Две по сто

От нуля до двадцати и пяти
можно было подрасти и идти
к морю спичками трясти-поджигать,
уповая на христосову мать.
Непочатый Мойдодыр добрых дел.
Кого съели, тот и был, значит, смел.

Крокодил, ты дурачок, крокодил:
нет бы сплюнуть, а ты взял – проглотил.

Ветер-ветер, ты бесстыж и могуч.
Что ни совесть, то с дизайном под ключ.
Что ни рот – козлоногий сатир.
В мире моды есть мода на мир.

Мы все снесем, несносные.
Поносят, славят ротные
лихие девяностые,
ебейшие двухсотые.

Я сижу, подчиняю примус
суете окаянных свит.
Я зашил торпеду под плинтус,
а она атакует быт.
Нарисуйте меня в подвале
среди краповой тишины.
С вот такой ширины ****ом
и рождественской вышины.

Жизнь это то, чего предки не смели.
Смерть это то, что приходит в шинели.

Море-море волнуется раз.
Ты слыхал, что замнач пидарас?
Туки-туки, я вижу тебя:
извини, не прожить, не ебя.
В этом смысле, любовь, извини,
выше ноги дери от земли.
Вот и море волнуется два,
что была зеленее трава.

И у чьей-то знакомой постели
жизнь склонилась, не снявши шинели.