Мусор

Иногда в нём просыпалась тьма —
не чужая, не принесённая ветром,
а его собственная, его домашний уют.
А он стал бешеным,
словно зверь, который знает каждый угол твоей души,
зверь, ради которого врут,
контролируют, ревнуют,
но не доверяют больше никому.

Со временем он усвоил одно:
выживать в этих условиях
предстояло только ему, одному.
По своему грубия,
смотрел ей прямо в глаза,
и тьма отступала — и потому
она уходила бродить по миру,
иногда по месяцы,
чтобы однажды вернуться
и снова постучать в его грудь.

Но не в этом была суть —
он редко позволял ей взять верх.
Воин, верил в свет
и держался за него,
как за поручень над собственной пропастью,
которую создал именно для этого мусора.

Всегда он, наедине — гордился этой властью,
гордился властью собственного выбора,
и заранее выпускал эту тварь на свободу,
вступая с тенью в диалог.
Знал, что другой — истинный его двойник —
живет в нём постоянно, за налог.
Вступая в адский огород,
в собственную свою природу,
не принадлежал больше себе,
не принадлежал даже семье, ни народу,
не принадлежал больше никому.
Называл это свободой.

Скажешь: он бросил. Но не так было.
Он говорил ценностями через помехи:
открывал оконные рамы памяти,
создавал прорехи
в закрытые двери сожалений,
в замурованные ниши забытых желаний,
собирал отголоски сплетен
и фальшивых мнений...
Зная тот внутренний дом наизусть,
приснил себе дальний берег,
где заканчивается страх и грусть.
И протянул туда свой тайный мост —
оберег,
где начинался его настоящий рост.

Не договаривая до конца,
с уверенностью подлеца,
он знал — туда выносят прах,
даже звездный,
прах пустоты и неудовольствия,
тень мага и тень мудреца.

Но тень хотела большего,
хотела от него действий,
расстройство — отличная база,
и со временем обжилась в нём,
как нелюбимая бабушкина ваза,
которую ставишь на шкаф
и постоянно забываешь про неё,
память — словно родовая фраза,
выбросить её — значит предавать,
ведь надо было бесконечно отдавать —
чтобы и бесконечно брать.
А ему — удовольствие врать.

Почему всё же он любил свою тень.
Общаться с ней — ему не стало лень,
общаться — словно зажигать огонь,
заводить в заброшенный дом светила.
Вот почему и я тень любила,
и мы открыли лавку — антиквариат.
Тут среди пыли и тишины
ставишь все эти рассказы вподряд.
Берёшь в руки книгу, чтобы снова прочитать.
Уверенно сказал мне: ищи нового пути.

И потом, в половине романа,
спрашиваешь вдруг:
Как можно любить зло? Вообще,
как понять, что он мне не враг, а друг?
Зло можно полюбить только поняв,
что корни — это длинные светлейшие руки,
что чудовищем не станешь от скуки.
Все эти лучики нежно обняв,
понимаешь сразу, что из тени душ
рождается гнев поступков —
и в ранах твоих — соль.
И следствием беды — всегда боль.

Понимаешь сразу,
что если у вас бездна на расстоянии дней,
если у вас постоянно гудят на кухне
наговоры предателей и стукачей,
теряешь разум и смысл,
даже веру свою в людей.

И тогда твой двойник
становится мудрым спутником,
осторожным, опытным самолёточником:
он ищет не разрушения,
а рассудка, ради справедливости.

Любили мы его — нашу жажду правды,
оберег уязвимости,
которую невозможно утолить —
огонь, благодаря которому
надо доверять друг другу,
нельзя было дружбу удалить.

Справедливость невозможна без правды.
Каким бы ни был твой несправедливый друг.
«У каждого своя правда», — скажешь ты,
«у каждого своя точка расчётов и услуг.»

«И потому у каждого и своё зло,
своя боль и стены», — ответила однажды я ему.
«Это маленький клочок мира,
который мы действительно населяем,
пара квадратных метров реальности,
где мы с тобой больше не выживаем,

старый забытый дом,
разорванный пропастью чувств,
на расстоянии дней,
что на двоих с тобой разделяем.
Зачем нам ключ? Зачем тебе код?
Если к любви и уважению между нами не ведёт?»

Иногда он был жесток —
по-настоящему,
потому что безнадёжность ломает
всё, что не стало истиной.

Знаешь,
я не являлась его единственной,
его подлинной.
Но из своих правд и оправданий
он построил решётки собственной тюрьмы,
даже для меня,
возможность не вместе выживать —
а быть.

Ведь наша справедливость —
часто единственное желание,
последняя грань,
за которую ещё стоит держаться,
чтобы не создавать мусор,
чтобы стремиться понимать друг друга,
чтобы стремиться больше любить
и жить.



/from the series “I’m not getting on this train”/ "В этот поезд я не вступаю"/