Набросок прозой

Вояж, саквояж, хауптбанхоф, каюта.
Кто входил в стеклянные двери вилл,
Кто с такой покорностью находил
Торжество рассвета и неуюта?
От венгерских скрипок до синих рек
Мир в кармане, сердце на дне стакана;
И везде песчинки от марципана:
Из индийских пляжей в московский снег.

Декабрь: время путешествий. Париж, Берлин, Дрезден, Гамбург, Брюссель, Брюгге, Гент, Антверпен, Амстердам, Таллинн. Москва; Вышний Волочек, Уколово. Тверь. Фантасмагория: в вагоне бистро контрактник выпивает с немолодыми рокерами (где сейчас увидишь молодых рокеров), а рядом со мной индус, по-русски не понимающий ни слова, покупает у официанта шоколад Merci.
— Жена-то тебя дождалась? Встретит?
— Встретит. А, может, и нет.
В Париже арабы поили по утрам отвратительным пойлом вместо кофе и подавали постояльцам прогорклые круассаны. Дрезден был похож на стеклянный шар со снежинками внутри; изразцовые плиты молочного магазина запомнились больше, чем похищение Ганимеда. Мемлинг в Брюсселе. Рождественская карусель в Брюгге. Публичный дом в Гамбурге, точно напротив здания полиции. Мадонна Микеланджело в соборе, итальянская беглянка. Нарядные лошадки, запряженные в повозки.
В Новгородской области лежат снега, и вдруг перед Петербургом поезд влетает в полярную ночь и ливень (привет Дюрренматту), и тут же начинает привычно болеть голова. Чтобы донести горячий чай до своего места, надо идти очень быстро и широким шагом. Пассажиры, стараясь не расплескать, несут стаканчики слишком осторожно и падают на чужие сидения, а я знаю, что на большой скорости и во время качки, напротив, надо стараться двигаться еще быстрее, только это и придает устойчивости.
— Сапсан сейчас идет со скоростью двести километров в час.
— Мы с ним ездили со скоростью двести шестьдесят.
Зачем-то написала ему: "Еду из Москвы". Хотела произвести впечатление. А он в ответ разразился грубой бранью в ее адрес.

Привыкнуть можно, наверное, и к Берлину,
К цветным узорам на плитах его молочной
И к колокольне, разрушенной вполовину,
Что укоризной бессильное небо точит.
Шнуровка так высоко обовьет ботинок,
Обхватит крепко, как будто уже и больно.
День Рождества, его моментальный снимок:
Блеск карамели в фунтике треугольном.
Блеск карамели, бесснежные ветви хвои,
Шар из стекла, свеча, золотое мыло.
Покрутишь в руках безделицу: сколько стоит?
Или почем вон тот ангелок бескрылый?

Исписанные тетрадные листы в клеточку. Картонные стакачики ("Чай? Кофе? Пластиковый и бумажный мусор?"). Нежность, уязвимость, неприкаянность. Азарт, печаль, нечаянная радость, дерзость, красота. Удивление. Люди: любопытство. Недоумение. Обида. Одиночество. Легкость случайного штриха.

Долгий путь от себя к судьбе, пусть и несколько лет назад;
Галереи. Кони застыли в гранитном галопе.
Магазины, кафе, дороги выбраны наугад.
К чашечке кофе прилагается шоколад.
Смятение прилагается к путешествию по Европе.
И роман до конца пролистан, и полшага до драмы.
И поднос подает бесконечно прелестница Лиотара.
Но и в Дрезден приходят письма Элоизе от Абеляра –
Чтобы ей сделать шаг из золоченой рамы.