивал себя о другой. А над ним склонился авгур, сторожащий дорогу в никуда. И наверно ему казалось, будто тело его – расплавленная свеча. И сам он думал, что плавится. Тишина стала глубокой, непонятной.
не унимается:
-слушайте, вы идиот, вы что, идиот?
позвоните жене , в контакте ей напишите,
свяжитесь по скайпу,
как угодно, болван, я вам говорю, придурок,
господи, вот придурок, вот придурок, придурок...
врач отвечает:
- скальпель!
Есть такой камень – оникс. Самые лучшие их них — бесценны. Чем дольше ты смотришь в него, (хотя надо знать, как смотреть), тем больше образов движется в глубине. Смотреть в него - все равно, что вглядываться в облачную гряду или плывущий туман…
Ты чего-нибудь хочешь?- спроси у него. - Да, хочу отдать жизнь обратно. ЕЙ.
[номер в трубке, трубка в куртке,
куртка бог знает где,
куртка в автомобиле перекореженном,
море крови
на шоссе, посреди осколков,
в сиреневой пустоте,
телефон в распоротой куртке звонит,
и мерцает номер]
Кто он, чьё смятение несёт такую силу? Он решил, что если и оказался на грани безумия, то больше всего хочется погрузиться в него до конца, а не метаться, пытаясь соединить расколотый на две половины мир. Наверно он пытался вызвать из
ниоткуда свое имя, и внешний облик, и картины прошлого, и... не мог.
-какой, к черту, скальпель,
вы что, не слышите, вы глухой?
мой телефон звонит, снимите трубку,
вы слышите зуммер?
трубку снимите, господи, трубку, снимите трубку,
какой покой...
господи, Таня, господи ..
врач отвечает:
- умер.
Непрестанные ритуалы жизни вечны. Чье слово скорби заклинает блуждающие звезды и заставляет их замереть в изумлении.. Моё?
Мир застыл и потускнел, словно отгороженный от нас стеклом. Где та, перед которой ты закрыл за собой дверь, и никогда не откроешь ее снова.. Небо над местом аварии было цвета экрана телевизора, настроенного на пустой канал. И сразу – черный огонь в корневищах нервов, боль, перехлестнувшая пределы всего, чему имя боль было дано когда то..
И зияла пустота неприсутствия.
Эссе на стихи Антона Прозорова
Свидетельство о публикации №125121406593