Ночной поселок 2. 0

Вот стою я у окна. Смотрю.

Не вглядываюсь — просто смотрю, позволяя ночи вливаться в зрачки.
Посёлок спит,выключив звук. Не тишина — а выключение.
И только сверчки,их сухой треск — словно лёгкое, непрерывное снятие мерки с темноты.
И ветер— не воет, а гудит в телефонах проводов, как в пустых раковинах.

А мир... Лунный свет не просто падает. Он сочится.
Струится по крышам,скользит по дороге. Он не озаряет — он замещает.
Подменяет вещество его лунной копией.

Дорога — не из грязи теперь. Она из холодного серебра, из расплавленного свинца тишины.
Крыши— не из шифера. Они из потускневшего олова, из чешуи огромной, спящей рыбы.
А тени— не отсутствие света. Они — его отрицание.
Такие чёрные,насыщенные, режущие.
Будто ночь— это не тьма, а чёрная бумага,
и кто-то только что вырезал из неё этот пейзаж острыми ножницами луны.

Тишина здесь — не пустота. Она материальна.
Она— густая, как кисель. Её можно потрогать языком — она будет холодной и вязкой.
Она входит в лёгкие с каждым глотком воздуха— не кислородом, а чем-то иным:
чистым, немаркированным пространством.Воздухом, из которого вынули все смыслы, оставив только возможность дышать.

И я стою.
Смываю с себя ярлыки.Поэт, боец, мыслитель — это шелуха, которая осталась в комнате за спиной.
Здесь я— просто объект наблюдения.
Ещё один элемент в этой гравюре:фигура у окна, которая свет отражает, но сама не светится.
Не фонарь,а камень. Не источник, а поверхность.

И в этом — нет грусти. Грусть требует истории, а здесь её нет.
Здесь есть только факт.Полное, окончательное принятие.
Я— здесь. Ночь — здесь. Мы существуем в одном срезе бытия.
И этого— более чем достаточно.

Достаточно для того молчаливого диалога, который важнее всех когда-либо сказанных слов.
Диалога,где вопрос — это сам факт моего присутствия,
а ответ— безразмерная, беззвучная полнота ночи, которая меня просто вмещает.
Без оценки.Без цели. Просто — позволяет стоять и смотреть.
И в этом разрешении— вся возможная милость.