Тонкий лёд

Я почти дочитываю книгу о Миссис Дэллоуэй, и нежусь в постели. Осталось двадцать две страницы. 22. Прямо как ему. “Муррр-муррр”. Солнце пытается растопить утренний слабый лёд на окне, но тщётно старается. Скоро снова приморозит. На железной стене, отбивающейся в отражении балконной двери, решётчастые блики, поделенные на равные квадратики, хоть играй в крестики-нолики. Хочется жить в такое утро на полную грудь, ввязываться в разные приключения и выходить сухой из воды. Я делаю закладку из иголки свежей хвойной ветки, которую вчера утащила с базара. Все ёлки продали, хотя ещё только середина декабря. Осталась одна веточка - одинокая и неприкаянная. Я забрала её, прижала к груди, расстегнула пуховик, и положила за пазуху, как больного котёнка, такого больного, мокрого, с игольчатой грязной шерстью. Дома украсила веточку своими кольцами, бусами и новыми трусами. Динозавр Валерьевич так радовался. Он всегда радуется, когда я что-то делаю по дому. Он тогда спокоен, ему кажется, что я уже определилась. Муррр-муррр.
-ну что ты мурлыкаешь? Снова будешь отпрашиваться?
-ну мне так хочется провести с ним это морозное утро. Мы выпьем кофе, купим ёлочные игрушки. Не буду же я и ему украшать ёлку трусами, у меня и нет столько на вас на всех.
-какое благородство с твоей стороны, даже неожиданно, - нервно улыбается Динозавр Валерьевич
-муррр.
-ну езжай. Не стану же я как дурак - стоять на пороге. Тебе уже 36, ты не ребёнок, чтобы я ловил тебя по всей квартире, как солнечного зайчика. Здоровая дылда. 
-мне так обидно, что ты не борешься за меня.
-как можно бороться с природой, с твоей ****ской натурой? И не откусывай сыр камамбер от целого куска, не позорь меня перед столь великим человеком. Он же потом напишет об этом в стихах, и я буду выглядеть не просто обманутым и отвергнутым, а ещё и мужчиной, живущим с безукоризненной неряшливой бандиткой, которая манерам училась у дворовых собак
-но всё равно мне обидно, что ты не борешься за меня.
-мне вызвать его на дуэль? Как я могу бороться с его молодостью?
-молодость, кстати, это его недостаток.
Я потягиваюсь в кровати и высовываю ногу из-под одеяла. Легонько бью его по спине.
-ну вот, нога до сих пор пухлая. Как ты так ходишь, что подворачиваешь ноги на ровном месте? Наверное твой любовник страдает сексуальными перверсиями, ему нравится доминировать над хромой женщиной.
-кто тебе сказал, что доминирует он? Ни разу ещё не доминировал. Разве только в ресторане. Я же не трачу наш семейный бюджет на своего любовника. У него богатый папа. Он снимает ему роскошную квартиру.
-как это благородно, дорогая, ты просто хранительница домашнего очага.
-да. Этим я вся в бабку Ефросинию. Где бы она не шлялась - а всегда ночевала дома и приносила гостинцы мужу. Однажды подарила ему позолоченный портсигар и две запонки из чистого серебра.
-какой щедрый был бригадир сельсовета был у этой сороки. А ты мне хотя бы дала ссылку на сайт с его стихами. Самому пришлось искать.
-ага, всё таки шпионишь, интересуешься. Муррр.
-стихи у него талантливые, особенно те, которые он начал писать после встречи с тобой.
-спасибо, любимый, мне очень приятно, что ты ценишь мой вклад в украинскую поэзию.
Я обнимаю его за шею сзади, качаюсь на нём, как будто медвежонок на зрелом устойчивом древе.
Марк совсем не похож на него, моего большого медведя. Марк сутулый, изящный, рыжеволосый. Рыжеволосый поэт, надо же. Я высмотрела его среди всех на литературном вечере, это было не сложно. Его голова светила как фонарь в переулке всех этих сумасшедших, чахлых, пластиковых обрыганов, которые читали свои стихи заунывными голосами, переворачивали страницы хиленькими ручками, и приговаривали к следующему стихотворению: “Вот ещё тут есть у меня одно…”, и это одно растягивалось на минут 10, что для вечера поэзии просто убийственно. Я напилась и бросала в них жопки картофеля “по-селянськи”, а потом жалела, потому что нечем было закусывать терпкий дешёвый ром, который он, Марк, заказал нам у барной стойки, предвидев совместное продолжение вечера чуть раньше, чем я сообразила - что к чему. Мы выпили и тут же взглянули в глаза друг другу. Глоток рома стал мне поперёк горла, и наверное я имела вид женщины, которую нужно немедленно спасать. Он сразу считал это, хотя я всего лишь невольно воспользовалась этим всеобъемлющим женским читом. Но после рома мне стало ясно, что близится роман, которого никак не избежать. Мы занимались любовью весь вечер, начав делать это в кабинке туалета, куда я увела его без лишних усилий, просто взглядом. Мне стоило только раз обернуться и многозначительно, но игриво, посмотреть на него, и рыжий фонарь тут же оставил во тьме всю ту шоблу, которая мгновенно потерялась без него, напилась, и начала вести себя так, как и положено вести шобле: они громко смеялись, заказывали много пива и сбегали, не заплатив за него. Официанты метались и орали: “Чёртовы бездари, ****аты, чтоб вы все сдохли!”. Потом они стреляли друг у друга сигареты, журили этим друг друга, и снова стреляли. В тот вечер кого-то нашли мёртвым и обблёваным. На фейсбуке написали, что скоропостижной смертью скончался какой-то известный в узких кругах. Благо, я не была вхожа в этот узкий круг. Полагаю, местные фейсбучные плакальщики ещё и художественно приукрасили географические границы этого круга, он был уже узкого. Я лежала в овальной ванне Марка, курила крепкие папиросы и, не насытившись этим молодым, быстро уставшим от алкоголя и секса, телом, мастурбировала напором воды из вычурного крана, который закручивался в гроздь виноградного грона, и был похож на куст Дьявола. Я же лежала в этой ванне как падший ангел.

Дома меня ждал он - Динозавр Валерьевич. Он метался из стороны в сторону, как делал всегда, когда чувствовал, что я сплю с кем-то на стороне. Потом я отпаивала его чаем с мятой, и он засыпал у меня в ногах, как верный пёс, с влажными от слёз щеками. А я шла на кухню, и немытыми руками доставала из кастрюли разогретые, завёрнутые в полотенце, голубцы, поедая их прямо над плитой. Потом облизывала пальцы, и они пахли рыжим золотом.
-муррр.
-ну иди уже, иди. Только я умоляю тебя - веди себя как женщина, о которой пишут поэмы, а не слагают пафосные социально-политические фельетоны.
-ну посмотрим на ваше поведение, Динозавр Валерьевич. Муррр.
Хромая на всё ещё припухлой левой ноге, я дерзко выбегаю за порог, оставляя по себе шлейф бергамотовых Storie Veneziane Alessandrite. Зимнее утро раскрывает свои нежные объятия, и выталкивает меня на тонкий лёд, на котором я изо всех сил стараюсь устоять, чтобы не плюхнуться навзничь в белоснежном пуховике, и не растрепать самодельные кудри, которые закрутила невысушенная с вечера голова. Так редко бывают такие богатые кудри, как будто только что из под плойки лучшего салона в городе. Так бывает, когда я спешу к нему от него. А потом снова и снова возвращаюсь к нему, к своему верному Динозавру Валерьевичу. Город осуждающе смотрит на меня, глупую и безрассудную, а мне и нравится. Где-то в глубине города светит рыжий фонарь, который скоро мне надоест, конечно же, но пока что он источает тепло, и я иду на его свет. Хромаю, то есть. Хорошо, что дома свет горит круглосуточно, потому что Динозавр Валерьевич ждёт меня. Ждёт всегда, пока он вечен.

М. Левандович