На промежуточной вершине

На промежуточной вершине
Нет никого кто скал теплей.
А что же там, вверху, на льдине,
Где лишь орёл пасёт мышей?

Не понимаю как остался
Я в одиночестве, средь гор.
Я ежедневно поднимался,
И много лет прошло с тех пор.

Крутили пальцами в начале
С улыбкой, в шутку, у виска.
А после приглашать не стали
Поскольку жизнь их не близка.

Я не хожу по ресторанам,
Не завсегдатай кофеман,
И счастье не ищу по странам,
Экзотика то иль роман.

Мне стало трудно их беседы
Поддерживать я ноль в авто.
А слушать жалобы на беды
Без хохота не взглянешь в то.

Им почитать бы как Шаламов
Провёл полжизни в лагерях,
Как люди живы и от граммов,
На продуваемых полях.

Как прошлый век посудомойкой
Цветаеву определил.
Как невозможно доле стойко
Держаться волей Божьих сил.

А кем бы был сегодня Пушкин?
Есть в пошлом веке выжить шанс,
Где жизнь как новый тип игрушки,
Наружкой собранный пасьянс?

Жирует наше поколенье,
От выбора рябит в глазах.
Но где в сердцах к тому почтенье,
Где благодарности в умах?

За хлеб не выдавят молитву,
За кров не сходят, утром, в храм.
Ведут, в планшете, нервы битву,
А после сёрфят в телеграм.

Услышишь шутки — все о сексе.
Теперь он главный интерес.
Потом поговорят о весе,
О том как страшен вечный стресс.

В метро сидят на лавках люди.
У каждого в руках смартфон.
Кто слева выбирает худи,
Кто справа новый телефон.

Поодаль слева смотрит ногти,
камифубуки и фимо.
А справа мельком о детоксе,
По ссылке углубясь в ремонт.

Как так произошло не знаю
Я в мегаполисе в скиту.
Сижу, ничто не выбираю,
Скольжу сквозь эту суету.

Ловлю внутри себя желанья,
И растираю их пестом.
А если невтерпёшь страданья
То наложу компресс перстом.

На промежуточной вершине
Нет никого кто скал теплей.
А что же там, вверху, на льдине,
Где небо бирюзово-сине,
И вовсе нет границ у дней?